Сергей Павлов - Мера присутствия
— По девону много прошли? — спросил Вадим.
— Две штанги и половину квадрата, — ответил Свекольников. — Есть вода, не беспокойся. Для маслозавода хватит.
— Посмотрим…
— Ну посмотри. А я потом подойду. — Бригадир, слегка припадая на правую ногу, побрел к вагону. Вдруг остановился: — Чуть не забыл! Утром машина была от Колядина. Трубы компрессорные завезли, и чтоб, значит, вас предупредить: кончил скважину Колядин, ждет.
— Что ж ты молчал?! — удивился Вадим и заспешил к автобусу. — “А Колядин тоже хорош! — желчно подумал он. — Кончает бурение и ни гу-гу!.. Хотя все правильно, у него ведь рация на ремонте. Кровь из носа, а завтра утром надо быть на буровой Колядина. Ах ты, черт подери, задал задачу!”
У дверей автобуса собралась вся бригада, заглядывали в салон, негромко пересмеивались.
— Лису не видели! — бросил раздраженный Вадим. — Миша, машину к скважине. И побыстрее, Женя, Коля, будете нам помогать. Остальные свободны.
Работали споро, и через десять минут обыкновенный с виду автобус превратился в полевую геофизическую лабораторию, связанную с буровой множеством кабелей.
Михаил занял свое рабочее место за рычагами лебедки и, в ожидании команды оператора, неторопливо жевал хлеб с салом. У Вадима что-то не ладилось с аппаратурой. Первый канал не работал. Каретка второго гуляла по шкале, где ей только вздумается, и никакие операторские ухищрения не могли заставить ее подчиниться. “Обрыв в цепи реохорда”, — понял наконец Вадим и, чертыхаясь, полез за паяльником.
Женя и Коля тактично помалкивали. Чего уж там, — телевизор дома стоит и то время от времени портится. А здесь посложнее, чем телевизор. И такие дороги.
— Сколько надо учиться, чтоб знать эту химию? — не выдержал Коля.
Вадим не ответил.
— Электроника, — вставил Женя. Шмыгнул носом, вздохнул. — Резисторы, диоды, триггерные схемы…
— Н-ну! — удивился Вадим. — Грамотный нынче буровик пошел. Учишься?
— Нет еще. Собираюсь.
— Дети в школу собирались… Что ж, дело полезное.
— А ему супруга не разрешает, — весело сообщил Коля, обнажая белые, неправильной огранки зубы, — не для того я замуж, говорит, за него выходила, чтобы нужду терпеть. Супругу, говорит, имеешь — обязан содержать, а в институте пять-шесть лет учиться надо.
Колины глаза превратились в узкие щелки, рот беззвучно смеялся, и сразу стало понятно, что затронута популярная в бригаде развлекательная тема.
— Судьба Евгения хранила, — рассеянно сказал Вадим. — Сперва мадам за ним ходила… Черт, перегрелся! — Он поплевал на жало электропаяльника. Раскаленный металл злобно шипел.
— Осенью на вечерний пойду! — сказал Евгений. — В технологический.
— Да не пустит она тебя на вечерний! — засмеялся Коля. — Вот увидишь, не пустит! Женщина она серьезная и в этом деле имеет свой интерес.
— У каждого свой интерес. — Вадим присел, чтобы удобней было прикоснуться паяльником к контакту. — Диалектика семьи и брака, — добавил он. — В конце концов, можно учиться заочно.
— Нет, пойду на вечерний, — угрюмо повторил Евгений. — А если что, соберу крупные вещи в кастрюлю — и с приветом, Софа!
— Тоже верно, — вмешался Михаил. — Нынешние бабы больно любят командовать. К примеру, теща моя…
— Те-те, — остановил его Вадим. — Теща не пройдет, не той мастью кроешь. И вообще, давайте, к примеру, работать…
Вадим водворил регистратор на место и проворно прошелся пальцами по рукояткам переключателей и верньеров.
— Кажется, все в порядке… Миша, спуск!
Туго натянутый кабель побежал с барабана лебедки на колесико блок-балансира, опуская в скважину зонд.
Лебедка бешено вращалась, от вибрации позвякивали рычаги. Наконец, кабель провис.
— Что? Уже на забое? Подъем.
И поползли из окна регистратора диаграммовые ленты… Ревел, меняя обороты, мотор. Короткие, но понятные Михаилу операторские команды следовали одна за другой: “Спуск! Стоп! Спуск до забоя! Подъем! Дай натяжку. Метку не прозевай. Стоп! Спуск!”
Сквозь стеклянную стенку лебедочного отделения было видно, как Женя и Коля то и дело бегали греться к костру, “раскочегаренному” с помощью дизтоплива до впечатляющих размеров.
Зондирование подходило к концу. Прежде всего это было заметно по настроению оператора. Михаил уже знал: шутки, которые возбужденный Вадим начинал выдавать ворохами, означали хорошее качество диаграммной записи и скорый финиш.
— Если существует ад, — кричал Вадим, — то меня в наказание за грехи заставят работать там геофизиком! Или бухгалтером. Женя, Коля! Где вы, черти, загуляли? В аду вы будете работать буровиками. Или председателями обществ, искореняющих алкоголизм.
Вчетвером отсоединили от кабеля зонд и быстро подключили датчик радиометра. Михаил тронул рычаги, лебедка завертелась, опуская прибор в темноту подземных глубин. Экран осциллографа расцвел зелеными одуванчиками импульсов — загадочно чутких свидетелей естественной радиоактивности пород.
Кабель провис. Вадим скомандовал:
— Подъем!
Михаил включил сцепление редуктора, зябко поежился, и постучал ногами, сапог о сапог. Было холодно. Но сейчас это кстати — меньше клонило в сон. А вообще, вздремнуть — оно, конечно, не помешало бы… Последний замер будет тянуться час, полтора. Самый нудный замер, больно скорость подъема мала. И холод собачий…
— Ну кто там стучит? Перестань.
Михаил перестал. Вадим сосредоточен, шевелит губами. Четвертый час, как он почти не отрывает внимательных глаз от приборов. Впрочем, он был способен, забыв об отдыхе и еде, возиться с аппаратурой едва ли не полные сутки подряд, в чем Михаил не раз имел случай убедиться и чего решительно не понимал.
— Сбавь обороты, — сказал Вадим и настороженно прислушался. Только что он слышал звук, необъяснимо чуждый звуковому орнаменту работающей лаборатории. Мало того, звук этот напоминал человеческий стон!..
Поймав на себе недоуменный взгляд оператора, Михаил кивком показал в угол между шоферским сиденьем и диваном.
— Ч-черт! Совсем забыл… — Вадим отвернулся к приборам.
Он подождал, пока карандаш самописца вычертит первый десяток сантиметров записи. Поднялся и заглянул за диван.
На первый взгляд, лис лежал совершенно спокойно. Ни дать ни взять — отдыхающий экспонат в вольере какого-нибудь зоопарка: чуть набок, лапа вперед, приподнятая голова. Но это было первое и неверное впечатление. И Вадим это понял, когда уловил воспаленный блеск зрачков животного. В спокойно обращенных на человека глазах темными озерками стояла боль… Потом, словно разом ослабли мускулы шеи, голова зверя поникла. Лис шевельнулся и застонал.
Вадим сказал Михаилу: “Следи за подъемом”, — взглянул мимоходом на карандаш самописца, выпрыгнул из автобуса.
В культвагоне было тепло и сильно закурено, орал транзисторный приемник. Бригадные рабочие спали на нарах. Севастьяныч не спал. Сидел за столом, подперев кулаком небритую щеку, другой кулак недвижно лежал возле очищенной луковицы и наполненного до краев стакана.
— Может, выпьешь? — вяло спросил он Вадима, заранее зная о бесполезности этого предложения.
Вадим поднял стоявшую у ног бригадира пустую бутылку., вытряхнул на пол остатки, зачерпнул кружкой из бака с питьевой водой, помыл бутылку, спросил:
— Молоко у вас где?
— На двор вынесли. Чтоб не скисло. Сметана в бидоне, под столом.
Вадим вышел. Вскоре вернулся с большим эмалированным ведром, снял крышку и, проливая молоко на пальцы, наполнил бутылку по горлышко. Потом нашарил глазами выпачканный клеем пузырек, взял с полки, сорвал с него соску. Долго эту соску мыл и скоблил…
- “Бугор” сегодня пьет, — сказал Севастьяныч. — И никто ему не укажет. Вот так вот. — Севастьяныч выцедил водку. Брезгливо выпятив губы, отставил стакан. — И ты мне не укажешь. Молод еще… — Он запихнул в рот луковицу, задумчиво пожевал.
Молоко было ледяное. Вадим сбросил крышку с теплого чайника, заглянул в горловину и, немного поколебавшись, сунул туда бутылку.
— Молод, — повторил Севастьяныч. — У всех у вас сопли еще зеленые.
Вадим нахмурился, но промолчал, Севастьяныч тоже нахмурился.
— Может, я пью потому, что день у меня сегодня такой… — И страшно выкатив белесые глаза, добавил: — В сорок пятом я старуху одну в расход пустил! Понятно?
“Врет он! — оторопело подумал Вадим. — Или не врет? Не так уж и пьян как будто… Нашел, чем хвастаться, старый дурак!”
Вадим разозлился.
— Твое уголовное прошлое мало меня занимает.
Михаил куда-то исчез. Ровно гудел мотор, медленно вращался барабан лебедки, наматывая кабель. На экране осциллографа бесшумно вспыхивали импульсы. Лис по-прежнему лежал в своем углу, ко всему безучастный. Вадим с бутылкой в руках придирчиво разглядывал записанный без оператора участок диаграммы. Вошел Михаил.
