Виль Липатов - Тот самый Тимофей Зоткин? Тот, тот…
Надежда. Что бы мне ни говорили, не верю я, что абашевские игрушки останутся только в экспонатах Русского музея в Ленинграде да в Московском музее изобразительного искусства – не в обиду моим ученикам Василию Челышеву да Павлу Краюшкину будет сказано. Хорошие ребята, замечательные парни, да поздно с глиной работать начали. Я восьмилетним глину в пальцах почувствовал, а они – в зрелом возрасте. Работают хорошо, но глину еще боятся, на меня то и дело поглядывают. Это плохо! Смелость в искусстве – вещь не последняя, искусство робких не любит: вот пока и нет человека, который бы ко мне душой прислонился, а я к нему: «Моя надежда!» На время надо надеяться: оно не даст погибнуть знаменитому русскому промыслу, да и партия с государством о нем заботятся…
Поддержка. Вера моя в хорошее будущее крепнет, когда встречаюсь с секретарем Пензенского обкома партии Георгием Васильевичем Мясниковым – большим знатоком народного творчества. Человек он настойчивый, волевой, с личным временем не считается, к советам мастеров прислушивается. Как лучше да как легче? Заедет ко мне на часок – совет держим. Как быстрее и лучше создать в областном городе музей народного творчества да как возродить резьбу по дереву. Сейчас обком партии все меры принимает, чтобы расширить народный промысел, – весело у меня от этого на душе. Со мной вот что происходит. Чем старше становлюсь…
Об этом отдельно. Чем старше становлюсь, чем меньше остается жить, тем позже я из мастерской домой возвращаюсь. Сам понимаю: все задумки короткость человеческого века мне не даст осуществить, но я не отступаю…
«Городовой». Я живого городового в глаза не видел, по рассказам только знаю да по книгам, а вещь получилась страшноватая. На голове такие чертячьи рожки, глаза навыкате, губы тонкие, а туловище от беспородной собаки. Старики и старухи, что прежние времена помнят, прямо говорят: «В точку угодил!» Поговаривают, что «Городовой» будет выставлен в Московском музее изобразительного искусства… Ох, как жаден я сейчас до работы! Ох, как жалею, что в молодости на разные пустяки отвлекался, время не ценил. Искусство – одна страсть, оно перелетных птиц не терпит, оно всей жизни – до последней секунды – от человека требует, но и нескромных выскочек не терпит…
Строгий критик. Это я так Лидию Федоровну Крестьянинову называю. Она в народных искусствах – большой специалист, сама скромный человек и от других скромности требует. Лидия Федоровна в столице живет, но я все равно вижу ее глаза, когда сложной работой занимаюсь. И она, наверное, права, когда говорит, что хвалить художника – значит его портить. Я с ней согласен, хотя и знаю, как важна иногда поддержка для тех, кто едва на ноги встал и – по слабости духа – первый шаг боится сделать… Настоящему мастеру похвала приятна, но не нужна: бдительность усыпляет, вперед двигаться мешает…
Деньги. Поверьте, я богатым человеком стал бы, если работал бы на сторону – халтурная работа неучам кажется красивее подлинной. Меня на селе за это чудаком называют, что, дескать, деньги под ногами лежат, а я нагнуться не могу. И не нагнусь никогда: искусство цены не имеет. А деньги? Кому они приносили счастье? Счастье приносит только искусство, если человек для него рожден. Неталантливому человеку в искусстве скучно и муторно, вот он-то и способен брать деньги за свою мучительную работу.
Ожидание. В сентябре решается вопрос о моем членстве в Союзе художников. Рекомендации есть, работы отосланы, не волнуюсь. Ведь не Тимофей Зоткин будет обсуждаться, а мои работы. Искусство или не искусство? Не отстало ли оно от времени? Нужны ли приметы времени? Только я для приемной комиссии ничего специально не делал. Снял со стеллажа первые попавшиеся да и отправил…
Здоровье. Ростом я не вышел, чуть выше ста пятидесяти сантиметров, голова, правда, шестьдесят второго размера шапку требует. Одним словом, маленькая собачка до старости щенок, но вот досада: попал на операционный стол. Живу сейчас на одной почке и ныть не собираюсь: работа меня лечит, работа меня на поверхности жизни держит, работа меня здоровяком делает.
