Екатерина Неволина - Все краски тундры
Впрочем, с крючочками – это отдельная история. Сколько же неприятностей они мне доставили! Сидишь, бывало, высунув язык от усердия, а все равно что-то обязательно пойдет не так: где-то рука дрогнет от великого напряжения, где-то противная палочка преступно заползет за линейку, а нарисованное в утешение уныло повесившим головы двойкам солнышко почему-то покажется взрослым неуместным.
– Переписывай! – скажет мама, критически обозрев результаты горьких трудов.
– Ну ма-ам!..
– Плохо получилось. Переписывай.
Глаза щиплет от слез, но чертов кодекс!.. Сжечь бы его да развеять по стылому северному ветру. Так нет, неписаный же, не сожжешь. Вот и приходится с горестным вздохом переписывать заново. Строчку за строчкой. Раз за разом.
– А меня мама переписывать не заставляет, – заявила дочь техника Ленка.
– Везет… – я закусила кончик косы и оценивающе посмотрела на одноклассницу. – Можно, я к вам перееду? Буду у вас жить?
– Можно. У меня мама добрая, – сообщила Ленка. – У тебя шоколад есть?
– Есть, – в тоннеле отчаяния забрезжил свет надежды.
– Хорошо, возьми побольше.
И я кивнула.
Мамы как раз не было дома, но ее появление ожидалось с минуты на минуту. А потому, отложив уже не нужную тетрадку, я взяла кукольную коляску и принялась за сборы.
Как настоящая девочка, я положила туда самое необходимое: трусы и бантики. Немного подумав, добавила для Ленки шоколад, о котором она просила, и апельсины. С таким багажом несложно начинать новую счастливую жизнь.
Но счастье и в этот раз оказалось не на моей стороне: уже на пороге квартиры я была застигнута вернувшейся мамой, которой отчего-то не понравилась идея с переездом. Она вообще была немного странной и не одобряла многие прекрасные вещи – например, когда я играла в больницу и щедро мазала подруг и кукол пахучей жидкостью из черного флакончика с надписью: «Magie Noire». Флакончик некстати привез ей из командировки папа, попавшийся на коварный дизайнерский трюк «Ланкома» и решивший, что приобретает за сумасшедшие деньги хотя бы достаточный объем.
– Ну что смотришь? Где твоя тетрадка? – спрашивала сурово мама.
И я, уныло понурив голову, брела за стол и, едва не плача, снова принималась выписывать противные палочки и крючочки, чувствуя себя кем-то вроде Марьи Моревны в плену у Кощея – только без всякой надежды на избавление.
Та самая птица счастья из песни наверняка пролетала над теми краями, но, ослепленная блеском снега и монотонными красками тундры, просто не разглядела, что и тут живут люди.
Может, стоило помахать ей:
– Эй! Это я, Катя! Я здесь! Здесь!..
Но палочки и крючочки… и ни минуты свободного времени…
А высокий офицер, уже давно гипнотизировавший взглядом симпатичную молодую официантку, пусть и обремененную вечно растрепанным чадом с зачитанной книжкой, напрасно поджидал ее на холоде у выхода из ресторана. Каждый раз она проходила мимо – как богатый купеческий караван мимо жалкой деревушки.
Перед сном мама рассказывала мне «Майскую ночь, или Утопленницу» Гоголя и «Венеру Милосскую» Проспера Мериме, пробуждая в детском сознании интерес к ужасному и мистическому. Но самое страшное случилось, когда она вдруг принесла в дом черного котенка.
Помните же: «Настала ночь: ушел сотник с молодою женой в свою опочивальню; заперлась и белая панночка в своей светлице. Горько сделалось ей; стала плакать. Глядит: страшная черная кошка крадется к ней; шерсть на ней горит, и железные когти стучат по полу. В испуге вскочила она на лавку, – кошка за нею. Перепрыгнула на лежанку, – кошка и туда, и вдруг бросилась к ней на шею и душит ее…»
Неудивительно, что с наступлением ночи между мной и котенком происходили баталии: он очень хотел подобраться поближе ко мне, наслаждаясь теплом человеческого детеныша, я – естественно, выставить его вон. На всякий случай, из простой и весьма объяснимой предосторожности.
Однажды мама услышала дикий мяв и, вбежав в комнату, застала странную картину. Я сидела на кровати, удерживая вырывающегося котенка одной рукой, а второй пыталась отстричь ему когти ножницами. Опять же, весьма разумно, исходя из обстоятельств. Закончилась эта история хорошо: благодаря своевременному вмешательству ни один котенок не пострадал.
Мама вообще хотела вырастить из меня хорошую девочку, а мне оставалось только сопротивляться, как сопротивляется при давлении любой материал, тем паче – живой человек. В первом классе из меня решили сделать балерину, однако мне оказалось совершенно неинтересно становиться в балетные позиции, тянуть ножку и совершать прочие бессмысленные для человеческого организма движения. Гораздо интереснее толкаться, бегать, играть, и именно поэтому преподаватель, сначала считавшая меня очень подходящей для балета (о, в те дивные времена, когда вода казалась мокрее, а снег белее, я была длинноногой и очень тощей блондинкой), быстро во мне разочаровалась и из студии выгнала – к моей огромной радости.
Меж тем настала зима, и все вокруг засыпало снегом. Его оказалось так много, что можно было строить настоящие снежные дома. Помню вытоптанные в снегу ступени, уходящие в глубь сугроба, служившего зимней крепостью.
Разумеется, играть в снегу гораздо увлекательнее, чем учиться.
Мы с моей лучшей подругой никогда не спешили домой. Дело в том, что как раз на пути между школой и домами коварно расположилась потрясающая горка, с которой можно было кататься на картонке или на портфеле. На горке всегда толпилась ребятня, слышался смех и веселые голоса. Пройти мимо было чем-то сродни подвигу. Правда, маме очень не нравилось, что я постоянно задерживаюсь после школы, а потом прихожу растрепанная, мокрая и еще с портфелем, полным снега (ну тут-то я совсем не виновата – я снег туда не пихала, сам набивался!).
– Еще раз опоздаешь – не буду тебя ждать. Уеду, – предупредила меня как-то мама.
И вот, буквально на следующий же день, я прокатилась с горки всего-то два-три раза, после чего побежала домой, чтобы… оказаться перед запертой дверью.
Мамы не было.
«Уехала», – поняла я. Приходилось как-то выживать. К счастью, я знала, где живет моя лучшая подруга и, недолго думая, отправилась к ней.
– Здравствуйте, – сказала я ее маме. – Моя мама уехала, а папа на работе. Можно я пока побуду у вас?
Наверное, она очень удивилась, но ничем не выдала удивления или я просто не обратила внимания на такие мелочи. Меня и подругу покормили обедом, и мы принялись играть. Было здорово. Через какое-то время вернулся с дежурства папа моей подруги. А потом в дверь позвонили…
Маме в тот день требовалось забежать за чем-то на работу. И она опоздала… Совсем ненамного, но уже не обнаружила под дверью предприимчивого ребенка. В панике она кинулась меня искать: на горке, у знакомых, в школе… Там ей и дали адрес моей закадычной подруги. Мама побежала туда и позвонила…
Дверь открыл тот самый высокий военный, что частенько поджидал ее у ресторана, онемевший и растерявшийся при ее появлении в его семейном гнездышке…
Так я спровоцировала настоящую комедию положений. А в жизни они бывают неожиданней и забавнее, чем в книгах.
Если бы птица счастья пролетала над моим домом, я бы помахала ей рукой, в общем-то не слишком жаждая ее внимания. Ведь самое главное у меня было – огромный мир, пусть не слишком удобный для жизни (вспомнить хотя бы балет или эти дурацкие палочки-крючочки), но, в целом, неплохой, довольно перспективный. В этом мире каждое утро восходит солнце, падает снег и звенит капель. Он удивительный и разнообразный, несмотря на северную суровость и сдержанность. Он добрый и светлый, и, если смотреть на него прищурившись, как на свет подвешенной на потолке лампочки, можно увидеть настоящие чудеса.
