Елена Травкина - Завтра будет среда
Потап внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Сделай лицо попроще.
А потом кинул цветы на парту и ушел на свой ряд.
7 марта. Вечер.
По дороге домой Наташка забрала у меня букет, которым я так и норовила что-нибудь подмести. Мы помирились, и до самого подъезда я слушала про скандалы, интриги, расследования. А потом то же самое я слушала по телефону. И когда мне уже было тошно, муторно и хотелось лезть на стенку, Наташка заявила, что на Потапа ей плевать, но, если я не пойду на дискотеку, она перестанет меня узнавать при встрече. Проще было сказать «да», чем объяснять, почему «нет». Я лишь попросила, чтобы она помогла мне с макияжем.
Я. Решила. Накраситься.
Наташка превзошла себя. Когда мы появились в школе, фраза «Оу, Потап с ума сойдет!» заменила приветствие. Я изо всех сил пыталась быть любезной с встречными и не покалечить никого раньше времени. А, наверное, зря.
В нашей школе дискотеку проводят в актовом зале. В нем четыре выхода, и, чтобы никто не сбежал напиться и покурить, три из них баррикадируют партами и выпускают в туалет строго под расписку. Расписался – и писай сколько влезет. Хочешь – с бутылкой, хочешь – с сигаретой. Для тех, у кого с мочевым пузырем все в порядке, посередь танцев иногда проводят интеллектуальную игру под названием «фанты».
Разумеется, меня уговорили принять в ней участие. И, разумеется, меня подставили.
Я должна была изображать лису Алису, а Потап – Базилио. Все, что от меня требовалось – это перебирать передними лапками в такт фонограмме. Я перебирала и смотрела на Потапа. Он периодически орал «Жги, Алиса!» и тоже смотрел на меня. Кажется, музыка уже закончилась, а мы все перебирали, орали и смотрели. А из зала смотрели на нас и думали черт знает что. В общем, я сбежала в коридор под расписку и потребовала стереть косметику. Немедленно. Кажется, я еще махала руками и намеревалась снести пару стендов с красным крестом. Испуганная Наташка слюнявила платок, а затем мои щеки и глаза. Я стояла вся обслюнявленная, читала по слогам, как надо оказывать первую помощь, а Потапов заботливо бубнил рядом: «Что-нибудь случилось?» И глаза у него были добрые-добрые. Как у мамы. Я отворачивалась, чтобы не смотреть в мамины глаза, и боролась с желанием вырвать у Наташки платок и наложить Потапу жгут на шею. Чтобы признался, наконец, что ему от меня надо.
9 марта.
Я смотрю на себя в зеркало.
- Мама, в меня можно влюбиться?
- Конечно.
- Нет, мама, ты не понимаешь. В меня. Вот в это можно влюбиться? Вот в это? И вот в это?!
***Кажется, вчера я драла себя за волосы и, очень может быть, билась головой об стенку. Во всяком случае, мама все утро ходила на цыпочках, а кот Макс отказался спать у меня в ногах и до сих пор не слезает со шкафа. Что на него не похоже: от меня и от кровати до сих пор несет валерьянкой.
В школу я не пошла. Провалялась в постели с книжкой. Иногда на меня нападал жор, и я шла жарить яичницу-глазунью. Распускала яйцо в сковородку, глядела в подслеповатый глаз, а потом – клац-клац – по-каннибальски уничтожала его ножом и вилкой.
Кот Макс сменил гнев на милость, и мы дуэтом помурлыкали «Чумачечую весну». Под воздействием валерьяновых паров Макс настаивал, чтобы мы ее проорали, но мне как-то не хотелось. Видимо, вчера я наоралась по самое горло.
Я лежала, уткнувшись в мягкий кошачий живот и обещала себе, что прекращу все переглядки с Потапом. Завтра же. Вычеркну и забуду. Я даже по зубу себя щелкнула, как уголовники.
А потом пошла на кухню, где в мусорном ведре валялся злосчастный букет, вытащила его и понюхала.
14 марта.
Меня зовут Аней, но все называют Нюрочкой.
У меня есть мама, кот Макс, Наташка и с некоторых пор Потапов.
Мы не гуляем под руку, не общаемся, не здороваемся.
Он на меня смотрит. Просто смотрит. Сидит, повернувшись спиной к подоконнику, на котором бушуют тропики из гераней, фиалок и алоэ. Он сидит в этих геранях и смотрит на меня. А когда светит солнце, Потап исчезает. Остается только черный силуэт - без лица. Печальный демон, дух изгнанья. Я вспоминаю, чем закончила Тамара и отворачиваюсь от него.
18 марта.
Все было просто. Звонок в дверь, и милые синюшные лица. Они гуляли и замерзли. Они замерзли и зашли погреться. Они знают, что мама на работе, а кот Макс сбежит на шкаф. Никаких переменных - мне всегда легко давались уравнения. Одного я не могла понять: почему меня затрясло при виде Потапа?
Когда в нашем доме появляются гости, я становлюсь первобытной: мне нужно немедленно усадить всех у костра и накормить ляжкой бизона. Ну, или чаем с баранками. Чай будет истекать паром, баранки захрустят в ушах канонадой, а я - вся такая хозяйственная – сложу ручки на фартучке и стану краснеть от комплиментов.
В этот раз бизона не было, а чашек не хватило. Поэтому одни пили, другие хрустели. А Потап водил для себя экскурсию по квартире.
Вечер обещал быть томным и как-то плавно скатился к игре в «кис-брысь-мяу». Кто-то целовался при всех, не дожевав баранку, кто-то целомудренно убирался в спальню. Кот Макс из-за прошедшей некогда операции участия в вакханалии не принимал. Сидел на шкафу и скалился, как на приеме у стоматолога. А я продолжала быть гостеприимной хозяйкой и курсировала в этом бедламе с никому не нужным чайником.
Ровно до тех пор, пока спиной к играющим не повернулся Потап.
Кажется, сначала у меня задрожал чайник, тоненько, противно, и Потап рявкнул: «Усадите ее уже!» Наташка плюхнула меня на диван, и тогда у меня задрожала коленка. Сама по себе - я даже не сразу поняла, что она моя. Обхватила ее покрепче, чтобы чувствовать себя единым целым и пропустила громкое «мяу». Палец ведущего недвусмысленно упирался мне в нос, но я на всякий случай оглянулась на тех, кто рядом. Они сразу отодвинулись. Тогда я посмотрела на Потапа: в своем ли вы уме, батенька? А он взял меня за руку и утащил в прихожую.
Пока Потап тянул меня за собой и усаживал на мягкие куртки, я чувствовала себя Муму с кирпичом на шее. Вроде все кончено, а надежда еще теплится. Но когда он спросил:
- Ты хоть целовалась когда-нибудь? -
я сглотнула комок и смерила его взглядом усталой и опытной женщины. Мне только абсента в бокале не хватало для завершения образа.
- Ну…
От курток пахло холодом, мурашки на руках играли в чехарду. Потап улыбнулся и чмокнул меня куда-то в нос, скорее всего, перепутав его с губами.
19 марта.
Мы стояли на школьном крыльце и дышали весной. Она-таки вспомнила про наш городок, и, как гопник из подворотни, в одну ночь стянула с жителей шубы и шапки.
Галдеж стоял невообразимый. Галдели все: грачи, первоклашки, их родители. Даже учителя выходили на улицу и начинали галдеть, поддавшись всеобщему ликованию. Я стояла молча, но нетрудно было догадаться, что я тоже галдею.
Потап образовался рядом совершенно незаметно и очень естественно. Как весенний туман. Снял с меня тяжелую сумку и сообщил:
- Я тебя провожу.
Это не было вопросом. Он просто поставил меня перед фактом.
- Потап, ты рехнулся?
- Меня, кстати, Максом зовут.
Он зацепил меня под локоток и повел через школьный двор. Всеобщий галдеж тут же сменился молчанием: первоклашки продолжали кидаться портфелями, но без слов, как в балете, - а я, точно Мария Антуанетта из немого кино, шествовала на эшафот с гордо поднятой головой. Будь в этот день рядом монархически настроенные французы, они прослезились бы от гордости за свою королеву. А так только Наташка показала мне большой вытянутый палец. Я тут же рванула к ней: погуляли и хватит, но предусмотрительный Потап только сильнее сжал мой локоть.
- Что ж ты дикая такая…
Слышать это было обидно, и я мстительно заявила:
- У меня кота зовут Максом.
Новоявленный Макс пожал плечами.
- Знаю. И что?
Я тоже пожала плечами. Действительно, ничего. Что я, замуж за него собралась, что боюсь их свести под одной крышей? Он - Макс тут, мой Макс там. Неприкосновенность территории гарантирована.
В подъезде было темно хоть глаз выколи - только со второго этажа сочилась тонкая струйка света. По праву хозяйки я поднималась первой и думала, что, будь на моем месте длинноногая анорексичка, Потап уже перегнул бы ее через перила, рискуя повредить позвоночник, и целовал бы зону декольте. Я так реально себе это представила, что даже приостановилась в ожидании потаповской чеширской головы. Голова приплыла, озадаченно кивнула, и стало ясно, что моему позвоночнику ничего не грозит.
Открыв дверь, я отпихнула кота Макса, желавшего узнать о событиях в мире, и развела руками:
- Ну, проходи, коль пришел.
- Привет, Макс.
Повесив куртку, Потап присел на корточки. Кот Макс подошел к нему, осторожно обнюхал кеды и штаны, вопросительно задрал голову. Тогда Потап подхватил его под живот и стал чесать за ушами. И мордочку. И брюшко. И наш с мамой любимец, гроза колготок и пылесоса, зажмурился, заурчал и забыл про всякую осторожность.
