Сергей Герасимов - Бункер
Когда незнакомец отвернулся, Ние вытащила пистолет и направила его, держа двумя рукаи.
– Повернись!
Незнакомец обернулся и совсем не испугался. Он просто подошел и ударил ее по лицу. Пистолет зашуршал вниз по склону.
– В тебе есть что-то от зверя, – сказала Ние. – Знаешь, что будет, если скрестить волка с бараном?
– Если добавить змею, то получится обычная глупая женщина, вроде тебя.
Ние испугалась еще сильнее. Оказывается, этот человек не был глуп, а сумел притворяться глупым так долго. Ние не знала, как говорить с такими людьми.
Они спустились в бункер. Ние заменила батареи и включила освещение. Аппаратура была целой. Ние повернула нужные тумблеры и стрелка задвигалась.
– Что это? – спросил незнакомец.
– Это сейсмограф. Прибор, который записывает дрожание почвы.
– Как он устроен?
– Очень просто. Первый такой прибор изобрел Чжан Хэм, много веков назад. Это были четыре дракона, держащие в пастях шарики. Их пасти были направлены в разные стороны. От толчка шарик выпадал. По тому, какой шарик падал, можно было определить направление толчка. С тех пор принцип не особенно изменился. Разница лишь в том, что стрелка движется постоянно и прибор записывает волны. Этот прибор записывает волны Лява.
Волны бывают разные.
– Что говорит сейчас эта стрелка?
– То, что скоро будет толчок. Только не стрелка, а шкала.
Она показывает электрическое сопротивление грунта. Форшок будет через несколько часов.
– Раньше, через полчаса. Мы уже не успеем приготовить еду.
– Ты разве знаешь, что такое форшок?
– Я догадался.
Форшок был небольшой, шестибальный. Бункер трясло двадцать две секунды. Все предметы внутри были закреплены.
После толчка Ние проверила сеть. Большинство наружных приборов не работало. Это значило, что прошлогодний толчок, который порвал кабель, был не меньше девяти баллов.
Предстоящее зимлетрясение будет еще сильнее.
Следующие три дня были наполненны работой. Незнакомец распрашивал о приборах, Ние обьясняла. Наконец она устала обьяснять.
– Слушай, что тебе нужно?
– А чего хочешь ты?
– Сказать правду? – просила Ние.
– Я увижу, если солжешь.
– Хорошо. Я пришла сюда, чтобы уйти. Это самое опасное место во свей стране. Может быть, самое опасное на планете.
Когда произойдет землетрясение, мы не сможем выжить. Для работы здесь нужны два человека. Но ты видишь, я одна.
– Никто не согласился пойти с тобой.
– Верно. Но я не самоубийца. Мои родители погибли.
Большинство родственников тоже. Сейчас никто не рожает детей, потому что их нечем кормить и потому что их жизнь всегда может оборваться. Мы умираем, понимаешь ли ты? Мы обречены!
А мне всего лишь двадцать четыре с половиной. Я умна, я здорова, я хочу иметь семью и ребенка. Я хочу иметь много детей – четыре, пять, восемь! Я в детстве играла в куклы и только в куклы! В этой стране у меня ничего нет – скоро здесь не останется вообще ничего. В пяти километрах отсюда граница, а в двух днях пути безопасная зона. Если бы не ты, я бы давно ушла. С моими знаниями я бы не пропала в любой стране мира. Я шесть лет зубрила науку и день, и ночь, у меня даже не было друзей – все только для того, чтобы попасть сюда. Даже если мои знания никому не нужны, я согласна работать где угодно или вообще просить милостыню – но я хочу быть живой! Делай со мной что хочешь, только, пожалуйста, отпусти меня.
– А как же твои слова о тысячах спасенных жизней?
– Они расчитаны на баранов.
– А слова о нашей истории, о древней культуре, о памятниках, которые разрушались, восстанавливались и снова разрушались? Ты сможешь жить без этого? А как же благодарные поколения, которых ты не захотела спасать?
– Отпусти меня, пожалуйста. Я всегда буду тебе благодарна.
Я знаю, что для тебя ничего не значит благодарность незнакомой женщины, но пожалуйста, отпусти.
– Расскажи мне об этих приборах, – сказал незнакомец.
– У нас нет времени.
– Время есть. Вначале замолчит земля. Потом земля начнет пухнутиь. Тогда у нас останется четыре дня. А за два дня до начала загорятся верхушки сосен.
– Этого не может быть.
– Если останешься, увидишь.
– Нет, – сказала Ние.
– В последний день мы смогли бы поесть мяса. Не все животные ушли из этих мест. Остались свиньи, которые совсем одичали. В день перед землетрясением они ложатся на землю и не встают, наверное, от страха. Можно приготовить вкусный обед. За час перед землетрясением небо начнет светиться даже днем. Это будет красиво.
– Я все решила, – сказала Ние. – Ты прав, но я все решила. Я ведь всего лишь женщина, не забывай.
Этим вечером они сидели на склоне, глядя на небо. Сияние усилилось, было почти светло. Они говорили обо всем понемногу; Ние знала, что скоро уйдет и не увидет этого человека никогда. Он погибнет, скорее всего. Это знание позволяло ей говорить откровенно и забираться в такие глубины откровенности, которых она не знала в себе. Ей было больно – как бывает больно узнать, что дорогой тебе человек уже умер много лет назад.
– Смотри, начинает подниматься земля. Если будешь смотреть вниательно, ты увидешь сейчас, как она распухает.
– Я не хочу этого видеть, – сказала Ние, – мне не интересен этот кошмар. Скажи, зачем тебе мои знания?
– После того, как ты уйдешь, я останусь и доделаю твою работу. Может быть, это спасет тысячи жизней.
– Может быть и не спасет. Ты ведь погибнешь.
– Я знаю, как себя вести. Человек всегда может спастить, если останется спокоен. Разве ты не знала этого?
– Не знала. Но тебя будет судить.
– Но я смогу отдать диски. Ты согласна со мной?
– Да, – сказала Ние.
– Тогда иди.
– Сейчас?
– Сейчас, иначе будет поздно. Иди. Ты знаешь, что получится, если скрестить птицу, перелетающую океаны, и тысячелетний кипарис, навсегда сросшийся со своим клочком земли?
– Не знаю.
– Ты поймешь тогда, когда станет очень больно. Иди.
Она встала и пошла, не оглядываясь. Это было самым трудным – не оглянуться. Поэтому она не выдержала и оглянулась. Она стояла на вершине гребня. Над ее головой переливалось прекрасное голубое сияние, природа которого немзвестна человеку. Она знала, что ее силуэт хорошо виден на фоне неба.
Но того, что осталось внизу, она уже не видела.
