Кормак МакКарти - Дорога
Весь день только и делали, что ели да спали. Он планировал двинуться дальше, но в такой дождь… Хороший повод задержаться еще на какое-то время. Тележка из магазина спрятана в сарае. Вряд ли в такую погоду кому-нибудь захочется отправиться в путешествие. Они перебирали припасы, прикидывая, что можно взять с собой, откладывали нужные вещи в отдельную кучу в углу бункера. Короткий день промелькнул незаметно. К вечеру дождь стих, и тогда они вылезли наружу и стали перетаскивать в сарай коробки, и узлы, и пластиковые пакеты и укладывать все это на тележку. Слабо освещенный люк посреди темного двора с виду — точь-в-точь разверзшаяся могила со старого полотна, изображающего конец мира. Заполнив тележку доверху, отец укрыл ее куском полиэтилена и, пропустив веревки через кольца по краям получившейся накидки, крепко привязал к прутьям тележки. Отступили назад и в свете фонарика посмотрели, как получилось. Мысленно отругал себя за то, что не сообразил прихватить из магазина парочку запасных колесиков. Поздно. Зеркало со старой тележки тоже бы пригодилось, да что теперь говорить… Поужинали и легли спать. Ранним утром по очереди выкупались в ванной, помыли голову, позавтракали и с первыми лучами уже шли по дороге, в чистых масках, вырезанных из простыни. Мальчик впереди, сметает веником на обочину сучки и ветки, отец склонился над ручкой тележки и всматривается в теряющуюся вдали дорогу.
По сырому лесу перегруженную тележку не провезти. В обед остановились прямо на дороге, и вскипятили чай, и доели последнюю ветчину из банки с крекерами и горчицей. Яблочное пюре на десерт. Сидели спина к спине, следили за дорогой.
— Пап, ты знаешь, где мы?
— Приблизительно.
— Это как?
— Ну, думаю, до побережья еще миль двести. Если по прямой, как летит стая ворон.
— Стая ворон?
— Ну да, если не сворачивать и не блуждать.
— Мы скоро туда доберемся?
— Не так чтобы очень скоро, но уже немного осталось. Мы же не птицы.
— Потому что птицам не надо держаться дороги?
— Да.
— И они могут лететь куда хотят?
— Да.
— Как ты думаешь, есть еще где-нибудь вороны?
— Не знаю.
— Ну скажи, как ты думаешь?
— Думаю, вряд ли.
— А они могли улететь куда-нибудь, например, на Марс?
— Нет, не могли.
— Слишком далеко?
— Да.
— Даже если бы хотели.
— Даже тогда.
— А что, если они пробовали и на полпути устали. Они что, упадут вниз?
— Знаешь, не могли они так высоко забраться, лететь-то надо в космосе, а там воздуха нет. К тому же в космосе холодно, и они бы просто замерзли насмерть.
— А-а-а.
— Да и потом, откуда им знать, где Марс.
— А мы знаем, где Марс?
— Приблизительно знаем.
— А если бы у нас был космический корабль, мы могли бы туда отправиться?
— Ну, если бы это был действительно хороший корабль и нашлись люди, чтобы тебе помочь, то, думаю, ты бы смог.
— А на Марсе есть вода и продукты?
— Нет, там ничего нет.
— А-а-а.
Сидели долго, подстелив сложенные одеяла. Наблюдали за дорогой: один смотрел в одну сторону, второй — в другую. Тихо, безветренно. Никакого движения. Погодя мальчик пробормотал:
— Нет никаких ворон, да ведь?
— Нет.
— Только в книжках про них пишут.
— Только в книжках.
— Так я и думал.
— Ты готов идти?
— Да.
Поднялись, убрали кружки и остатки крекеров. Отец сложил одеяла на тележку, прикрыл полиэтиленом, а потом стоял, пристально смотря на мальчика.
— Что, пап?
— Я знаю: ты думал, что мы умираем.
— Ага.
— Но мы выжили.
— Ну да.
— Хорошо.
— Можно я кое-что у тебя спрошу?
— Конечно.
— Если бы превратиться в ворону, можно бы было полететь высоко и увидеть солнце?
— Да, можно.
— Я тоже так подумал. Вот было бы здорово.
— Да. Ну что, готов?
— Готов.
Отец остановился, спросил:
— Куда подевалась дудочка?
— Я ее выкинул.
— Выкинул?
— Да.
— Хм, ну ладно.
— Ладно.
В нескончаемых вечерних сумерках они пересекали реку и, опершись на парапет, разглядывали медленный поток мертвой воды под мостом. Сквозь завесу пепла ниже по течению, как черная бумажная декорация, маячил силуэт сгоревшего города. Увидели его еще раз уже в темноте, поднимаясь вверх по склону высокого холма. Толкали тяжелую тележку, остановились перевести дух, и отец развернул колесики так, чтобы тележка не покатилась вниз. Маски успели запачкаться, особенно около рта, вокруг глаз — черные круги. Сели в пепел на обочине и смотрели на восток, где силуэт города стал сливаться со сгущающейся темнотой. Не видно ни огонька.
— Как ты думаешь, там кто-нибудь есть, пап?
— Не знаю.
— Когда мы уже остановимся?
— Хочешь, прямо сейчас.
— На холме?
— Спустим тележку вон к тем камням и укроем ее ветками.
— А это хорошее место для стоянки?
— Ну, никто не любит останавливаться на вершине холма. А нам и не надо, чтобы они останавливались.
— Так что это место нам подойдет.
— Да, подойдет.
— Потому что мы не дураки.
— Ладно, ладно. Главное — не обдурить самих себя.
— Хорошо.
— Ты готов?
— Да.
Мальчик поднялся, взял веник и закинул его себе на плечо. Посмотрел на отца:
— Ну, какие у нас долгосрочные планы?
— Что?
— Долгосрочные планы.
— Где ты слышал это выражение?
— Не знаю.
— Ну правда, где?
— Ты сам так сказал.
— Когда?
— Давно.
— И каков был ответ?
— Я не знаю.
— И я тоже. Ладно, пошли. Темнеет.
На следующий день ближе к вечеру, когда они подошли к повороту дороги, мальчик вдруг остановился и положил руку на тележку. Прошептал: «Папа». Отец поднял голову. Впереди на дороге маячила фигура: человек шел, согнувшись, с трудом передвигая ноги.
Отец стоял, облокотившись на ручку тележки. Пробормотал:
— Ну, кого еще черти принесли?
— Что же нам делать, пап?
— Может, это западня.
— И что будем делать?
— Давай пойдем за ним. Посмотрим, обернется он или нет.
— Давай.
Путник явно не собирался оборачиваться. Какое-то время они просто шли за ним, а потом ускорили шаг и нагнали его. Старик, невысокого роста, сутулый. За плечами — армейский рюкзак с привязанным сверху одеялом. В руках очищенная от коры палка — нащупывает ей дорогу. Увидев их, отошел к самой обочине и повернулся к ним лицом. Смотрит опасливо. Челюсть подвязана грязнущим полотенцем, будто зубная боль его замучила. Воняет невыносимо. Не то чтобы от них самих уж очень хорошо пахло, и все же…
— У меня ничего нет. Хотите, проверьте.
— Мы не грабители.
Повернул голову так, чтобы лучше слышать:
— Что?
— Говорю, мы не грабители.
— Кто же вы тогда?
Что они могли сказать ему в ответ? Старик вытер нос рукой и стоял в ожидании. Ноги обернуты в тряпки и куски картона и перевязаны зелеными веревками, сквозь дырки и прорехи в одежде видны слои отвратительных лохмотьев. Как-то вдруг сник. Оперся на палку, и опустился на дорогу, и сел прямо в кучу пепла, закрыв одной рукой голову. Стал похож на ворох тряпья, упавший с тележки. Они подошли поближе и остановились.
— Эй, послушайте!
Мальчик нагнулся к старику и прикоснулся рукой к его плечу:
— Пап, он напуган. Он очень боится. Отец оглядел дорогу:
— Если это засада, убью его первым.
— Пап, он просто боится.
— Скажи ему, что мы его не обидим.
Старик качал головой из стороны в сторону, вцепившись пальцами в грязные волосы. Мальчик посмотрел на отца:
— Может, он думает, что мы ему привиделись.
— И кто же мы тогда, по его мнению?
— Я не знаю.
— Нам нельзя здесь задерживаться. Надо идти дальше.
— Он боится, папа.
— Не советую тебе прикасаться к нему.
— А может, дадим ему поесть?
Стоял, смотрел на дорогу. Прошептал: "Черт побери". Посмотрел на старика. Ну что, он превратится в бога, а они — в деревья? Сказал:
— Ну хорошо, хорошо.
Развязал полиэтилен на тележке, откинул его в сторону и, порывшись в банках, выудил одну — с фруктовым салатом, достал открывалку из кармана, открыл банку, отогнул крышку, пошел обратно и, присев, передал банку сыну.
— А ложка?
— Ложка ему не положена.
Мальчик взял банку и протянул ее старику, прошептав:
— Возьмите. Вот.
Старик поднял глаза и посмотрел на мальчика. Тот совал ему банку. Похоже, будто на дороге кто-то наткнулся на раненого стервятника и пытается его накормить. Мальчик повторял:
— Не бойтесь.
Старик опустил руки. Заморгал. Серо-голубые глаза. Глубоко спрятаны в мешочках между тонких забитых грязью морщин.
