Константин Семёнов - Дельтоплан над грозным
— Моджахеды! Сиди, молчи!
Впереди, прямо посередине дороги, стояла машина, рядом — трое в камуфляже. Новенькая с иголочки форма, добротные высокие ботинки, руки в чёрных кожаных перчатках небрежно лежат на автоматах. И внимательный взгляд холодных глаз из-под низко надвинутых чёрных вязаных шапок. Захотелось съёжиться, просительно улыбнуться и шаркнуть ножкой.
Но приказа остановиться не последовало и, облегчённо вздохнув, мы двинулись дальше.
— Обратно здесь не поедем, объясняй им, зачем дельтаплан везём, — обеспокоено заметил Заурбек.
— Правильно. Поедем через Беликовский мост, заодно к родителям заскочим.
— Через вокзал? Да там их ещё больше, небось, стоит.
Я не спорил — знал, что Заурбек всё равно уступит, и к родителям мы заедем.
— Слушай Заур, а ты оружие взял?
— Что, отстреливаться собрался? В бардачке глянь.
В «бардачке» лежал «Макаров». Я проверил обойму.
— Заур, тут только два патрона.
— Как раз застрелиться хватит! — ухмыльнулся Заурбек. — Посмотри, там ещё одна должна быть.
Заводской район будто вымер — на улицах совершенно пусто, нет даже уже привычных водоносов. Разрушений тоже не заметно. Около гаражей спугнули огромную стаю собак и они долго мчались они за машиной, исходясь лаем.
В гаражах лежал нетронутый снег и гулял пронизывающий ветер. Не то, что человек — ни одна собака не пробежала здесь сегодня. Пустыня. Северный Ледовитый Гаражный Кооператив.
Хмель выветрился окончательно, настроение упало ниже нуля. Когда же злополучный дельтаплан был, наконец, уложен и Заурбек закрыл багажник, я вздрогнул. Показалось, что мы на похоронах, и не крышка багажника это хлопнула — крышка гроба.
Конечно же, назад поехали через Беликовский мост. И не встретили ни одного патруля — не зря говорят, что Бог хранит блаженных.
На улице Дзержинского было плохо. Нет, разрушений особых не было — так, только трещины в стенах, да пробитые кое-где крыши. Но — деревья со срезанными осколками ветками, но — асфальт, усеянный смертоносным металлом. Ночами здесь было, похоже, не до дельтапланов. Ночами родители отсиживались в бомбоубежище. Зато был свет, газ, работал телевизор, и даже была вода. Во дворе оставалось шесть человек.
Уже на улице отец дал мне осколок, найденный у крыльца. Это был отличный экземпляр. Прекрасное достижение человеческого гения. Большой, тяжёлый, сверкающий всеми цветами смерти, с миллионом острых, как бритва, граней. Осколок будто гипнотизировал, не позволял отвести от себя взгляд.
— Что это у тебя? — спросил Заурбек в машине. — Ух, какой! А мне что не взял? Я бы племяннику подарил. Друг называется.
* * *В не таком уж далёком Моздоке царила предпраздничная суета. Магазины, кафе и даже строгие обычно офисы были украшены елочными гирляндами, мигающими фонариками и пластиковыми елками. На базарах, на базарчиках и просто на улице уже продавались вовсю зелёные красавицы, вокруг стоял умопомрачительный запах праздника, детства и подарков под подушкой.
Штурмовик СУ-24 оторвал шасси от взлётной полосы и взял курс на приговорённый город. Перед пилотом, болтаясь на липучке, весело ухмылялся поросёнок — символ наступающего года.
* * *Назад ехали молча. Говорить ничего не хотелось, радиоприёмник раздражал неопределённостью передаваемых сообщений. К Первомайской подобрались теперь с противоположной стороны — через трамвайный мост. Опять пошёл лёгкиё снежок. Опять редкие пешеходы с вёдрами, опять «Консервный», опять пустое и ровное шоссе улицы Жуковского. Скоро и микрорайон. Дельтаплан займёт своё место рядом с хозяином. Что дальше? Думать об этом не хотелось.
* * *Никто никогда не узнает, почему пилот решил нанести «точечный удар» именно здесь. Увидел ли он что-нибудь на экране или просто надоело бессмысленное задание и захотелось быстрей расслабиться стаканчиком-другим с друзьями в привычной обстановке. Как бы то ни было, хищная стальная птица рассталась со смертоносным яйцом именно в этой точке. И помчалось оно к земле, увеличивая с каждой секундой скорость на 9,81 метра в секунду. Законы физики неумолимы и равнодушны — им нет дела до людских глупостей. Точка встречи с земной поверхностью была предопределена ими абсолютно точно — обочина шоссе улицы имени Жуковского.
Именно к этой точке стремительно приближался одинокий тёмно-зелёный «Москвич». До неизбежной встречи оставались секунды.
* * *— Заур, ты ничего не слышишь?
— Нет, а чего там?
— Самолёт, по-моему!
— Ничего не слышу! Показалось…
— Да сбрось ты скорость! Точно самолёт!
Чувство опасности заполнило весь мозг, захотелось на ходу выскочить из машины и вжаться в землю. Заурбек мельком глянул на меня и резко сбросил скорость. Тут же тишину заполнил гул самолёта и другой, похожий на низкий свист звук, от которого по хребту побежали мурашки.
— Оо, б…, -заорал Заурбек, давя изо всех сил на тормоз и выворачивая руль влево.
Раздался визг тормозов, меня резко качнуло вперёд, а на шоссе совсем близко вспух огненныё цветок.
Оглушающий грохот ударил по барабанным перепонкам, и наступила тишина.
* * *Восходящий поток оказался просто находкой — теперь можно было и расслабиться. Я немного изменил положение тела, выравнивая полёт. Всё — теперь только вперёд. Яркое солнце светило в спину, ветерок приятно холодил лицо. Дельтаплан, казалось, завис на месте и весь город подо мной был как на ладони. Справа в дрожащем мареве виднелись заводы, оттуда явственно несло сероводородом. Слева, на фоне невысоких отрогов Терского хребта, искрились стандартные коробки микрорайонов. Далеко-далеко впереди белёсыми призраками вставали громады Кавказских гор.
И захватывало дыхание. И хотелось петь.
А подо мной был центр.
Осталась позади «Грознефтяная». Поманили прохладой поющие фонтаны у нового театра. Зелёной дорожкой медленно проплывала Августовская. Громадные густые деревья полностью скрывали аллею, но я знал, что там тоже сверкают водяные брызги и бегают счастливые карапузы под бдительным оком гордых мам и бабушек.
Впрочем, зелени хватало и в других местах. Слева сплошная вереница скверов тянулась до узкой ленточки Сунжи, такая же зелёная дорожка уходила на северо-восток — Первомайская.
Справа проплыл огромный квадрат с ровными рядами и массой народа — базар. Я снизил высоту и теперь видел каждого пешехода. А меня почему-то никто не замечал.
Показалась площадь с памятником Ленину и кокетливым зданием старого обкома. За ним виднелось известное всему городу строение в виде подковы.
Странно! Это же кафе-мороженое. Его же снесли давным-давно. Я глянул вправо — никакого президентского дворца, только старый полузабытый квартал. Проспект Орджоникидзе разделён широкой аллеей, а вдали по нему идёт трамвай!
Что за чёрт? Что происходит?
Уже даже не особо удивившись, увидел я, что мост один — старый, за мостом зеленеет почти исчезнувший сквер, где был знаком каждый метр, а дальше стоит себе, как ни в чём не бывало, поликлиника. Время вернулось лет на двадцать назад.
Чуть наклонившись, я повернул к музучилищу, и сразу дельтаплан затрясло. Холодный поток над рекой? Не похоже!
Трясло всё сильнее и сильнее. Возник какой-то смутно знакомый звук, солнце померкло, всё покрылось дрожащей пеленой. В последний момент я успел ещё разглядеть стремительно приближающуюся до боли знакомую крышу…
* * *— Костя! Костя! Очнись! Ты жив? Да очнись же ты!
С трудом приоткрыв глаза, я увидел испуганное лицо Заурбека. Двумя руками он тряс меня за плечи как кучу тряпья. Откуда он взялся? Где дельтаплан? Мысли разбегались, язык ворочался еле-еле.
— Чего орёшь? Кайло… Кайфло…. Кай-фо-лом-щик. Такой полёт обломал.
Облегчение на лице Заурбека опять сменилось озабоченностью.
— С тобой всё в порядке?
— Ну вот, теперь ты как в американском кино заговорил. В порядке, сэр.… А где это мы, почему темно?
Память возвращалась стремительно, и так же стремительно пропадало желание шутить. Попробовав открыть дверь, я заметил, что руки дрожат. Дверь открываться не желала, пришлось, преодолевая головокружение, выбираться через кресло водителя. Заурбек был уже снаружи.
«Москвич» стоял на обочине, развернувшись почти на 180 градусов. Зелёного цвета не осталось практически совсем — всё было заляпано грязью и засыпано землёй. Впереди, метрах в пятидесяти, на противоположной обочине зияла воронка, от неё поднимался дымок.
