Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Минаев Сергей Сергеевич

— Ни фига себе. А задавили кого?

— Я не помню, но, кажется, трупы были. Точно были. В газетах даже писали. Слушай, у тебя мелочь есть на тачку?

Через час Вадим вводит в мой кабинет женщину маленького роста, с красными от бесконечного плача глазами и абсолютно серым лицом. Несмотря на то, что женщина явно находится в состоянии долгой драмы, она аккуратно одета и причёсана. На груди её кофты приколота зелёная брошь, а на плечах лежит платок с сине-зелёными узорами.

— Антон, знакомьтесь, это Зинаида Николаевна. Я рассказывал тебе про её горе.

— Да, да, конечно. Зинаида Николаевна, хотите чая?

— Нет-нет, спасибо, Антон, расскажите мне, что вы знаете о Володе? Вы же знаете его?

— Да. Я его знаю. Мы вместе служили. Вы понимаете, я… я даже не знаю, с чего начать, — я вытираю ладонью мифический пот на лице, — понимаете, Зинаида Николаевна, я занимаюсь делами российских солдат, воевавших в Чечне.

— Да вы же знаете, мой Володенька воевал там. Он вернулся, и я не могу понять, почему он мне не звонит. Может быть, у него какие-то дела? Мне все говорят, и соседи, и в поликлинике, и в военкомате, что он погиб. Но я-то его видела тогда ещё. Год назад. И знаю, что он в Москве, только не звонит мне почему-то и не приезжает. Может, у него девушка появилась? Знаете, они ведь в этом возрасте влюбчивые. А что, я считаю, что это хорошо. Пусть приводит её к нам. Я буду в своей комнате жить, им оставлю большую. А дети пойдут? Всё же лучше, чем по съёмным углам жить. Зачем снимать, если у нас есть квартира? А может быть, он у неё живёт? Почему же он не звонит?

— Зинаида Николаевна, послушайте. Я вам все сейчас объясню.

— Что-то случилось с Володенькой? — Она вскочила и начала теребить платок. — Вы скажите, что-то случилось?

— Успокойтесь, Зинаида Николаевна. Вадим, врач здесь?

— Да, он ждёт за дверью.

— Мне не нужен врач, слышите?! Скажите, что с моим сыном?

— Зинаида Николаевна, он жив. Его здоровье вне опасности. Вы смотрите телевизор?

— Я? — Она села на стул, затем снова вскочила. — Нет, не смотрю. Там его показывали? Я радио только слушаю.

— Сегодня в московском метро произошёл террористический акт. Взрыв. Слышали? По радио должны были сказать.

— Да… — она растерянно посмотрела по сторонам, — что-то такое говорили. Там был мой сын? Он там вчера был? — У женщины затряслись плечи. Она вытерла лицо платком, собралась с силами и продолжила: — Я приму любую правду. Скажите, что с моим сыном?

— Зинаида Николаевна, — я закашлялся, — ваш сын вчера вышел из метро в момент взрыва. Его слегка контузило. Одна из карет «Скорой помощи» увезла его в больницу. Мы ищем его, но списки пострадавших засекречены. Мы знаем точно, что он там был, потому что поддерживаем связь со всеми ветеранами Чеченской войны. Он вчера позвонил нам перед тем, как выйти из метро. Он собирался ехать к вам.

— Да? Володенька звонил? А почему же он не позвонил мне? Надо искать его! Слышите, давайте искать его по больницам!

— Зинаида Николаевна, мы пытаемся его искать, но списки пострадавших засекречены самым главным министром. Министром МЧС. И он нам не хочет отвечать на вопросы.

— Почему? Ведь мой сын ни в чём не виноват. Он ехал ко мне. Надо идти к министру, пусть он скажет мне, где мой сын. Я же мать. Что же это такое происходит? — Она снова начала рыдать. — Я сама к нему пойду, как мне его найти?

— Зинаида Николаевна, я как раз вам хочу это предложить. Вам, как матери, он не сможет отказать. Завтра, в одиннадцать утра, будет пресс-конференция, на которой выступит министр МЧС. Вы расскажете ему, что видели вашего сына у метро в момент взрыва. Видели дым и его, лежащим на земле. Только так министр поймёт, что вы знаете о том, что вашего Володю прячут в государственной больнице. Он поймёт и скажет, где искать Володю. Мы должны сделать это вместе. Вы и я. Пойти и спросить министра, где Володя.

— Да… да, мы пойдём. Дым, Володя на земле. Но… но я же не была вчера у метро? — опешила женщина.

— Если вы скажете, что не были у метро, министр вам не поверит. И мы уже не сможем найти Володю. Обязательно нужно сказать, что вы там были. — Я перегнулся через стол и вплотную приблизился к её лицу: — Понимаете, Володя очень ждёт, что вы его разыщите. Он вас ждёт, Зинаида Николаевна. Лежит в больнице и ждёт.

— Да. Да. Я поняла. Он ждёт. Министр не поверит, если не на земле. Володя в дыму. Ой… у меня голова начинает кружиться.

— Спокойно, Зинаида Николаевна, — я делаю Вадиму знак, и он убегает за врачом, — сейчас мы вам укольчик сделаем, а завтра вместе поедем на встречу с министром и отыщем Володю.

Я встаю, обнимаю её за плечи и поправляю платок. Вбегают Вадим и женщина в белом халате. Она делает укол Зинаиде, я в это время ещё раз проговариваю историю с её присутствием у метро, затем врач и Вадим берут её аккуратно под руки и выводят из кабинета.

Я сажусь в кресло и вытираю салфеткой лоб. В этот раз я по-настоящему вспотел. Возвращается Вадим. Он стоит на пороге кабинета, смотрит на меня и кивает. Я киваю в ответ. Вадим снова уходит. Оставшись один, я изнутри закрываю кабинет на ключ, снимаю трубки со всех аппаратов, выключаю мобильник, сажусь за стол, кладу голову на скрещённые руки и смотрю перед собой. Трудно сказать, сколько времени я провожу в этом безмолвии. Мне по-настоящему страшно от того, что мы сделали.

В четыре часа я вальяжно вышагиваю по Лубянке и гляжу по сторонам. Людей на улице мало, вероятно, в связи с сегодняшним происшествием все решили попрятаться по офисам и квартирам. Все вокруг выглядит как-то взъерошенно. Даже машины, стоящие в пробке, похожи на взъерошенных котов, которых кто-то дразнил или пугал. Вероятно, они смотрятся так из-за солнца, которое светит сквозь тучи как-то полосами. Проходя мимо кафе «Щит и Меч», я разглядываю висящую на манекенах в витринах форму работников органов госбезопасности разных лет. Между фигурами кто-то повесил фото Боно и его группы. Я останавливаюсь и разглядываю плакат за витринным стеклом этого кафе. Довольно странно видеть здесь изображения рокеров с мировой славой, да ещё и поддерживающих Amnesty International. Может быть, владелец кафе таким образом показывает свою диссидентскую сущность? Но, приглядевшись, я врубаюсь, что никакие это не «Ю-2» во главе с Боно. На плакате — Патрушев и офицеры ФСБ, стилизованные под группу «Ю-2», стоят с гитарами на крыше ГУМа и смотрят на колонну олигархов, идущую под конвоем по Тверской улице. Сзади них горят здоровенные неоновые буквы:

Я захожу в «Шатёр» и вижу сидящих за столом Сашку и Никитоса. Они радостно машут мне руками, а Сашка показывает пальцем на стоящую на столе бутылку водки.

— Привет, — я обнимаюсь поочерёдно с каждым, — как дела?

— Да вроде как хорошо, — улыбается Никита, — а у тебя?

— Да так… местами, но в целом хорошо.

— А у меня плохо, — судя по красноватым глазкам, Епифанов уже бухенький, — я с выборами мэра в Норильске завис.

— Ну, наливаю тогда, — Никита берёт бутылку и разливает, — давайте только жрать возьмём, а то мы тебя уж заждались.

— А что случилось-то? — спрашиваю я Сашку, когда мы чокаемся.

— У нас вчера двоих работников штаба в Норильске убили…

— Как?

— Легко. Думаю, что даже не затратив больше ста калорий. Из пистолета. Пах-пах — и готово.

— Начинается, — говорит Никита, — не успели сесть к столу, как тут же вы про жмуров начинаете базарить. Другого места, что ли, нет? Дайте хоть пожрать спокойно, без стрессов.

— Да погоди ты со своей жратвой, тут такие новости, — перебиваю я его, — стрессы его беспокоят. Тоже мне, существо тонкой душевной организации.

— Да, тонкой душевной организации. Может, разговоры о трупах провоцируют мой гастрит. Мне, может, вообще нервничать нельзя.