Юрий Хвалев - Продавец манекенов
— Дома, я не успел…
— А я сломя голову побежала, надеясь спастись от налёта. В бомбоубежище пускают только по спецпропускам, деньги уже ничего не решают. Офицер, который обязан меня защищать даёт мне от ворот поворот. Куда спасаться? Я возмущена, плюю офицеру на сапоги, и с невозмутимым лицом иду в парк дочитывать Гёте. Слышу страшный свист. Летит моя смерть. Жду. Вдруг: бах! Успеваю крикнуть: ах! Открываю глаза, где я на небесах? Вы не поверите, рядом валяется бочка.
— Какая бочка?
— Пустая бочка! Американские самолёты сбросили на город пустые бочки. Это они так воют, когда летят. Зачем они это сделали? А вы не догадываетесь? Хотят посеять панику, страхом выгнать горожан из города. Наверное, их интересуют ценности: картины, скульптуры, золото, не в виде исторической свалки, а каждая духовная ценность в отдельности.
— Армия не допустит…
— Где вы видели армию? Осталась рота разжиревших бретёров.
Понимая, что разговор с фрау Зильберштейн уже не добавит оптимизма, Мартин решил откланяться.
— Подождите, мы так редко видимся. У меня есть хороший, турецкий чай, пойдёмте, я вас приглашаю.
— У меня много работы. Если только ненадолго.
Квартира фрау Зильберштейн, словно картинная галерея, на стенах работы известных художников радуют глаз. Мартин хорошо разбирался в живописи, поэтому и решил пожертвовать сном; ещё раз взглянуть, ради любви к этому проклятому миру.
Пока хозяйка суетилась в кухне, Мартин приблизился к любимой картине художника Вица.
— Чай готов, пожалуйста, к столу, — выходя из кухни, сказала фрау Зильберштейн.
— Сколько раз я любовался этой картиной. И всегда поражаюсь, как она великолепно действует на меня, даже трудно объяснить, просто смотришь и восхищаешься, забывая про всё на свете. Вы счастливый человек, фрау Зильберштейн. Каждый день пропускаете через сердце эту красоту.
— Мартин, если бы вы заглянули ко мне недели две назад, то сильно удивились. Потому что эта красота отсутствовала. Стены настолько опустели, что их можно было назвать голыми. Понятно, что с годами ума становится меньше, но я не настолько ещё глупа, чтобы оставлять свои сокровища варварам. То, что вы видите — это копии.
— Копии?!
— Да. Оригиналы давно уже упакованы, вывезены и спрятаны. Но когда я приходила в пустую квартиру, мне становилось плохо. Болела голова, я нервничала, не знала, куда себя деть. С годами я к ним так привыкла, так сказать, прикипела. Я обратилась к уличному художнику Ганцу, и он заново нарисовал моё окружение. Только тогда я успокоилась. Пейте чай, не стесняйтесь…
* * *Игорь выключил плеер и, стараясь не перебивать лектора, направился к выходу. Дверь оказалась заперта. Игорь постучал, затем ещё раз дёрнул ручку.
— Игорь, я прошу вас, останьтесь, я хочу рассказать, как расстреляли моего отца.
— Послушайте, мне нет дела ни до вас, ни до вашего отца. Меня ждут дома, вы это понимаете?
— Понимаю, но мне нужна ваша помощь. Русские всегда есть милосердные люди. Несколько дней назад я получил письмо, почерк точь-в-точь моего отца, он просит, чтобы я выкопал его гроб. Одному мне не справится, я готов вам заплатить. Поможете?
— Мартин, по-моему, вы ненормальный. Потом зачем ворошить прошлое? Извините, я ухожу…
Игорь отпустил зажимы окна, и оно юркнуло вниз, захватив с собой кусок голубого неба. В проёме квадрата мелькнул вечерний пейзаж худеньких берёз. Повеяло прохладой.
— Игорь, у поезда смертельная скорость, вы сильно рискуете. То, что я предлагаю вам, нет ни малейшего риска. Поможете?
— Даже не знаю…
* * *Фрау Зильберштейн в безукоризненном белом халате медсестры обходила палаты фронтового госпиталя и производила перевязку. Обезображенные шквальным огнём манекены заполнили последние свободные койко-места. Безнадёжные инвалиды лежали отдельно, как и положено — в реанимации. Сквозь марлевые повязки проступали кровяные кляксы; отовсюду разносился запах горелого пластика. Коридорный радиоприёмник вместо музыки играл неприятный, пронзительный стон. К приезду фотокорреспондента газеты «Штурм» всё было готово.
Мартин с озабоченным лицом вошёл в госпиталь в сопровождении молодого, долговязого юноши, у которого обузой болтался громоздкий фотоаппарат. Навстречу вышла фрау Зильберштейн.
— Начните с реанимации, — грустно сказала она, — там лежат награждённые Железным Крестом.
— Мне без разницы с чего начинать, — грубовато ответил фотокорреспондент.
— Что с вами? — обращаясь к Мартину, спросила фрау Зильберштейн. — У вас такой озабоченный вид.
— Чарли исчез…
— Как исчез?
— Так…
— Ну не иголка ведь, найдётся.
— Я бы так не волновался, но у меня пропал альбом с новыми марками. Они очень ценные…
— Вы думаете это он?
— Да. Последнее время он хитренько улыбался.
— Ни на кого нельзя положиться, — добавил фотокорреспондент, — кругом одни жулики.
* * *Пройдя паспортный контроль, Игорь и Мартин оказались в ночном, тихом городе Г., который со всеми проблемами давно отошёл к сладкому сну. На узких улочках не было ни души, только двое — русский и немец, конвоируемые длинными тенями в строго определённом направлении шли навстречу городскому кладбищу.
Казалось на этом кладбище, отсутствовала смерть. Покрытая равномерным светом луны траурная местность удивила Игоря: выверенными линиями дорожек со стриженым газоном, идентичностью надгробных плит, плюс наличие вечной тишины. Хотелось закончить свой путь именно здесь, а ни там: рядом с раскоряченными ржавыми оградами и покосившимися крестами, с заросшими могилами и вечным карканьем воронья.
— Игорь, помогите, — тихо сказал Мартин.
Игорь очнулся и посмотрел на Мартина. Тот стоял рядом, держа в руке две саперные лопаты.
— Что?
— Нужно отодвинуть надгробную плиту. Она легкая, пустотелая…
Отодвинув в сторону плиту, они принялись копать.
— Мартин вы не боитесь?
— Нет, а что?
— Как-то ни по себе…
Песок хорошо прилипал к лопате и стекал равномерно: налево и направо.
— Что-то твёрдое под ногами…
— Это гроб, берите, быстрее…
— Какой легкий гроб.
— Сколько время прошло, вот и сделался легче.
— Хорошо сохранился, — занося свою сторону, сказал Игорь.
— Игорь, откройте крышку, я немного волнуюсь.
Мартин отошёл в сторону. Игорь снял крышку.
— Ну что? — не поворачиваясь, спросил Мартин.
— Лежит…
— Я так и знал, — подходя к гробу, сказал Мартин. — Это Чарли…
— Манекен?!
Мартин промолчал.
— Он что-то держит в руке, — беря у манекена увесистую книгу, подвёл итог Игорь.
Открыли книгу.
— Это альбом новых, ценных марок, — грустно констатировал Мартин.
— Мартин! Смотрите! — закричал Игорь. — Он улыбается!
Конец декабря 2007, Германия, город Г.
