Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
В пустынных степях Затеречья мобилизованные работали по двенадцать часов в сутки. Дул свирепый ветер, грунт промерз, кормили – одна буханка хлеба в день и жидкая похлебка в обед. Прошло две недели, у Самбиева воспалилась рана, но это не освобождало от труда. Кормить стали еще хуже, теперь давали только по пол-буханке черствого хлеба. Тогда раненый фронтовик в отчаянии закричал:
– Раз кормить стали вдвое меньше, то и работать будем так же.
С этими словами он в знак протеста и бахвальства переломил свою лопату пополам.
Все мобилизованные смеялись над проделкой Самбиева, кое-кто даже пытался повторить его шутку. Однако через час хромого фронтовика увели два особиста, взяв «под руки», и буквально день спустя военно-полевой суд города Моздока приговорил его к пяти годам лишения свободы «за саботаж и дискредитацию советского строя».
Видимо, не суждено было Самбиеву попасть домой. Вновь вонючий товарняк вез его на фронт, только теперь на трудовой, и не на запад, как вначале, а на восток. Родине нужна была бесплатная рабочая сила. Закинули Самбиева в Карагандинские угольные шахты. Участие в войне и боевое ранение сыграли здесь свою положительную роль: не пустили калеку-фронтовика в шахты, назначили в бригаду электриков. По какому принципу горит «лампочка Ильича» он не знал, но подчинить себе небольшой коллектив смог быстро. Через полгода-год его влияние распространилось на всю территорию колонии. Однако от этого жизнь Самбиева краше и свободней не стала. Раз в полгода разрешали писать домой, так же редко, по утвержденному Родиной Советов графику, приходила и обратная корреспонденция. Грамотных в семье Самбиевых не было, и все письма писались разными почерками, но строго под диктовку отца семейства. Из сухих и скупых строк Денсухар понимал, что живется невесело, что нужда тяготеет над домом отца.
А в начале 1944 года Денсухар почему-то не получил положенную по графику корреспонденцию. Опечалился он, совсем угрюмым стал. И вдруг неожиданно, в конце марта, заключенные сообщили, что Самбиева зовет в прачечную старый казах из вольноработающих в зоне.
– Знаешь, шешен, – без вступления начал казах свою речь, – к нам в пустыню всех твоих земляков привезли. Говорят, что они бандиты и их поэтому всех выселили с Кавказа… Ты понимаешь, прямо в голой степи высадили из вагонов. А сейчас самое время вьюг и морозов… Я не знаю, как могут быть бандитами дети, старики и женщины…
Самбиев ничего не понимал, не знал, что сказать, он не мог в это поверить.
– Неужели весь народ выселили? – вскричал он.
– Говорят, да, – печально выдохнул казах, крупные слезы заблестели на его увядших щеках, и чуть тише он добавил: – Мрут они… Даже не знаю, что делать.
Денсухар весь затрясся, повернулся и, еще больше хромая, поплелся в свой барак. Два дня он болел, стонал, не ел. На третий – до зари вскочил, поднял всех блатных зоны и потребовал скинуться для помощи землякам. Сбор был невелик, но все-таки кое-что составлял.
В тот же день он отдал деньги казаху для покупки муки спецпереселенцам.
– Мы тоже помогаем чем можем, – жалобно говорил старик, – многих у себя приютили, потеснились маленько, последним делимся. Только вот и сами еле-еле живем… Да что поделаешь?!… Ведь нормальные люди… Что-то не так в этом мире… А за это, сынок, не волнуйся, – казах говорил о деньгах. – Куплю муки и раздам, как положено.
А через три года этот старик-казах теперь уже Самбиеву принес огромную посылку.
– Вот, Денсухар, твои земляки гостинцы передали, – говорил он, весело улыбаясь. – Полегло ваших здесь более половины, но те, что выжили, теперь все вынесут. Странный вы, шешены, и сильный народ. Порой даже тяжело вас понять. Однако вы надежны, крепкая дружба у вас.
Из заключения Самбиев освободился в начале 1947 года. До этого из переписки он узнал, что его близкие родственники умерли.
На относительной воле, в Кустанайской области Казахстана, в кругу земляков пришлось ему прожить чуть более полутора лет. Все это время он работал электриком в районном Доме культуры. Все было бы ничего, так вновь подвел его дерзкий язык.
Однажды устанавливал он радиоточку на местной автостанции. В песчаный грунт с трудом врыли шестиметровый деревянный столб, и Самбиев на скобах влез наверх и укреплял рупор. От движений электрика столб слегка покачивался.
– Слушай, мастер! – крикнул кто-то из толпы зевак, наблюдающих за неординарным событием, – а твой столб случайно не завалится?
– Нет, – не задумываясь, ответил Самбиев, – прежде рухнет Советская власть, чем этот столб.
На следующее утро его арестовали, более полугода вели следствие, потом за «антисоветскую агитацию», «подрыв советского строя и шпионаж» осудили Самбиева на десять лет. Все эти годы он строил железную дорогу до Воркуты.
И теперь, после всех скитаний, спустя ровно двадцать лет, он возвращался в родное село Ники-Хита, в родной дом. Год назад из Казахстана и Сибири вернулись после депортации все чеченцы. Как они живут? Что нового в селе? Как его дом? Эти мысли теперь витали в голове лежащего на молодой траве Денсухара Самбиева.
Опьяненный ароматом цветущей зелени, он дремал, полностью расслабившись, чувствуя под собой силу родной земли, вслушиваясь в дурманящий перезвон птиц. Солнце, слегка обжигая, грело не по годам состарившееся лицо. Рядом, в неглубокой глухой лощине легкий, освежающий ветерок с озорством играл молодыми листьями цветущей акации. На нарядном светло-зеленом дереве многочисленными гирляндами вылуплялись бело-розовые мотылькообразные созвездия цветов, наполняя всю округу запахом свежего меда и кислого козьего молока.
Не раз Самбиев мечтал об этом дне, думал, что будет бежать к родному дому. Однако теперь чем ближе он подходил к родовому очагу, тем тягостнее и тревожнее становилось на душе, непонятное беспокойство охватило его на самом последнем участке этого долгого, выстраданного пути домой. Он знал, что его никто не ждет, что все остались лежать в пустыне Казахстана. А что же с домом? Ведь у Самбиевых был самый красивый дом во всей округе. Красив он был не чем-то особенным, оригинальным. Типичный саманный дом, состоящий из трех комнат и длинной открытой веранды, смотрящей на восток. Просто прямо перед домом протекала небольшая, звонко журчащая, прозрачная речка Хумс.
Дом родители Самбиева построили так близко к пойме, что ступеньки веранды, выложенные из огромных валунов, спускались прямо к реке, из которой летом в детстве, вспоминал Денсухар, он сутками не вылезал.
А главным было то, что рядом с домом с северной стороны рос старый бук в несколько обхватов. Точнее и правильнее было бы сказать, что дом построили рядом с этим деревом. Крона у бука была широкой, куполообразной; многочисленные толстые ветви веером разбегались в разные стороны, в естественной борьбе пытаясь отвоевать место под солнцем для своих побегов. У основания могучие, илисто-зеленые корневища щупальцами разошлись по окружности ствола и многовековой хваткой вонзались в грунт благодатной почвы. Тот, кто мог самостоятельно залезть на древний бук, считался настоящим мужчиной.