Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы
— Если когда-нибудь захочешь ее продать, — робко сказал Шрирам, — скажи мне цену.
— Ну и ну! — захохотал Канни. Он был в превосходном настроении. — Я знаю, ты у нас можешь купить саму королеву! Настоящий заминдар Но я не хочу с ней расставаться. Она приносит мне удачу. С тех самых пор, как я ее там повесил, мое дело выросло в десять раз.
* * *Как-то вечером бабушка спросила:
— Ты знаешь, какая завтра будет звезда?
— Нет. Зачем мне это? — ответил он, удобно облокотясь о холодный цементный подоконник и глядя на улицу.
Сколько он себя помнил, он всегда так сидел, с утра до вечера. Когда ему исполнился год, бабушка усадила его у окна и показала всякие интересные вещи на улице: телеги, запряженные буйволами, повозки с лошадьми и несколько первых автомобилей того времени, которые вовсю гудели и грохотали по мостовой. С тех пор он отказывался есть, если она не разрешала ему следить за тем, что происходило на улице. Она подносила к его губам ложку с рисом и простоквашей и восклицала: «Посмотри, какое большое авто. А наш малыш Рам в нем поедет?» Заслышав свое имя, он моргал и раскрывал рот, и она быстро всовывала ему в рот рис. Он так привык к этому окну, что, когда вырос, не искал иных развлечений: сидел себе, порой с книжкой, у окна и смотрел на улицу. Бабушка часто его за это журила.
— Что ты никуда не ходишь и со своими сверстниками не знаешься?
— Мне и тут хорошо, — отвечал он коротко.
— Встал бы с этого места, ты бы многое увидел и узнал, — говорила она сердито. — Знаешь, твой отец в твоем возрасте мог прочесть календарь, перевернутый вверх ногами, и в одну секунду сказать, какая звезда в какой день главная.
— Он, верно, был очень мудрый человек, — рискнул Шрирам.
— Не наверно, а точно, — поправила его бабушка. — Как и твой дед — ты же знаешь, какой он был умный! Говорят, дед перевоплощается во внука. У тебя такой же нос, как у него, и брови такие же. И пальцы у него были длинные, как у тебя. По на этом все сходство и кончается. Лучше бы ты унаследовал его ум.
— Жаль, что ты не сохранила для меня его портрета, бабушка, — сказал Шрирам. — Я бы на него молился и стал бы таким же умным, как он.
Старушке понравились эти слова, и она сказала:
— Я тебя научу, как стать лучше.
Она подтащила его за руку к лампе в холле, бросавшей небольшой круг света. Вынула из-под черепицы в покатой крыше календарь, обернутый в плотную бумагу. Уселась на пол, потребовала, чтобы он принес ей очки, открыл календарь и нашел в нем определенную страницу. Страница была испещрена крошечными загадочными символами, разделенными на таинственные колонки. Она низко склонилась над ними.
— Что это ты делаешь? — спросил Шрирам жалобно.
Она указала пальцем на букву и спросила:
— Это что?
— Са… — прочитал он.
— Это значит Садхайа. Твоя звезда.
Провела пальцем по строке и указала на завтрашнее число.
— Это как раз завтра — ты родился под этой звездой. Завтра тебе исполнится двадцать лет, хотя ты ведешь себя так, словно тебе десять. Я собираюсь отпраздновать эту дату. Хочешь пригласить своих друзей?
— Ну нет, — отрезал Шрирам.
* * *На следующий день он в одиночестве праздновал день своего рождения. Хозяйкой и гостьей была бабушка. Снаружи никто бы и не догадался, какой важный день отмечали в доме № 14 по Кабирской улице. Дому было лет двести, не меньше, он и выглядел совсем древним. Он стоял последним на их улице, хотя выстроивший его прадед называл его «первым». Отсюда были видны зады теснившихся на базаре зданий, и день и ночь с Базарной улицы доносился говор толпы. Рядом с домом Шрирама помещалась небольшая типография, целыми днями испускавшая жалобные стоны, рядом с ней — еще один древний дом, в котором помещалось шесть шумных семейств, а за ним — Фондовая контора, куда бабушка клала деньги внука. Улица здесь изгибалась; по слухам, близость к базару, Городской начальной школе второй ступени, диспансеру местного Благотворительного фонда и, пуще всего, к нескольким скамьям вокруг фонтана на базаре придавала домам на Кабирской улице особую ценность.
Дома здесь были все на одно лицо — пологая длинная крыша, поддерживаемая изящными деревянными колоннами красновато-желтого цвета с резьбой и медными украшениями, а под окнами пиол, выложенная кирпичами открытая площадка, на которой летом спало все семейство.
Стены были в два фута толщиной, двери с бронзовыми ручками сделаны из вековых тиковых досок, а черепицы — из обожженной глины, которая выдержала бури и ливни столетий. Все дома походили друг на друга; изящные колонны и покатые крыши как бы складывались в одно здание. Много поды утекло с тех пор, как их построили двести лет назад. Нередко они переходили в другие руки, когда прежние владельцы бесследно исчезали в ходе запутанных судебных тяжб; кое-какие сдавали в аренду дельцам («Солнечное Сияние», «Фабрика Маслел» или Отделение банка), — которые удалялись в деревню или возводили себе современные виллы в Новом районе. Однако один или два дома хранили верность времени, оставаясь в руках одной семьи. Таким был дом № 14. Семья поселилась в нем двести лет назад и все еще жила в нем, хотя из всего рода осталось лишь двое — Шрирам и бабушка.
* * *Сезон еще не начался, однако к дню рождения бабушка добыла откуда-то сахарный тростник длиною в целый ярд.
— Какой это день рождения, если в доме нет тростника?! Внесешь его в дом и празднуй — это благоприятный знак.
Над дверью она повесила гирлянду из манговых листьев и посыпала порог цветной рисовой мукой. Проходивший мимо сосед остановился и спросил:
— Что это вы празднуете? Может, нам задуть огонь в очагах и прийти к вам на праздник?
— Конечно, приходите, — ответила бабушка любезно. — Будем рады.
И прибавила, словно желая нейтрализовать приглашение:
— Мы вам всегда рады.
Она жалела, что не может позвать соседей, но внук-затворник запретил ей кого-либо приглашать. Если б не он, она бы созвала барабанщиков и трубачей и устроила праздничное шествие, как мечтала все эти годы. Ведь это был день его двадцатилетия, когда она вручит внуку сберегательную книжку и передаст ему управление его собственностью.
* * *Поход с бабушкой в Отделение банка в нескольких шагах от дома превратился в целое событие. Под открытым небом бабушка словно уменьшилась ростом — это она-то, которая распоряжалась всем в доме № 14! За его стенами она казалась совершенно беспомощной.
Шрирам не выдержал:
— Ты словно младенец, бабушка.
Бабушка прищурилась под ослепительным солнцем и зашептала:
— Тише! Не говори громко, тебя могут услышать.
— Что услышать?
— Все, что ты скажешь. То, что происходит за закрытыми дверями, посторонним знать не обязательно. Пусть себе помалкивают.
Словно в подтверждение худших ее подозрений, Канни весело крикнул из своей лавки:
— Ого, бабушка вышла с внучком на прогулку! Просто картинка! Как молодой человек вытянулся, госпожа!
Шрирам прямо расцвел от комплимента; он почувствовал себя на голову выше всех кругом и строго сжал губы. В правой руке он держал банковскую книжку в коленкоровой обложке, которую только что торжественно вручила ему бабушка.
— О-о, молодой господин идет в надлежащую школу с надлежащей книжкой, — заметил Канни. — Он должен стать таким же великим человеком, как его отец и дедушка, взятые вместе.
Бабушка ускорила шаги и зашептала:
— Не останавливайся и не говори с этим человеком. Он нас замучит своими разговорами. Вот почему я не хотела, чтобы твой дед продавал участок напротив, но он был упрямый человек, до того упрямый! И этот Канни, который тогда был совсем юнцом, ему нравился.
— А дедушка тоже покупал бананы?
— Не только бананы, — пробормотала она с содроганием, вспоминая его привычку покупать в лавке Канни сигары.
Ей казалось унизительным курить сигару на людях: «Сосет, будто ребенок леденец на палочке!» — бормотала она, нарушая мирное течение их супружеской жизни. Она винила Канни — ведь это он вечно поощрял ее мужа к куренью — и никак не могла ему этого простить.
По пути в Фондовую контору их останавливали и другие соседи: они выглядывали из дверей и спрашивали, как это случилось, что старая госпожа вышла из дома в сопровождении внука. Было бы понятно, если бы сегодня было первое число и она одна шла в контору. Но что же заставило ее отправиться туда в сопровождении этого юноши, которого они почти никогда не видели на улице, к тому же державшего сберегательную книжку в руке?
— Как?! — вскричала соседка, которая была бабушкиной закадычной приятельницей. — Неужто у этого мальчика будет собственный счет в банке?
