Александр Ушаров - Мясо
— Ууууу, — Комар сделал изумлённое лицо. — За проникающее ножевое семь суток ареста?! Это как это?
— Вы что, эти листы в первый раз видите?!
— Нет, не в первый. Но не устаю удивляться. Это же нонсенс. Посвяти же меня в неведомые мне тонкости военной юриспруденции.
— Тарасенко отказался от показаний.
— Чего вдруг?
— Оказалось, он на штык-нож случайно сел. В темноте не увидел.
Комар оторвался от текста и посмотрел на Артура.
— Ты ведь незадолго до инцидента с Тарасенко из госпиталя вернулся, где находился с множественными ушибами и сотрясением мозга, полученными тобой в результате ночного падения с лестницы. Тебе Тарасенко этот, случайно, не помог упасть?
Артур промолчал.
— Ну-ну, — сказал Комар, наморщив переносицу. — Читаем дальше. По окончании учебного подразделения очередного звания не присвоено. Отправлен рядовым в войска. С третьего апреля на авторемонтном заводе. За нарушения воинской дисциплины неоднократно содержался на гарнизонной гауптвахте, где наотрез отказывался работать, а также оскорбил действием ефрейтора Хамракулова, исполняющего обязанности выводного. Оскорбление действием — это пощёчина, что-ли?
— Она самая.
— Прямо вот так вот воину с автоматом и полным боекомплектом влепил леща?!
Артур промолчал.
— И что, тоже с рук сошло?
— Нет, почему же. Десять суток добавили.
— Нууу?!
— Ладно, хватит паясничать, вы же сами приказ подписывали…
— Товарищ старший лейтенант.
— Чего?
— Обращаться, говорю, по форме надо, когда с офицером разговариваешь.
— Ладно, хватит паясничать, товарищ старший лейтенант.
— Держи себя в руках, — повторил старлей. — За воротами тебя уже машина дожидается.
Он снова уткнулся в папку.
— Три месяца назад проходил по делу о хищении воинского имущества. Тааак… Получил прокурорское предупреждение… Ну, Сагамонов! Как это тебе удаётся?! Ты на меня прямо суеверный страх нагоняешь. Может, ты разведчик в высоком чине, поэтому тебя командование бережёт? Даааа, чудесааа! Стащил партию финских электродрелей в кол. три тысячи шт., а ему хоть бы хны! Прокурорское предупреждение!
— Эти дрели разворовывали в течение последних пяти лет. А я просто уснул на посту и пропустил Дудинцева.
— Ладно, — Комар закрыл папку. — Мне-то что. Я-то чудеса люблю. А вот твой бывший командир майор Усков настаивает на пересмотре. Что и логично. Прокурорское предупреждение — это условный срок. Так что, скорее всего, он своего добьётся. И получишь ты свою первую судимость, рядовой Сагамонов, и сделаешь, наконец, свой первый серьёзный шаг по дорожке, протоптанной твоим легендарным папашей.
Артур вздрогнул.
— Не трясись, воин, — ухмыльнулся замполит. — Плохо, когда враг о тебе всё знает. А я не враг. Я — замполит части, твой старший товарищ и духовный наставник. И моя главная задача — это вернуть тебя на правильный путь, если это, конечно, возможно. Задача же командира кадрового батальона охраны майора Ускова, которого ты опозорил в присутствии всего личного состава, — сгноить тебя либо в дисциплинарном батальоне, либо в исправительно-трудовом учреждении. Лично я советую второе. Даже если на более длительный срок.
— Так, ладно, я пошёл, — сказал Артур и поднялся.
— Ты куда это? — Комар недоуменно уставился на него.
— Надоел мне ваш длинный рассказ ни о чём…
Артур надел шапку и подтянул ремень.
— Разрешите идти?
— Сядь, — старлей посмотрел на него исподлобья.
— Я…
— Сядь, я сказал.
Артур сел. Сорвал шапку, бросил на стол и уставился прямо в глаза замполиту.
— Треть батальона охраны находится в госпитале, — сказал тот.
Артур молчал.
— Отравились чем-то, весь суточный караул, — продолжил Комар. — С минуты на другую военная прокуратура подтянется, будут разбираться.
— Я, что же, под подозрением? — ухмыльнулся Артур.
— Дело не в этом.
— Не в этом? А в чём же?
— Людей не хватает. Каждый человек на счету. Так что плакала твоя гауптвахта. Завтра в караул заступаешь.
— Вы хотите, чтобы я охранял завод?! После финских электродрелей?! После моего перевода в ремроту с клеймом «непригодности к несению»…
— Нет. Не завод, — оборвал его замполит. — Ты поедешь на пост номер семнадцать.
Артур расхохотался.
— Именно, — сказал Комар. — Ты не ослышался. Поедешь, отмочишь и вернёшься, покрыв себя несмываемой славой. А я во время твоего отсутствия подумаю, как тебя вытащить из вонючей выгребной ямы, в которую ты по неосмотрительности попал и в которой так элегантно барахтаешься. С «мальборой» в зубах, и так далее.
— Вы… — начал было Артур, но Комар его перебил.
— Тихо, солдат. Побереги энергию для службы. Думаешь, я не вижу, как у тебя поджилки дрожат. И правильно дрожат, между прочим. Потому как дошёл ты до точки, за которой остановиться уже нельзя…
— Всё, закончили? — зло спросил Артур. — Караул я, так и быть, отмочу. А на политподготовку я вам пару юродивых пришлю, если у вас ораторский нерв засвербило.
Он нахлобучил шапку.
— Пропащий ты человек, Сагамонов, — сказал Комар, протягивая ему лист бумаги. — Подпиши.
Артур взял в руки документ и вчитался в казённые фразы:
«Я, Сагамонов Артур Александрович, 1971 года рождения, уроженец города Башмак, заверяю, что инцидент с командиром КРВБ майором Усковым произошёл в момент моей полной невменяемости, вызванной употреблением препарата группы противофосгеновых антидотов…»
3
Таблетки, заключённые в маленький серый футлярчик, похожий на пенал для циркульных иголок, назывались «Торен».
— Два колеса — и ты в Зазеркалье, — рядовой Бугунов прищёлкнул языком.
— Главное, чтобы не в кроличьей норе, — сказал Артур и пошёл в казарму.
Зайдя в умывальник, он высыпал на ладонь всё содержимое пенала. Таблеток оказалось пять. Он бросил их на язык и смыл внутрь водой из-под крана. Затем прошёл в расположение и лёг на кровать. Закрыл было глаза, но тут же зажужжали, зароились в черепе привычные мысли, и он приоткрыл веки.
В комнате стемнело. Чёрт, сколько же он уже лежит?! А может, это действуют таблетки? Странно. Никаких новых ощущений…
Вдруг какая-то мысль, мелкая, как букашка, выползла из глубин его мозга. Он наблюдал за ней, притворившись сонным, он пытался проникнуть в неё, пройти сквозь тончайшую оболочку её эфемерной формы, но не смог. И тогда она начала расти, наливаясь пунцовым, перекатываясь, шевеля своими толстенькими ложноножками-щупальцами.
Артур испугался. «Ведь как же», — подумал он, — «ведь если же два сообщающихся сосуда сравняются по объёму, то объём одного из них станет равен…»
Сосуды не сравнялись. Когда отливающая всеми цветами радуги амёба мысли (Артур понял вдруг с ужасающей ясностью, что цвет есть качественная субъективная характеристика электромагнитного излучения оптического диапазона) почти сравнялась по объёму с обителью его мозга и он уже чувствовал боль от расплющенных гипоталамуса и шишковидных тел и слышал хруст лобной кости… она вдруг лопнула, пролившись багровым дождём на зрительный бугор, открыв Артуру клинопись истинной своей сути.
Стены и потолок помещения, в котором он находился, были покрыты зловещими кровавыми надписями, пугающими своей одинаковостью.
«ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ», — гласила каждая из них.
Внезапно Артур понял, что раз надписи везде, то, значит, нанесены они не на побелку, а прямо на радужную оболочку его глаз.
Он вдавил кулаки в глазные яблоки, но кровавая вязь не исчезла.
«Эх, скипидару бы!» — мелькнула мысль, и он уже начал было рыться по тумбочкам в поисках желанной жидкости, когда потолок и стены запестрели вдруг надписями «ЭХ, СКИПИДАРУ БЫ».
«Что же там раньше было!» — мучительно напрягся Артур, и потолок молниеносно отреагировал длиннющей и широченной «ЧТО ЖЕ ТАМ РАНЬШЕ БЫЛО», зато на стенах засветилось муаровым светом многократно повторённое «ВРАГ».
«ВРРАГ! ВРААГ! ВРАГГ», — подумал Артур, встал в проходе между кроватями и принял боевую стойку.
Грязные полосы на линолеуме стали зелёными и мшистыми, пол прогибался под его ногами, а кровавые надписи на стенах колыхались, как листья кувшинок на поверхности подёрнутого рябью озера.
Он двинулся по проходу, реагируя на каждый шорох, готовый каждую секунду нанести смертельный удар тому, который не дремлет. А воздух в помещении, казалось, был соткан из шорохов. Вот вибрирующая погремушка ползающей под кроватью гремучей змеи. Вот полувсхлип-полустон мучаемого кошмарами филина. Так. А это — Артур прислушался, он просто весь превратился в орган слуха, он прямо чувствовал, как раковина его уха, приняв форму патефонной улитки, вытянулась навстречу упругим ультракоротким волнам, создающим в окружающем его киселе видимые простым глазом колебания, — а это таракан за стойкой третьей от двери кровати чешет ножкой хитиновое крылышко. Стены вокруг Артура запестрели графиками дифракций и интерференций, заставив его задуматься о том, как зависит амплитуда звуковых колебаний и изменения положения частиц от единовременной разницы достигаемых самими волнами фаз. Бррр… Он знал, что разгадка не за горами. Знал уже потому, что графики на стенах загнулись в сторону гиперболического, а что касается цветов, то здесь преобладали, да что уж там — царили безраздельно оттенки, благородные и нежные, среди которых особо выделялись «нейчерал фэнси брауниш еллоу» и голубой травертин. Но главное, главное таилось всё еще за мутным чертогом безвестности, выставив наружу лишь свои такие тоненькие, многообещающие метастазы… Бррр…
