Чарльз Бомонт - Ночная поездка
— Я попробую, мистер Дейли, — сказал он.
— Зови меня Макс. Это короче и по-дружески.
И все закончилось. Макс прикрыл свою библию и достал скотч Катто, который обычно не любил с кем-то делить; потом он отвел парня в уголок, чтобы потолковать с глазу на глаз.
Мне следовало чувствовать себя великолепно, и в каком-то смысле я так себя и чувствовал, но что-то все портило. Я подошел к окну слегка раздышаться: тротуары были политы, испуская запах чистоты, сравнимый только с летним дождем.
— Приятный парнишка.
Я оглянулся, это был Парнелли Мосс. У него все еще была трясучка, но уже не такая, как когда-то. Тяжело понять, как можно ударять по бутылке как Парнелли, и все еще играть на горне. Тяжело понять, как он вообще остается в живых.
Он был взвинчен. А у меня не было никакого настроения.
— Ага.
— Хороший, милый парнишка. — Он приложил бокал со льдом ко лбу. Все время с похмелюги. — Макс охмуряет нового калеку.
Я промолчал: может, он отвалит.
Не помогло.
— Он хорош? — спросил Парнелли.
— Хорош.
— Бедный мистер Грин. Дик, ты слышишь? — он останется хорошим, но перестанет быть милым. Макс постарается.
— Парнелли, — сказал я настолько хладнокровно, насколько мог, — ты прекрасный горн, но это все, что я могу сказать в твою пользу.
— То-то и оно, — сказал он и улыбнулся. Мне вдруг захотелось вышвырнуть его из окна. Или выпрыгнуть самому. Я не мог сказать почему.
Он покатал бокалом по лбу.
— Хлеб наш насущный дай нам Дейли… — начал он нараспев.
— Заткнись. — Я шептал, чтобы никто не услышал. Макс напился, ему сегодня это надо. — Парнелли, слушай, ты хочешь уязвить Макса. Что ж, прекрасно, делай. Но не вываливай на меня, я ничего не хочу слышать.
— В чем дело, Дик, боишься?
— Нет. Знаешь, как я это вижу? Макс подобрал тебя, когда этого не захотела сделать даже твоя мать даже в резиновых перчатках. Ты был нуль, Парнелли. Ты был никто. А теперь ты грызешься. Тебе надо стоять перед ним на коленях!
— Ну, просто отец родной, — сказал Парнелли, глядя с настоящим изумлением. — Да я стою, стою!
— Он стал тебе нянькой, — сказал я, удивляясь, почему это меня так задело, и почему я так сильно хочу уязвить парня. — Никто другой о тебе даже не побеспокоился.
— Это точно, Дик.
— Тебя вышибли из Бельвью.
— Точно.
Я хотел стукнуть его, но не смог. Я знал, что он ненавидит Макса Дейли, но даже под страхом смерти я не мог догадаться, почему. Это как ненавидеть своего лучшего друга.
— Тебе нравится паренек, Дик? Я имею в виду Грина?
— Ага, — сказал я. Это была правда. Я ощущал себя — а может так оно и было — ответственным за него.
— Тогда скажи ему, чтобы он отваливал. Ради Христа, скажи ему это.
— Иди ты к черту! — Я метнулся в другую комнату, словно выскакивал из змеюшника. Дейви Грин сидел там сам по себе. Только он стал другим. Жесткие, горькие черты пропали. Теперь он казался просто печальным.
— Ну и как ты?
Парень поднял глаза.
— Тяжко, — сказал он. — Я поговорил с мистером Дейли. Он… тот еще тип.
Я пододвинул стул. У меня вспотела спина. Холодным потом.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, что в точности. Я прежде таких никогда не встречал. То, как он знает, что именно плохо и как плохо, и вытаскивает все это из тебя…
— У тебя неприятности, парень? — Пот становился все холоднее.
Он улыбнулся. Он был чертовски молод, наверное всего лет двадцать пять, и красивый, как Крупа. Он говорил не о наркоте. И не о пьянстве.
— Расскажи Дьякону.
— Никаких проблем, — сказал он. — Просто умерла жена.
Я сидел там, все более пугаясь, мне было тошно, и я хотел знать почему.
— Недавно?
— С год, — ответил он так, словно все еще не верил этому. — Забавная штука, правда. Я никогда не мог об этом говорить. Но мистер Дейви, похоже, понимает. Я рассказал ему все. Как Сал и я познакомились, как поженились и стали жить вместе, и как… — Он быстро повернулся лицом к стене.
— Если ты будешь говорить об этом, парень, то тебе станет легче, — сказал я.
— Так и сказал мне мистер Дейли.
— Ага. — Я знал. Именно это сказал мистер Дейли и мне шесть лет назад после несчастного случая.
Если не считать, что мне все еще снится та маленькая девочка, словно это случилось только вчера…
— Думаешь, я вам подойду, Дик? — спросил парнишка.
Я посмотрел на него и вспомнил, что сказал Парнелли, и вспомнил Макса, его голос, тихий, всегда тихий, и это было уж слишком для меня.
— Свободно, — сказал я и отвалил в свой номер на втором этаже.
Я не слишком легко раздражаюсь, никогда такого со мной не было, но внутри у меня засела препоганая штука и не желала уходить. И у нее было имя: предчувствие.
— …скажи ему, чтобы он отваливал, Дик. Ради Христа, скажи ему это…
* * *На следующий вечер парнишка уже выступал в одном из запасных костюмов Ролло. Он выглядел очень хипово, но и очень погано, и было видно, что он не нашел времени выспаться.
Макс коротко представил его толпе и он сел за ящик.
Пошли очень напряженные штуки. Одна. Другая.
Мы исполнили «Ночную поездку», наш коронный номер, и парнишка делал все, что предполагалось делать. Тон весьма тонкий, но ничего импозантного, что было хорошо. Потом мы сделали перерыв, а он получил кивок от Макса и начал какую-то небольшую печальную танцевальную тему из «Джада». Эту мелодию нелегко сделать печальной. Ему удалось.
И толпе это понравилось.
Он исполнил в миноре «Леди, будьте добры», а потом набросал целую тьму искр на «Поезд А», и в Пикок-Рум начался праздник. Я имею в виду, что мы всегда в состоянии заставить их слушать, они всегда топочут ногами от удовольствия, но это их по-настоящему достало.
Дейви Грин был не просто хорош. Он был велик. Он выбил целый ад из брубековской «Сентиментальной леди» — достаточно близко держась управления Макса, чтобы мы смогли вступить, но играл соло целых пять минут — и это было по-настоящему задумчиво, реально. Потом он бросил всякую глубокомысленную крутоту, развернулся — и прямо из мертвых воскрес Джерри Ролл, исполнив «Вольверин» так, как никто еще не исполнял.
И все слуховые аппарата в зале включились на «громко», когда он начал соло, отмеченное знаком «личное». Божественно печальная вещь, блюзовая, и вы понимали — я понимал — о чем он думает. Они с женой в постели жарким утром, когда солнце хлынуло в окна, потом какой-то полусон-полуявь, воздух ярок и все вокруг новое. Пылающий лед. Теплый блюз.
Макс слушал, полотно закрыв глаза. Он этим говорил: не трогайте эту вещь, не шевелитесь. Вы можете это разрушить. Оставьте парнишку одного.
Дейви вдруг остановился. Пауза в десять ударов сердца. И мы подумали, что все кончилось, но это не кончилось. Просто он вспомнил еще что-то, и я сразу понял, что это только начало.
Он начал мелодию как-то безжизненно, без чувства: просто ноты «Если б ты была единственной на земле» — потом кулаком провел по клавиатуре и пошел импровизировать. Озорно, блестяще. И все жирные коты в зале просто глотали свои галстуки.
Но я понял его послание. Оно вонзилось в меня тонкими иглами:
There's a girl in a box,
Deacon Jones, Deacon Jones,
And that girl in a box
Is nothin' but bones…
О какой девушке ты говоришь? думал я. Но времени додуматься не было, потому что он закончил. «Пикок-Рум» просто взорвался, а Дейви Грин просто сидел и смотрел на свои руки.
— И раз, и два, — тихо начал Макс.
Мы все начали «Сент-Луис блюз», каждый бросил в него что-то свое, я дул в свой горн, и настало время перерыва.
Макс надел свои очки-блинкеры и подошел к парнишке. Я едва слышал его.
— Очень чисто, мистер Грин.
Правда, парнишка не слушал, потому что все еще был где-то там. Макс еще что-то пошептал и сошел с площадки. От гордости он был ростом в футов десять.
— Мы получили его, Дик, — сказал он. Верхушка лба у него светилась. — Теперь он наш.
Я выбил воду из своей трубы и попробовал улыбнуться. Получилось плохо.
Макс положил руку мне на плечо.
— Дик, — сказал он, — ты дул санитарное соло, но я все-таки тревожусь. Ты снова думал о несчастном случае, верно?
— Нет.
— Я совсем не виню тебя. Но теперь наша группа полна, усекаешь, и мы идем высоко. Поэтому, забудь о проклятом происшествии, или выговорись со мной после шоу. Я доступней. — Он улыбнулся. — Ты ведь это знаешь, не так ли, Дик?
Я молился господу, чтобы он этого не сказал. Но теперь слово сказано.
— Конечно, Макс, — ответил я. — Спасибо.
— Не за что, — ответил он и направился к Буду Паркеру. Буд был на крючке, и Макс продолжал его снабжать. Раньше это всегда казалось окей, ибо ради зелья Буд воровал бы, а может, и убивал.
Теперь я не был так убежден. Парнелли наклонился и выдул кислую ноту из клапанного тромбона.
