Александр Попов - Семейная мистерия
Лоскутов вспомнил сыновей, которых так часто обижал, и теперь ему хотелось только судить себя, не оправдываться.
Ему стало смешно, что он мог злиться на людей только потому, что они оказывались удачливее его, и стало невыносимо стыдно, что мог презирать, ненавидеть Анатолия Ивановича лишь потому, что тот являлся его начальником.
Он понял, что жил в бреду и ложно.
– Гх! – услышал он и вздрогнул:
– Кто здесь?!
Он совсем забыл о сидевшей напротив тени.
– Итак, мой друг, я готова! Вся твоя дрянь – во мне. Ты чист, ты, можно сказать, – ангел. Однако не получил то, о чем мечтал столько лет.
– Сгинь, сгинь! – стал махать руками Лоскутов. Он увидел, что тень сделалась толстой, безобразной, и узнал в ней самого себя – жирного, пухлого, толстогубого уродца.
– Ну-с, хватит! Я должна действовать, а иначе, увы, не могу: я переполнена и сыта, во мне столько энергии!
4
Тень встала – поднялся и Лоскутов, хотя совсем и не думал этого делать. Тень шагнула – и он следом, точнее, след в след. Тень оказалась сильнее, и сопротивление Лоскутова было напрасным. Он испугался, поняв, что тень – его палач, от топора которого ему не увернуться.
Они вбежали в зал, в котором жена и сыновья играли в лото.
– Помнишь, – обратилась тень к Лоскутову, – как ты хотел расправиться с женой и детьми?
– Коля, ты мне что-то сказал? – неохотно оторвалась от игры Татьяна и повернулась к мужу, который подходил к ней. – О-о, Боже! Ты что делаешь?! Мне больно! Постесняйся детей!
– Ха-ха-ха!
Дети набросились на отца:
– Отпусти маму!
– Миленькие мои, Миша, Петр, разве не видите, что не я, а тень глумится над мамой?!
– Ты что несешь? – гневно сказал старший сын. – Ты пьяный или спятил?
Тень хохотала, оттолкнула мальчиков и Татьяну и побежала к двери; Лоскутов покорно последовал за ней.
– Как же вы не видите, что нас двое, я и тень? – кричал Лоскутов. -Может, я действительно сошел с ума?
Как бы реалистично, ясно ни размышлял Лоскутов, но не мог не понимать и не видеть, что делал то, что было угодно его тени, – она уже бежала по улице, а он – за ней. Он чувствовал, что не в силах сопротивляться. Разумное безрассудство, – даже попытался определить он то, что с ним происходило.
Дождь был таким сильным, хлестким, что Лоскутов не мог открыть глаза. Ветер, как собака, бросался на него из-за углов каждого дома, бился в стекла автобусов и трамваев, со свистом влетал в голые ветви тополей, и они трещали и гнулись. Все вокруг Лоскутова гудело, издавало устрашающие звуки, словно бы разошлась нечисть.
Тень, этот уродливый сгусток зла и раздражения, бесовски хохотала и подпрыгивала.
– Прошу тебя, стой! – взмолился Лоскутов, пытаясь схватить тень.
– Поздно, дружок, поздно! Нужно было раньше думать, а теперь ты сделал меня сильнее себя. Я счастлива – ты мой раб! Я устала валяться в твоих ногах. Вперед, вперед! – кричала тень.
Они забежали в магазин, в котором Лоскутов недавно купил колбасу. Тень стала толкать людей, потом повалила на пол продавщицу. Послышалась сирена -кто-то вызвал милицию. Но тень быстро выбежала на улицу, грубо устраняя с пути людей. Прыгала, кричала, строила рожицы, однако Лоскутов заметил, что, кажется, резвости, азарта у нее поубавилось. Она иссякала, но еще была довольно сильной.
Появились милиционеры, но Лоскутов и тень забежали в какой-то подъезд и быстро поднялись на четвертый этаж. Тень уже задыхалась, хрипло дышала и худела. Лоскутов тоже устал и ослаб.
Тень постучала в дверь. А внизу по лестнице уже бежали люди и кричали:
– Я видел, он сюда забежал!
– Вот негодяй: продавщицу, старуху, чуть было не убил!
– Душить таких надо!
Тень обратилась к Лоскутову:
– Помнишь, у тебя однажды мелькнула мыслишка: а не убить ли мне Анатолия Ивановича? Знаю, знаю, подмигнула тень, – он помеха тебе. Место твое, наглец, занял. Да и женушка у него красавица; помнишь, как ты на нее глазел? Она сейчас станет твоей!
– Николай Ильич? – удивился, открыв дверь, Анатолий Иванович, полный, добродушный мужчина. – Что с вами? Вы раздетый, мокрый… А-а-а! – И он стал медленно валиться на пол.
Лоскутов увидел в своих руках окровавленный нож.
Тень неожиданно стала сильно дрожать, съеживаться, однако у нее хватило сил захлопнуть дверь.
– Он – здесь! – кричали люди на лестничной площадке.
Из комнаты вышла жена Анатолия Ивановича, молодая красивая женщина в кокетливо-коротком халате. Она улыбалась, но увидела окровавленного мужа, нож в руках Лоскутова, – закричала и убежала в дальнюю комнату.
Тень, приволакивая дрожащие ноги, обессилено поплелась к балкону; Лоскутов, готовый вот-вот упасть от крайнего изнеможения, покорно следовал за ней. В дверь стучали, ударяли плечом, гневно кричали.
– Надо спасаться, – шарил дрожащими руками в темноте на балконе двойник Лоскутова. – Тут должна быть водосточная труба. Да, вот она!
Дверь выломали. Толпа ворвалась в комнату, но Лоскутов уже спускался по трубе. Его руки ослабли, и он ощутил, что мышцы стали растекаться и расползаться. Он полетел вниз, – хлестко упал на залитую водой землю.
5
Лоскутов, видимо, был без сознания и не знал, сколько времени пролежал на земле; предположил, что – долго: упал ночью, был ветер и дождь, а сейчас – раннее утро и всходило солнце.
Лоскутов вспомнил все, что с ним стряслось. "Если на самом деле я вытворял такое, то почему же меня не поймали? – подумал Лоскутов. – Почему я лежу на клумбе в садике дома под окнами моей спальни? Получается, я видел сон, в бреду выпрыгнул с балкона? Слава Богу, всего-то второй этаж! Никакой взбесившейся тени не было?"
Но Лоскутову не хотелось докапываться – сон или явь были; ему важно было понять – чем он стал в эту ночь? Он хорошо осознавал, что изменился: в его сердце стало легко, печально и пустынно, как в осеннем голом лесу, -такого он раньше не ощущал.
– Во мне умер бес? – прошептал он.
Кто-то шел к Лоскутову. Ему было трудно приподнять голову, которая сильно болела. Но он все же увидел свою жену, которая приближалась к нему с сыновьями и соседями.
– Коля, мы тебя всю ночь искали! – трясла жена мужа за плечи. -Балконная дверь была закрыта, и я думала, ты как-то проскользнул через входную… Господи, как ты на такое решился – хотел лишить себя жизни?!
Она заплакала. Лоскутов слабо улыбался и хотел поднять руку, чтобы погрозить Петру, который тайком покрутил для Миши возле своего виска пальцем и махнул рукой в сторону отца. Но Лоскутов был так слаб, что не мог даже пошевелить пальцами. Он мог только улыбаться.
