Тибор Дери - Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале
— Я пошла раздобыть стакан воды или бутылку кока-колы, ей пить очень хотелось, — сказала Беверли, — но когда вернулась, ее уже след простыл. Постояла я дура дурой, в одной руке бутылка, другой схватясь за голову, будто меня огрели по затылку или изумили до чрезвычайности, хотя чему тут было изумляться? Я сразу поняла, что птичка улетела; однако села и стала ждать. Надо было скумекать, не надумает ли прискакать обратно, даже если мечущееся по склону шалое людское стадо захватило и повлекло ее с собой. Лишь бы только не забодало, не затоптало. С час, наверно, просидела я с посиневшим от холода носом и потеющими от волнения подмышками. Кто-то взял колу у меня из рук и выпил.
— Тут же вскоре, — сказала Беверли, — с парнем, сидевшим передо мной, случился эпилептический припадок. С пеной на губах грянулся он в грязь, извиваясь в конвульсиях, а я, держа его за голову и запихивая ему в рот носовой платок, чтобы язык не откусил, все следила, не мелькнут ли алые Эстеровы туфельки среди мельтешивших вокруг вонючих замызганных ног.
— Через час, — сказала Беверли, — перенервничав до того, что последние свои волосы готова была рвать, отправилась я искать ее по всему откосу — в окружении невероятного множества носилок, словно после разгона какой-нибудь студенческой демонстрации. Лежавшие на них почти все были прикрыты, и, чтобы увидеть, кого несут, приходилось протискиваться и приподымать над каждым простыню. Конечно, беря в расчет, что собралось триста тысяч человек — количество, равное населению целого большого города, к тому же и гигиенические условия оставляли желать лучшего…
— Со всех сторон, — сказала Беверли, — шли с носилками на пункты первой помощи, потому что потасовка у эстрады еще не прекратилась. А гитаристы Мика Джеггера наяривали меж тем: «Зачем мы согласились» — с таким одушевлением, что звукоусилители чуть не посрывались с мест и складные ножи в карманах стали сами раскрываться даже у тридцатилетних перестарков.
— Опустился вечер, — сказала Беверли, — стемнело, и в этой исполосованной прожекторами ночи пропала всякая надежда отыскать среди трехсот тысяч одного, сияй он даже как ангел с огненным мечом.
— Да и обыкновенных больных было, конечно, предостаточно, — сказала Беверли, — кроме всех этих неудачно вознесшихся и падших, потому что перебрали или недоброкачественной и поддельной манны объелись, которая ударила им в голову, и с копыт долой.
— Кто в коматозное состояние впал, оставшись без инсулина, — сказала Беверли, — кто, нанюхавшись, сел за руль и разбился, угодив в кювет. У кого солнечный удар, кого с аппендицитом унесли или с воспалением легких, с переломом ребер, с травмой черепа или инфекционной желтухой. Были и роды, в том числе преждевременные; одним словом…
— Я знала, что зря хожу, здравому смыслу вопреки, — сказала Беверли, — что нечего и думать ее найти, разве сам дух святой за ручку поведет. И все твердила себе: ну что ты мечешься, курица безголовая, остановись!.. — но бродила и бродила, долго еще после того, как последняя рок-группа покинула сцену и все фонари погасли, только дождевые лужи, слабо отсвечивая, отражали мои башмаки. «Может, еще удастся спасти, лишь бы вовремя захватить», — думала я.
— Вы случайно не видели Эстер, спросила я Мануэля, — сказала Беверли.
— И вы тоже? Вся Америка разыскивает Эстер, — сказал Мануэль Эстебан Хесус де Альвейро-и-Фуэнте.
— И я тоже? А кто еще? — спросила Беверли.
Мануэль обратил к ней свое утонувшее в русой бороде расстроенное лицо.
— Холод собачий, бедняжка Беверли, — сказал он. — Собачий холод. И палатка протекает. Нет у вас чем-нибудь укрыться?
— Нет, — сказала Беверли.
— О ней меня сегодня уже расспрашивали, — сказал Мануэль.
— Йожеф, наверно? — сказала Беверли.
— Кто из вас, собственно, ее потерял, бедняжка Беверли? — спросил Мануэль. — Он или вы?
— Да что вы все спрашиваете, перо вам под хвост, — сказала Беверли.
— Если потеряли, обратитесь в администрацию, — сказал Мануэль Хесус де Альвейро-и-Фуэнте. — Потеряна желтая штормовка, в правом кармане коробочка с инсулином, нашедшего просят… Потерялись лиловые женские брюки из эластика, в левом кармане пессарий… Аллана просят немедленно вернуться домой в связи со смертью бабушки… Курт Мюллер потерял шприц и коробочку пенициллина…
— Да в чем дело, чего вы от меня хотите? — спросила Беверли.
— Дама, упомянутая вами, одна вызывает интерес больший, чем целый публичный дом первого разряда, — сказал Мануэль. — Дали бы ей лучше и вы под зад коленкой, бедняжка Беверли.
— И я? А кто еще дал?
— Еще дал бы я. В принципе, конечно, — сказал Мануэль. — Если задницу подставит. Но, к сожалению…
— Послушайте-ка, Мануэль, — сказала Беверли, — а какого, собственно, черта занесло вас сюда, в эту монтанскую грязь, чего вам нужно тут с этой вашей улыбчатой солнечной бородой?
— Чего мне нужно, бедняжка Беверли? — сказал Мануэль. — Того же, чего и вам.
— Мне ровным счетом ничего, — сказала Беверли. — Кроме одной Эстер.
— И мне она нужна, бедная моя Беверли, — сказал Мануэль, — и я тоже импотент. Потому и хочется мне, если подставит, в задницу ее пнуть. И вам то же самое советую, бедняжка Беверли, вместо всякой там гомеопатии.
— А я бы петлю вам посоветовала, бедняжка Мануэль, — сказала Беверли, — раз уж вы ничего лучшего не находите.
— Что же, половине Монтаны прикажете удавиться? — спросил Мануэль Эстебан Хесус де Альвейро-и-Фуэнте с нескрываемым удивлением. — Ведь мы, кто сюда притопали, все это одурманенное, оборавшееся сборище, включая вас, — все мы тут импотенты, присмотритесь-ка хорошенько. И пусть вас не вводит в заблуждение, что в каждой луже вы натыкаетесь на сладострастно пыхтящую парочку, которая разбрызгивает грязь далеко вокруг. Все это копуляция; за неимением лучшего только копуляция.
— Короче говоря, вы не видели Эстер? — спросила Беверли.
— И далее, что я вам бы посоветовал, — сказал Мануэль, — не носитесь вы с этими вашими навязчивыми идеями, бедная Беверли. Не ищите Эстер, никакой Эстер тут нет. Ни для меня, ни для вас.
— А для Монтаны? Тоже нет? — спросила Беверли. — Перо вам под хвост, бедный Мануэль. Если не всю руку, то палец она уже Монтане отдала.
— Не думаю, — сказал Мануэль.
— Почему я ее и ищу, — сказала Беверли. — Чтобы остановить, чтобы не дала сожрать себя целиком.
— Ах, вот как, — осклабился Мануэль. — Скажите пожалуйста! Никогда бы не подумал. Еще, значит, случай импотенции. Нашего с вами полку прибыло, прекрасно, прекрасно. Лучше все-таки, значит, под нож, чем ножом, а, бедная моя Беверли?
— Иной альтернативы, по-вашему, нет, дон Мануэль Эстебан Хесус де Альвейро-и-Фуэнте? — спросила Беверли.
— Нет, — сказал вышепоименованный дон, а проще Мануэль. — Да вы сами поглядите, кто здесь мается, на этом проклятом холодище, в разливанном море грязи. Одни только жертвы — и вполне их достойные убийцы.
— Короче говоря, вы не видели Эстер? — спросила Беверли.
— Как же не видел, — сказал Мануэль. — Видел. Последний раз года три назад, а то и все четыре. Думал переспать с ней, но она не захотела.
— Даже с вами? — сказала Беверли. — Что же это она.
— Наверно, почувствовала во мне импотента, — сказал Мануэль. — Одним словом, она теперь тоже?.. Ну, это просто оборжаться, не обижайтесь, бедная моя Беверли.
— Вы случайно не видели Эстер? — спросила Беверли.
— О, Беверли, и вы здесь, воскликнул Рене, — сказала Беверли. — Сколько славных людей на таком пятачке, сказал он, распречудесно. Подсаживайтесь к нам, сказал он, и поболтаем.
— Вы случайно не видели Эстер? — спросила Беверли.
— Я вас обожаю, Беверли, — сказал Рене. — Подойдите поближе, дайте в лысину вас чмокну.
— Уже светало, — сказала Беверли, — когда луч моего карманного фонарика упал на его бородатое лицо Христа. С блаженно-отрешенным видом сидел он с целой компанией на узенькой скамейке у палатки, спиной подпирая брезент, ублаготворясь всем, чем только можно ублаготвориться.
— Устала я смертельно, — сказала Беверли, — устала от долгого ночного шлепанья по грязи, а еще больше из-за бессмысленности своей затеи, — от сознания, что вряд ли вообще найду Эстер в трехсоттысячной толпе, безразлично даже, успею или нет: с этой вероятностью я почти уже как-то примирилась. Страшно мне стало только позже, постепенно, сама не знаю отчего.
— С опухшими, разболевшимися ногами присела я рядом с Рене, — г сказала Беверли. — Хорошо, хоть дождь унялся, по долине там и сям разжигали костры, сон не брал этих дуроломов из-за всего пережитого, да и холодно было в подымавшемся снизу тумане.
— Вы случайно не видели Эстер, спросила я Рене, — сказала Беверли.
— Кого не видел? — спросил Рене.
![BlackSpiralDancer - Unwritten [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
