Надин Гордимер - Всякое барахло
В другой раз она вознамерилась посвятить ему очередную книгу. Он с горьким сожалением констатировал, что вынужден отказаться от подобной чести. «Как бы ты ни зашифровывала наши имена инициалами или только нам известными прозвищами, ты все равно выставишь нашу тайну на всеобщее обозрение – уже одним признанием ее существования. Давай и дальше хранить ее так, как хранили пять лет. Это – цена счастья. Пусть средства массовой информации теряются в догадках, я и без посвящения знаю, что эта книга – моя надежда на бессмертие».
В пять часов вечера Берил Фелс дочитала последнее письмо. В нем не содержалось ни малейшего намека на ссору или даже разрыв; в то же время оно не было и взволнованной запиской с обещанием скорого свидания. Он писал, сидя за своим письменным столом и жуя бутерброд. Посреди мыслей о предстоящем выступлении на конференции в Гонконге его заставили взяться за перо те пять страниц, которые он только и успел прочесть (очевидно, имелась в виду ее новая книга), но спешит высказать, как это «свежо, трогательно и в то же время остроумно»…
Берил Фелс встала из-за стола. В желудке урчало; очертания комнаты от резкой смены фокуса стали размытыми, нечеткими. В пепельнице – тупо посчитала она – тринадцать окурков. Со всех сторон ее окружали субботние трофеи, возвращая ощущение реальности собственного существования. Она уставилась на внушительный стол желтого дерева из кабинета директора школы и на мгновение растерялась, как будто, ворвавшись в прошлое других людей, разворошила свое собственное – из мира прямых углов и полированных поверхностей перенеслась в заросший уголок сада с запретными детскими радостями. Она поднесла руки к лицу и украдкой, как ребенок, понюхала пальцы.
Она приняла ванну, застелила свою одинокую кровать, выбрала одну из шелковых рубашек, которые привыкла носить с брюками, – одним словом, окунулась в привычную рутину. Жаль, что сегодня воскресенье, иначе можно было бы позвонить в городскую библиотеку –нет ли у них книг этой женщины? И в случае утвердительного ответа самой помчаться туда. Возможно, другие, превосходящие ее эрудицией, установят личность мужчины. А если нет, письма приобретут еще больший вес. Это будет открытие, может быть, даже литературная сенсация! Она позвонила своему другу – знатоку антиквариата, но он, как всегда по выходным, отбыл на вечеринку. Оставалось с нетерпением ждать понедельника.
В понедельник она опросила своего друга-антиквара и двух добрых знакомых – заведующих городской и университетской библиотеками. О женщине– писательнице с таким именем никто не слышал. Все трое признались в этом весьма неохотно, с чувством неловкости за столь вопиющий пробел в своей профессиональной подготовке. Возможно, она принадлежала к так называемым «писателям для писателей» и была известна лишь среди посвященных. Тем не менее, в библиотечных каталогах не оказалось ни одной ее книги.
Исполнившись решимости довести дело до конца, Берил Фелс попросила одного приятеля свести ее с профессором престижного университета. Она не показала ему свою находку, но изложила все факты, которые помогли бы установить личность знаменитого любовника. И вновь осечка. Ни один ученый не подошел к данному периоду, данной области науки (это оказалась геофизика), а также стране, славящейся особо крупными достижениями в этой области. И уж во всяком случае, никого похожего не оказалось в списке лауреатов Нобелевской премии.
Знаток антиквариата посоветовал ей в любом случае сохранить письма.
– Ради наших внуков…
Он держал речь на одном из своих знаменитых обедов и тщательно рассчитал время, отведенное на «оживление в зале».
– Даже письма простых людей приобретают продажную ценность, если их, как вино, выдержать лет пятьдесят. Старые открытки с курортными видами, квитанции из прачечной… Для вас это новость? В противном случае как бы я мог закатить вам такую пирушку?
И с важным видом заключил:
– Чего только не коллекционируют!
