Павел Сутин - 9 дней
Зазвонил телефон, Никон сказал:
— Слушаю… Здравствуй… Нет, ты не успеешь, не рви сердце. Тебе сюда десять часов лету. Мы похороним его, а ты там за его память выпей… Ольга-то? Ольга как Ольга. Нормально держится Ольга, без истерик. Витьке сочинили что-то: командировка, работа. На год, короче, папа уехал.
* * *В приемной редакции журнала «Время и мир» тихо, как обманутый ребенок, плакала щуплая темноволосая секретарша. Вошел Владик Соловьев, замглавного, поставил перед ней стакан с водой, тронул за плечо и сказал:
— Ритуль, попей водички. И поехали, пора.
Он погладил секретаршу по голове и вышел. Зазвонил телефон, девушка вытерла глаза, высморкалась в раскисшую салфетку и подняла трубку.
— Журнал «Время и мир», здравствуйте… Нет, его сегодня не будет. — Она, икнув, всхлипнула. — И завтра не будет.
* * *Вадим Борисович Колокольцев по прозвищу Худой пробовал перестроиться в правый ряд, чтобы свернуть на Пятницкое шоссе. Вчера утром ему позвонил Бравик и сказал незнакомым голосом: страшная беда у нас, Вовка разбился на машине, умер два часа назад в пятнадцатой больнице. Худой минут десять оцепенело сидел на стуле, у него онемели щеки, он включал и выключал настольную лампу. Потом стал звонить Гене, Никону, кричал в трубку: это не ошибка? а Ольга знает? а Вите сказали? Он выбежал из дома, зачем-то поехал в пятнадцатую больницу, с Волгоградки позвонил Бравику, опять что-то кричал. Бравик оборвал: кончай истерику, и так все с ума сходим, похоронами Никон занимается, прощаться будем в Митинском крематории.
Колокольцев действительно был худой: узкоплечий, узколицый. Он был радиоинженером, работал во Фрязине, в «ящике». Еще он был райдером, его хорошо знали в Терсколе, Вербье и Гульмарге.
Внешняя сторона МКАД стояла, Худой кое-как пробрался правым рядом с Ленинградки до Пятницкого шоссе, но теперь ему преграждал съезд синий «Бентли». Худой включил поворотник, попытался перестроиться, «Бентли» подал вперед и не пустил. Худой посигналил, показал рукой: будь человеком, мне на съезд. «Бентли» не шелохнулся. Худой открыл правое окно. У «Бентли» скользнуло вниз тонированное стекло, колко глянул средних лет мужик с жестким лицом и седым ежиком.
— Тут такое дело, — громко сказал Худой, подавшись к окну. — С этой машиной уже ничего никому не надо доказывать. Уже можно уступать и пропускать.
Мужик шевельнул бровью, скупо усмехнулся, поднял стекло и пропустил Худого на съезд.
* * *В ритуальном зале крематория постамент обступили Никон, Бравик, Милютин с женой Юлей, Гена, Владик, Рита, Ольга с родителями. Никон огляделся, узнал Петю Приза из «Большого города», Скальского из «Монитора», Штейнберга из Минпечати. Наособь от остальных стояли пятеро мужчин и две женщины с гвоздиками. Гена шепнул Бравику, что это одноклассники. Было еще человек десять с курса и три приятеля Гариваса по шхельдинскому альплагерю. Никон вдруг понял, что в зале нет Шевелева.
«Черт, — подумал он, — мы ж не позвонили… Все, он не простит».
Полированный гроб был закрыт крышкой, так решил Никон.
«Гроб пусть будет закрыт, — сказал он накануне похоронному агенту. — Там ожоги, гематомы, нос сломан, это никаким гримом не замазать».
«Какой гроб будете заказывать? — спросил агент. — Я так понимаю, что сырую сосну с кумачовой обивкой вы не захотите». Он оказался славным человеком, этот агент, и читал «Время и мир»; когда услышал фамилию покойного, потрясенно ткнул кулаком в лоб.
Строгая крематорская дама скорбно заговорила:
— Друзья, сегодня мы прощаемся с Владимиром Петровичем Гаривасом. Трагедия вырвала из жизни яркого и талантливого человека. Владимир Петрович получил врачебное образование, но оставил медицину и стал высокопрофессиональным журналистом. Он создал и возглавил общественно-политический журнал «Время и мир» и в течение семнадцати лет бессменно был его главным редактором. Профессиональная деятельность Владимира Гариваса была отмечена признанием коллег и читателей…
— Зачем все это? — угрюмо сказал Никон.
— Потерпи, это ненадолго, — не оборачиваясь, ответил Бравик.
Никон мягко отстранил Бравика и прошел к постаменту.
— Вы извините, пожалуйста, — сказал он даме. — Разрешите.
Дама растерянно отошла, Никон помолчал, потом сказал:
— Спасибо всем, что приехали. Поминки будут у Сергеевых. Проходите, пожалуйста, прощайтесь.
Он шагнул к гробу и ладонью неловко огладил крышку.
* * *На кухне Сергеевых Марина и Юля Милютина резали буженину и сыр. Из комнаты слышались голоса, шум передвигаемых стульев. Гена с Никоном курили у окна.
— Где Бравик с Лободой? — спросил Никон.
— Скоро подъедут. Им на работу надо было. К шести будут.
— Мне в какой-то момент показалось, что Ольга не поедет.
— Почему?
— Ну, так… Сразу пошла к машине, ни с кем не попрощалась.
— Да, она не хотела. Ее Маринка уговорила.
— Ольге сейчас хуже, чем нам.
— Поди разбери, кому сейчас хуже.
— Ты прикинь: мыто все вместе. А она одна.
— Вот раз так, то будь с ней потеплее.
— Да, конечно…
Никон бросил окурок в окно.
— Чего мусоришь? — недовольно сказал Гена. — Пепельницы нет?
— Они когда разводились — я ж крайний был.
— Там все крайние были.
— Вы про что? — спросила Марина и подала Юле две плошки с маринованными белыми грибами.
— Это они про Вовкин развод, — сказала Юля и понесла грибы в комнату.
— И Вовка был кругом виноват, и мы тоже, одна Ольга в белой кисее, — сказал Никон.
— Иди налей ей, — сказала Марина.
— Я? — Никон моргнул. — А чего налить?
— Кефиру, — сказала Марина. — Иди, посиди с ней. Просто посиди, поговори.
— Понял, ага… А про что говорить?
— Про Витьку, про машину. Там что-то не так с подвеской. Иди, поговори с ней. Ты же все знаешь про машины.
Никон взял со стола две рюмки, исчезнувшие в его лапище, как наперстки, и вышел.
— Чего вы вдруг про развод вспомнили? — спросила Марина.
— Это Никон вспомнил. — Гена погасил окурок под краном и бросил в мусорное ведро. — Ты ж помнишь, как Ольга себя вела. Позаписывала, блин, нас всех во враги.
Марина посмотрела на часы и сказала:
— Где Лобода? Я ему сказала, чтоб он бородинского купил.
— Звонил минут десять назад. Подхватил Бравика, сейчас стоит в пробке на Люсиновской.
— Это он с гаишниками говорил?
— Да.
— Господи, странно все это… Вовка очень аккуратно водил. Он прекрасно водил, несуетливо, он двадцать лет за рулем. Как же это могло случиться?
