Кадзуо Исигуро - Художник зыбкого мира
— Да кто они такие, в конце концов? — возмущалась она. — Нет, тебе следовало сказать, что мы не желаем иметь с ними никаких дел!
— Да что тут такого особенного? — успокаивал я ее. — Нам от них абсолютно нечего скрывать. Происхождение у меня самое обыкновенное, состояния никогда не было — впрочем, все это семейству Сугимура наверняка и так уже известно. И тем не менее они почему-то сочли нас подходящими кандидатами, верно? Вот и пусть себе дальше копают. Если что и найдут, так это нам же на пользу и пойдет. Во всяком случае, — особо подчеркнул я, — они не переходят границ обычного расследования, которое ведется, скажем, перед заключением брачного контракта. Нам, дорогая, пора уже привыкать к подобным вещам.
Меня, пожалуй, отчасти даже восхищала сама идея «аукциона репутаций», как это назвала старшая из дочерей Сугимуры. Даже странно, почему подобные аукционы не устраиваются регулярно. Насколько благороднее состязание претендентов, когда на всеобщее обозрение выставлены их высокая моральность и духовные достижения, а не размеры кошелька. Я до сих пор помню, какое глубокое удовлетворение испытал, узнав, что именно меня семейство Сугимура — после тщательнейшего расследования! — сочло наиболее достойным, чтобы купить тот дом, который так им дорог. И конечно же, дом этот стоил того, чтобы ради него немного потерпеть; помимо чисто внешней красоты и импозантности он отличался изысканным интерьером и был отделан лучшими сортами дерева, замечательно подобранными в соответствии с естественной красотой древесных волокон. И впоследствии все мы единодушно пришли к выводу, что лучшего места для отдыха и покоя не сыскать.
Однако высокомерие семейства Сугимура действительно отчетливо ощущалось в течение всей официальной процедуры оформления купли-продажи, а некоторые члены семьи даже не пытались скрыть своего враждебного к нам отношения, и, возможно, покупатель менее понятливый и терпеливый давно бы уже обиделся и плюнул на все. Даже по прошествии множества лет, случайно встретившись с кем-то из членов этого семейства на улице, в ответ на вежливое приветствие я натыкался на настоящий допрос: в каком состоянии сейчас дом и какие перемены я осмелился в нем произвести.
Теперь о семье Сугимура редко что услышишь. А вот вскоре после капитуляции ко мне как-то заглянула младшая из сестер, занимавшихся продажей дома. Годы войны превратили ее в тощую болезненную старуху. Что весьма характерно для всех Сугимура, она даже не особенно и скрывала, что ее интересует исключительно то, как дом — а отнюдь не его обитатели! — пережил войну; она лишь весьма кратко выразила мне соболезнование, услышав о смерти моей жены и Кэндзи, и сразу перешла к теме ущерба, нанесенного бомбежками дому. Надо сказать, ее поведение отнюдь не вызвало у меня добрых чувств. Но затем я случайно заметил, с каким жадным любопытством блуждает по комнате ее взгляд, как она вдруг умолкает посреди какой-нибудь тщательно подготовленной и в высшей степени официальной фразы, буквально захлебываясь от переполняющих ее чувств, вызванных тем, что она вновь оказалась в своем старом доме. А когда я сообразил, что большая часть ее родственников с момента торгов уже переселились в мир иной, я почувствовал к ней жалость и предложил ей осмотреть дом.
Дом, разумеется, тоже пострадал от войны. Акира Сугимура пристроил к нему когда-то восточное крыло — три большие комнаты, соединенные с основным зданием коридором, проходившим через сад. Этот коридор просто поражал своей длиной, и некоторые предполагали, что Сугимура специально построил его таким длинным, чтобы, поселив в восточном крыле своих родителей, держать их подальше от себя. Впрочем, коридор этот, густо обсаженный кустами, обладал особой прелестью: в полдень на полу его всегда лежали, прихотливо переплетаясь, полосы света и тени, отбрасываемые листвой, и возникало ощущение, что идешь по заросшей садовой дорожке, превратившейся в зеленый тоннель. Так вот, от бомбежек пострадала в основном именно эта часть дома, и, когда мы осматривали ее со стороны сада, я видел, что госпожа Сугимура едва сдерживает слезы. К этому времени раздражение мое, вызванное поведением этой высокомерной старухи, уже улеглось, и я, как умел, успокаивал ее, заверяя, что при первой же возможности устраню все разрушения и дом вновь станет таким же, как и при ее отце.
Обещая ей это, я и представить себе не мог, как долго еще после капитуляции продлятся разнообразные трудности со снабжением. Приходилось порой неделями ждать, когда тебе привезут какую-нибудь одну доску или немного гвоздей. И если мне что-то все же удавалось сделать при подобных обстоятельствах, то, разумеется, в основной части дома — она тоже, к сожалению, пострадала, — а потому восстановление восточного крыла и коридора, тянущегося через весь сад, продвигалось крайне медленно. Я, правда, постарался сделать все, чтобы избежать дальнейших разрушений, но мы и сейчас еще весьма далеки от того, чтобы снова открыть эту часть дома. Кроме того, теперь, когда мы с Норико остались вдвоем, нам, похоже, и ни к чему так уж расширять жизненное пространство.
Если я сегодня проведу вас в глубь дома и отодвину в сторону тяжелый щит, скрывающий вход в полуразрушенный коридор, некогда построенный Сугимурой, вы, вероятно, все же получите какое-то впечатление о том, сколь живописен он был когда-то. Но, несомненно, заметите и паутину, и плесень, с которыми я не в состоянии постоянно бороться; увидите и огромные дыры в потолке, затянутые кусками брезента. Порой ранним утром я, отодвинув щит, пробирался в коридор и смотрел, как в тоненьких солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели и дырочки в брезенте, пляшет пыль, будто потолок в коридоре обрушился только что.
Но если больше всего пострадали коридор и восточное крыло, то и нашей любимой веранде бомбежки тоже нанесли существенный ущерб. Все мы, особенно мои дочери, эту веранду всегда просто обожали; нам нравилось сидеть там, неспешно беседовать, любоваться садом, и когда Сэцуко, моя старшая, замужняя дочь, впервые после капитуляции приехала навестить нас, не было ничего удивительного в том, что она страшно расстроилась, увидев, в каком состоянии веранда. Я, правда, уже успел устранить самые страшные повреждения, но все равно треснувшие во время взрыва доски пола торчали горбом, а крыша сильно протекала, и в дождливые дни приходилось подставлять под струйки тазики.
Впрочем, за минувший год я сумел значительно продвинуться в ремонтных работах, и когда месяц назад Сэцуко вновь приехала к нам, веранда была уже почти полностью восстановлена. Норико по случаю приезда сестры взяла на работе отгулы, и, поскольку стояла хорошая погода, дочери мои, как когда-то в юности, большую часть времени проводили на веранде. Да и я нередко к ним присоединялся, и все было почти как прежде, как в те годы, когда мы всей семьей сиживали там в солнечные дни, ведя неторопливую, порой праздную беседу.
