Виктория Токарева - Ни с тобой, ни без тебя (сборник)
– Замуж за иностранца? – взревел Игорь. – Ты хочешь сломать мою жизнь?
– При чем тут ты? – не поняла Алла.
– Меня выгонят с работы на другой же день. И больше никуда не возьмут. Кто будет кормить моих детей? Ты?
– Да какой он иностранец? Поляк…
– Меня не просто выгонят. Меня разжалуют, – уточнил Игорь.
– Но почему?
– Потому что я – носитель государственных секретов. У меня подписка о неразглашении.
– А я при чем?
– Я должен буду указывать в анкете, что у меня родственники за границей. А ты – ближайшая родственница. Родная сестра.
– У меня любовь, – упавшим голосом сказала Алла.
Игорь перестал орать. Проговорил спокойно:
– Я тебя умоляю. Хочешь, на колени встану?
Брат действительно встал на колени. Это было ужасно. Высокий, красивый, сильный брат, похожий на былинного Алешу Поповича, – и на коленях. Когда он орал, было легче.
В комнату вбежала Люська – жена брата с грудным ребенком на руках. Воткнула ребенка Алле и тоже грохнулась на колени. При этом зарыдала, взвыла, как пожарная сирена. Грудной ребенок проснулся и поднял крик, широко раззявив крошечный рот. Были видны его голые розовые десны. Беззащитный человечек. Даже нет зубов. Даже есть не может, только сосет молоко.
Алла стояла как столб среди стенающих родственников, по сути, самых близких людей, и понимала – это она автор их несчастья.
Брат – член партии, а партия не любит отступников. Его выгонят из партийных рядов, а значит – отлучат от кормушки. Посадить не посадят, а от корыта отгонят.
– Марек мой жених, – слабо сопротивлялась Алла.
– У тебя этих женихов еще будет воз и маленькая тележка. А брат у тебя один, – выкрикнула Люська.
Грудной перестал орать. Устал. Алла прижала его к груди. Она понимала: брату будет плохо, а ей с Мареком хорошо. Либо наоборот. Ей без Марека – плохо, а брату – хорошо. Надо было выбирать.
Алле было легче страдать самой, чем заставлять страдать других, тем более не посторонних, а близких.
Алла выбрала роль жертвы.
Помолвка расстроилась. Марек не понял – ПОЧЕМУ? Его снова оттолкнули на пике любви. За что? Что он сделал не так? В чем его вина?
…Какой-то брат. Ну и что? У Марека тоже есть брат. Какое это имеет отношение к любви?
Поляки – католики. Предпочитают Деву Марию, но ведь Мария и Христос – одна семья. Какая проблема?
Марек уехал страдать в свою Варшаву. А Алла страдала в Москве.
Умерла тетка. Подвела сердечно-сосудистая система. Тетка была еще не старая, семьдесят лет. Можно сказать: юность старости. Последние годы руководила Институтом марксизма-ленинизма. Единственно верное Ленинское учение. Кто бы сомневался? Но в последнее время Галина Васильевна стала замечать, что большевики семидесятых сильно изменились в сравненье с большевиками пятидесятых, а тем более – тридцатых годов. Во времена ее молодости это были убежденные, бескорыстные, свято верующие в свою правоту. А в семидесятые годы партию воспринимают как кормушку. Говорят одно, думают другое. Как червивые грибы: сверху замшевая чистота, а разломишь – белые черви.
Тетка расстраивалась. Вокруг – сплошные приспособленцы, но они хоть помалкивают. Делают вид. На заседаниях зевают, но с закрытым ртом. Терпят. А стали появляться и такие, которые не хотят вступать в партию. Не желают. И прямо об этом говорят. Тявкают, как шавки из подворотни, и общество поддерживает этих шавок. Слово «партийный» стало звучать неуважительно. Тяжелые времена. Тетка умерла вовремя. Не дожила до перестройки. Не успела увидеть, как ее детище – Страна Советов, рухнуло и рассыпалось. Как несколько лидеров за бутылкой водки подписали какие-то бумаги, и прости-прощай… Нет Советского Союза. А ведь какая была империя.
Не увидела тетка Галина, как Дзержинского снимали с пьедестала, закинув веревку на шею. Жуткое зрелище. Буквально казнь. Насмешка над памятью, над идеалами целого поколения.
А еще раньше Сталина выволокли из Мавзолея, как безбилетного пассажира. Сталину все равно. А вот таким, как Галина, ровесницам века, – плевок в душу и в лицо. Получается, зря жили. Не за то боролись. Получается, профукали свою единственную драгоценную жизнь. А те, кто тявкал – оказались правы. Им теперь аплодисменты и руководящие посты.
А как же святая вера в идеалы? Во что теперь верить? В капитализм? В денежную единицу?
Тетка умерла вовремя. В гробу выглядела хорошо. Не измученная болезнью, а так… прилегла и уснула. Бог даровал ей легкую смерть.
Алла рыдала отчаянно, но, если честно, – не по тетке, а по Мареку. Она мучительно скучала по нему. Это был ее первый мужчина, и, как казалось, – единственный. Возможно, кто-то и случится в дальнейшей жизни, но это будет жалкая подделка в сравнении с настоящей драгоценностью. Искусственно выращенный китайский жемчуг в сравнении с настоящей жемчужиной из глубины океана.
* * *Теткина квартира и дача перешли Алле, а брату Игорю достались живые деньги, теткина сберкнижка. Тоже не мало. Люська хотела еще и половину дачи, но Алла не уступила. Хватит с них Марека, которого она кинула в Люськину пасть.
Алла закончила институт и поступила работать в учреждение, которое создавало учебники по истории двадцатого века.
В учебники входила февральская революция 1905 года, октябрьская революция семнадцатого года – в определенном освещении. В этом освещении сверкали Ленин и Сталин, как два солнца, – так, что глаза слепило. Когда долго смотришь на солнце, то потом ничего не видишь вокруг. Слепые толпы брели по дороге социализма в сторону коммунизма. Все было ясно и устойчиво. Казалось – всегда так было и так будет. Как вселенная.
После двадцатого съезда, после доклада Хрущева, все покачнулось. Началась первая оттепель. Весна, свобода от страха, «буйство глаз и половодье чувств», как бы сказал Есенин. Появились новые поэты, будто их высыпали из мешка. Новое время рождало таланты. Земля качалась под ногами. Покачалась, покачалась и устаканилась. Все вернулось на круги своя. Ленин остался на месте, Сталин ушел в тень. Высветился Брежнев и, как казалось, опять навсегда.
Алла по-прежнему страдала по Мареку, но переписку не поддерживала. Брат запретил.
Михайло пристально следил за событиями, как впередсмотрящий на корабле. Он заметил: соперник отбыл с места действия, самоустранился. Место освободилось. Главное – не терять времени. Победу обеспечивает фактор внезапности.
Михайло двинул вперед как танк. Алла не успела оглянуться, а его круглое лицо уже висело над ее лицом.
В любовных делах Михайло был большой мастер. И откуда что бралось. Казалось бы, деревня деревней, а обнимет – и небо в алмазах. Праздничный салют. Видимо, у него был сексуальный талант. Тоже не последнее дело. Он умел слышать это горячее дыхание жизни.
