Габриэль Витткоп - Убийство по-венециански
Эмилия Лаумер, двадцати двух лет, сидит на скамеечке, справа от камина. Племянница книготорговца Дзампони, владельца лавки на рио Терра дельи Ассассини, она помогает ему в торговле и приносит книги в дом Ланци. С некоторых пор Оттавия, у которой слабое зрение, сделала ее при себе чтицей. У Эмилии тусклые волосы, которые она любит собирать в античный узел, что в Венеции не принято. Более образованная, чем дочки буржуа, она малоразговорчива и имеет склонность к самоанализу.
Рядом с геридоном[8] - Джакомо Бири, бывший чичисбей[9] покойной, который был бы приятен взору, если б не его плохие зубы. В глубине души он решает отныне избегать контактов с Ланци и появится, впрочем, еще всего лишь раз, в чисто декоративном качестве.
Дверь открывается, и вот Розетта Люпи, семидесяти трех лет входит, чтобы подать кофе. На ней платочек, повязанный в виде тюрбана, и обшитый кружевом передник. Родом она из деревни Маламокко, с отрочества состоит в личном услужении у Оттавии и по-собачьи слепо ее обожает.
В свое время появятся и другие фигуры, чаще всего в ретроспективной роли - например, покойных жен. А в этот момент поздравляет себя с успехом некто, находящийся в этой большой мрачной комнате, которую не в силах развеселить ни окна, занимающие всю ширину фасада, ни Аркадия, изображенная Дзукарелли на панно над дверьми.
Альвизе, в основном, скучает и гадает, кто придет на похороны. Весь вечер накануне он провел в своей библиотеке. Это красивая комната: не только потому, что, будучи немного парвеню, он изо всех сил старается придать своему жилищу вид более роскошный, чем ему по средствам, но, главным образом, оттого, что страсть к книгам - его основной якорь.
Марионетки не только говорят, но и пишут, и посему уместным будет представить их письма на суд зрителей.
Венеция, май 1766
Что сказать Вам, моя дорогая сирена, кроме того, что архитектор Массари недавно скончался, Гварана заканчивает прекрасные фрески для часовни Сената, а в моде сейчас серый атлас, оттененный темно-розовым? На Кампо Сан Стефано показывали двухголовую женщину, необычнее которой мы до сих пор ничего не видали, но, поскольку ей сломали ноги, чтобы она не сбежала, она отдала Богу душу. И теперь мы лишены маленького развлечения. За исключением этого, новости довольно скромные. Ланци купили дом семейства Дзольпан на Фондаменто Реццонико, а Марчия Дзольпан, чей отец умер, вернулась в свое прежнее жилище на другом конце рио. Похоже, что во время заключения сделки Альвизе Ланци, которому уже двадцать три года, влюбился в Марчию Дзольпан, свою одногодку. Поскольку история об их совместной эскападе в Фузину уже облетела венецианские кафе, все посчитали, что дело закончится браком, но синьора Ланци этого не допустила. Жаль, поскольку Марчия - красивая девушка, хоть и без бюста. Что же до усиков, которые у нее появились, когда она была совсем юной, то они исчезли, что заставляет предположить, что она удаляет их с помощью воска. Как бы то ни было, Марчия наделена умом и сильной душой, что в наши дни встречается вовсе не часто. Альвизе все-таки женится и гораздо более выгодно. Он берет в жены Катарину Пеллегрини, кроткую и совершенно не похожую на Марчию. Вы, разумеется, знаете семью Пеллегрини, и Вам известно, как старый Дзанни темными и запутанными путями сумел выгодно вложить деньги в заграничную работорговлю. Катарина, которой принадлежат владения во Фриуле, заказала свой портрет лучшей ученице покойной Розальбы Каррьера. А Вы знали, что Катарина страдает эпилепсией?
Прощаюсь с Вами ненадолго, моя дорогая, и нежно Вас целую.
Итак, перед нами Альвизе в двадцать три года. Он еще не расстался со своей шевелюрой и с некоторых пор усиленно старается следовать моде. Он и Оттавия стоят друг против друга в салоне, ставни которого затворены для защиты от майского солнца.
Легко она не сдастся. Может быть, даже не уступит вовсе. Она всегда без труда одерживает верх. Он не блещет риторским искусством, а его навыки ведения спора столь же слабо развиты, сколь богата его мысль. Книги дарят ему то, чего сам он дать не в силах. Стена вздымается между каждым аргументом и устным его выражением. Он заводит речь об эскападе в Фузину и о том, что это накладывает моральные обязательства. Оттавия разражается смехом и намекает на нравы снисходительного и распущенного города. Он упоминает об элегантности и изысканности Марчии Дзольпан - не столь уж маловажных факторах с точки зрения общественного признания. Оттавия пожимает плечами. Наконец, он воздает хвалу уму Марчии, по меньшей мере замечательному, и это самый неудачный довод, уж его-то как раз не следовало приводить.
В тот самый момент, когда Оттавия собирается бросить ему гневное возражение, входит Розетта, чтобы объявить о приходе продавца вееров, и Синьора покидает салон, бросив на сына взгляд, не поддающийся расшифровке.
Возражение Оттавии: Марчия Дзольпан - лесбиянка. Марчия Дзольпан и вправду лесбиянка и склонности своей предается столь же регулярно, сколь и скрытно. Она ни к кому не привязывается, избегая в то же время перемен, которые, будучи слишком частыми или необдуманными, могли бы ее выдать. Это свидетельствует о мудрости, умении жить и о дисциплине - добродетелях, которые как раз и составляют основу гармоничного союза. Оттавия должна была бы это понять, но она не может.
Возможно, будет небесполезным рассмотреть портрет Катарины Пеллегрини - изображение под стеклом, размером примерно сорок пять на двадцать пять сантиметров, в позолоченной деревянной раме. Перламутровое сияние лица - заслуга исключительно пастели, и, как и всегда в подобных случаях, оплачено оно, без сомнения, щедро. Букет розовых роз на плоской груди и, под башнеподобным лбом, узкое лицо с близко посаженными глазами, орлиный нос, птичий облик. Слабость и жесткость. Слабость и жесткость -Ваш брачный союз, якобы-столь-кроткая мадам, почествуем мы для услады глаз иначе. Предстаньте же перед нами не в белых мерлетти[10] и не в бархатных туфельках цвета слоновой кости. Предстаньте нам, Катарина, три года спустя после свадьбы, в то время, как Серениссима[11] готовит пышные празднества к визиту Иосифа II Австрийского и весь город лихорадит в сверкающей сумятице. Предстаньте в постели. Вот батист длинных рукавов, отделанных по краю вышивкой, но нашим взорам предстает лишь один из них и одна грудь, плоская, как я уже сказала, но вялая. Под этой грудью, бледные рюши, а под рюшами крошечная болонка, наполовину скрытая собольим мехом бледно-зеленого матине[12]. Влажные оборки простынь, пахнущих потом и самкой, покрывало цвета засушенной розы, розой надушенное. Птичье личико под дымкой золотисто-пепельных, почти седых волос, вырисовывается на заднем плане, в то время, как чичисбей вслух читает газеты, а дяди Катарины - аббат с мордой педераста и толстяк, чье красное одеяние трещит по швам на жирном теле, - угощаются шоколадом, который подает им любострастный арлекин.
Катарина Ланци пьет свой утренний шоколад. Брюхо прорвется по осени. А до тех пор мадам будет ждать - с высохшими дряблыми щеками, орлиным носом, глазами, подернутыми голубизной, и неизменно затхлым рвотным душком изо рта. Живот, полный липких агатов, синих и пурпурных тыковок - словно огромный клещ, кокон, набитый красноватыми парусами, квохчущими жидкостями, мешаниной кроваво-складчатых потрохов, мутными водами, хрящами, стекловидными массами с зеленовато-желтым, как у опала, отливом, губчатыми опухлостями, теснящимися друг на друга, как отбросы в мешке. Хотелось бы, чтобы это был мальчик.
Катарина Ланци, урожденная Пеллегрини, допила шоколад - смесь, помимо прочего, какао, ванили, корицы, коричневого сахара и толики аниса в качестве средства от ветров. Ее может вспучить, оттого что она съела слишком много вишни и пила воду со льдом. Внезапно она сама леденеет. В комнате нет никого, даже болонки. Она не в силах подняться. Она покрывается потом и дрожит в ознобе, хочет облегчиться рвотой и не может. Сердце ее колотится, пульс падает и замедляется. За дверью, ведущей в коридор, скрипит паркет. Кто-то шумно дышит. Катарина трясет колокольчик, но язычок у него снят. Катарина зовет, зовет. Очень долго, но никто не приходит. Никто не приходит совсем. Слышен чей-то шепот. Вот наконец кто-то входит. Ну и что Вам нужно?.. Нет, доктор не придет. Замолчите. Да замолчите, ради Бога! Выпейте еще воды со льдом. От рвоты Вам легче не станет. Образумьтесь. Лежите спокойно, говорю Вам!
Спазмы. Жжение нестерпимо. Голубиный хор нестерпим. Катарина скрючивается, съеживается, пытается во что-нибудь упереться, складывается пополам, вздыбливается, сворачивается в клубок и воет, как во время эпилептических припадков. На сей раз плод содрогается, дрыгает ножками, переворачивается и околевает, застряв поперек таза. Тогда ее рвет черной жижей, смешанной с кровью и распространяющей ужасную вонь. Стоя у изножия кровати, Розетта смотрит, не говоря ни слова. Альвизе входит и берет руку жены, и между бровями его залегает глубокая складка озабоченности.
