Артур Пеппер и загадочный браслет - Патрик Федра
Артур потянулся за лежавшим на столешнице рулоном мешков для мусора, походившим на толстый черный телескоп. Тяжелый, отметил он про себя. То, что надо.
Чтобы собраться с духом, Артур еще раз перечитал рекламную листовку «Спасители кошек»: «Все вещи, пожертвованные нашей организации, будут проданы с целью сбора средств для пострадавших от жестокого обращения кошек и котят».
Сам он слабости к кошкам не питал, особенно после того, как они стали разбойничать на альпийской горке, но Мириам их любила, хотя и начинала чихать от их шерсти. Она оставила листовку под телефоном, и Артур решил, что это знак: именно этой благотворительной организации он должен передать вещи жены.
Сознательно оттягивая момент, когда предстояло заняться делом, он медленно двинулся вверх по лестнице и остановился на первой площадке. Разбирать вещи Мириам было как прощаться с ней во второй раз. Он словно удалял ее из своей жизни.
Сквозь навернувшиеся слезы Артур смотрел в окно на сад, разбитый на заднем дворе. Если встать на цыпочки, можно было увидеть, как подпирают небо похожие на каменные пальцы кончики шпилей Йоркского собора. Деревня Торнэппл, в которой он жил, располагалась в пригороде Йорка. Вишневые деревья уже начали отцветать, и лепестки падали на землю, как розовое конфетти. С трех сторон сад был окружен деревянным забором — достаточно высоким, чтобы соседи не могли через него заглядывать и заводить светскую беседу. Они с Мириам довольствовались обществом друг друга. Они все делали вдвоем, и чужим здесь места не было. Уж извините.
Когда-то он соорудил из железнодорожных шпал четыре грядки, на которых теперь росли свекла, морковь, лук и картошка. В этом году можно попробовать вырастить еще и тыквы. Мириам использовала этот урожай для приготовления отличного куриного жаркого с овощами и еще всяких супов. Но из Артура повар никудышный. Вот, например, в прошлом году он собрал замечательные красные луковицы, но они пролежали на кухне до тех пор, пока кожура у них не сморщилась, как его собственная кожа, и их пришлось выбросить.
Артур преодолел наконец ступеньки и остановился, тяжело дыша, у двери ванной. Когда-то он этих ступенек и не замечал, гоняясь за Дэном и Люси. Теперь многое давалось ему тяжело. Суставы в коленях скрипели, и он ясно чувствовал, что весь как-то усыхает. Волосы из черных превратились в снежно-белые (но все еще густые, причесывать их по-прежнему нелегко), а кончик носа день ото дня становился все краснее. Артур не мог вспомнить, в какой момент перестал быть молодым и превратился в старика.
Его дочь Люси, когда они разговаривали по телефону несколько недель назад, сказала: «Генеральная уборка пойдет тебе на пользу, папа. Тебе полегчает, если ты не будешь видеть маминых вещей. Ты сможешь жить дальше». Сын Дэн время от времени звонил из Австралии, где теперь жил с женой и двумя детьми. Он проявлял меньше такта: «Да выброси ты этот хлам. Не превращай дом в музей».
Жить дальше? Куда ему жить дальше, черт возьми? Ему шестьдесят девять, он не подросток, который может поступить в университет, а может пропустить год. Жить дальше. Артур вздохнул и открыл дверь в комнату.
Он медленно потянул на себя зеркальные створки платяного шкафа. Коричневое, черное, серое — на Артура смотрел целый строй одежды всех землистых оттенков. Странно, он не помнил, что Мириам одевалась так скучно. Внезапно она предстала перед его глазами. Молодая Мириам держала Дэна за руку и за ногу и крутила его вокруг себя — они играли в самолет. На ней был голубой сарафан в горошек и белая косынка. Запрокинув голову, Мириам хохотала, приглашая Артура присоединиться к игре… Видение исчезло так же быстро, как появилось. Его последние воспоминания о Мириам были цвета одежды в шкафу. Серые. У нее были алюминиево-серые волосы, постриженные «шапочкой». И она уходила из жизни, постепенно теряя цвет и форму, как те непригодившиеся луковицы.
Мириам болела несколько недель. Вначале это был обычный бронхит, который раз в год укладывал ее в постель на две недели и отступал после курса антибиотиков. Но на этот раз болезнь перешла в воспаление легких. Врач продлил постельный режим, и Мириам, которая не любила ни с кем спорить, послушалась.
Артур обнаружил ее в постели — глаза Мириам были открыты, тело неподвижно. Артур решил, что она наблюдает в окно за птицами, но, когда взял ее за руку, все понял.
Половину гардероба Мириам составляли кардиганы. Они бесформенно свисали с вешалок, рукава такие растянутые, будто их брала поносить горилла. Еще там были ее юбки — темно-синяя, бежевая, серая — все миди. Артур чувствовал запах ее духов, роза и ландыш, и ему так захотелось коснуться носом затылка Мириам, хотя бы еще раз, Господи, ну пожалуйста. Он часто мечтал о том, что однажды все произошедшее окажется дурным сном, он спустится на первый этаж и обнаружит там Мириам, которая решает кроссворд из «Женского еженедельника» или пишет письмо кому-нибудь из тех, с кем подружилась во время отпуска.
Артур дал себе еще несколько минут — посидеть на краю кровати и пострадать — затем решительно развернул два пластиковых мешка для мусора. Он должен это сделать. Один мешок предназначался для вещей, которые отправятся в благотворительную организацию, другой — для тех, которых ждет помойка. Несколько охапок вещей отправились в благотворительный мешок. Тапочки Мириам — поношенные, с дыркой на носке — перекочевали в помойный. Артур работал быстро и решительно, не давая воли эмоциям. Разобрав шкаф уже до половины, он нашел две почти одинаковые пары шнурованных полусапожек — это на благотворительность. Затем настала очередь большой коробки, откуда Артур извлек коричневые замшевые сапоги с меховой подкладкой, очень практичные.
Вспомнив рассказ Бернадетт, как однажды она купила на блошином рынке пару ботинок и в одном из них обнаружила лотерейный билет, который правда оказался невыигрышным, Артур машинально сунул руку в один сапог. Пусто. Затем в другой. К своему удивлению, внутри он нащупал что-то твердое. Странно.
Это оказалась отделанная тисненой алой кожей маленькая шкатулка в форме сердца. С крохотным золотым висячим замочком. Цвет Артуру не понравился. Вещь выглядела дорого и легкомысленно. Может быть, это подарок от Люси? Нет, он бы ее помнил. Сам он такого жене никогда бы не купил. Мириам любила подарки либо простые, либо практичные — например, серебряные серьги-пусеты или забавные кухонные варежки. Всю свою совместную жизнь они экономили, откладывая каждый лишний фунт на черный день. Когда наконец потратились на ванную и кухню, Мириам даже не особо радовалась. Нет, купить эту шкатулку она не могла.
Артур изучил замочек. Затем стал рыться на дне шкафа, раскидав всю оставшуюся обувь, но ключ не нашел. Попробовал открыть коробку маникюрными ножницами, но замок не поддавался. Артура разбирало любопытство. Не желая признавать поражения, он отправился вниз. Чтобы он, слесарь, мастер по замкам с пятидесятилетним стажем, не мог справиться с замочком на какой-то несчастной шкатулке! Из кухонного комода Артур достал свой «волшебный сундучок» — пластиковый контейнер из-под мороженого, в котором держал инструменты.
Он вернулся в спальню с набором отмычек. Вставил самую маленькую в замочную скважину и слегка повернул. Замок щелкнул, крышка шкатулки приоткрылась на несколько дразнящих миллиметров — как полуоткрытый рот, который вот-вот прошепчет секрет. Артур открыл замок до конца и откинул крышку.
Внутри шкатулка была выстлана черным тисненым бархатом. До чего же дорогая и пошлая штуковина. Но когда Артур увидел лежавший внутри браслет с подвесками-шармами, у него перехватило дыхание. Золотой, шикарный, увесистая цепочка, застежка в форме сердца. Снова сердце.
Подвесок-шармов было восемь: слон, цветок, книга, палитра, тигр, наперсток, сердце и кольцо.
Артур достал браслет из шкатулки. Он был тяжелый и, когда Артур вертел его в руке, шармы звенели. Если это и не антиквариат, то точно очень старая вещь, и каждый шарм — настоящее произведение ювелирного искусства. Но как Артур ни напрягал память, не мог вспомнить, чтобы Мириам носила этот браслет или показывала ему шармы. Возможно, она купила его в подарок кому-то. Но кому могла предназначаться такая дорогая вещь? У Люси все украшения были новомодные, из мотков серебряной проволоки, стекла и ракушек.
