Ева Весельницкая - Не женское это дело…
– Вроде звали, так почему напряженка?
Все как-то враз заговорили, также враз неловко смолкли.
– Ты опоздала, тебе уже дней десять как надо было здесь быть, – обратился он внезапно к ней. И тут же про нее забыл.
– Ну, что начнем?
Он закурил, взял предложенный чай.
– Пока вы боитесь людей, дорогие мои, ничто не имеет значения. Мы сделаны из людей – родственников, знакомых, случайных попутчиков, литературных героев, исторических персонажей. Ответ на мой риторический вопрос проще пареной репы. Кстати, кто-нибудь из вас ел пареную репу? Я – нет. А говорят она проще всего. Некоторые из вас знают, кто я, некоторые слышали, что я Мастер. Вас так напугал мой средний брат Ошо? «Мастер – это смерть». Умел братец сказать. Я – просто зеркало. Помните, как в детстве мама к зеркалу подносила и говорила: «Смотри – это ты». Вот и я говорю: смотрите – это вы.
То, что началось, кончилось только к утру. Мозги не ворочались, языки не слушались, глаза слипались. И тут он снова вспомнил про нее:
– Ты, говорят, на машине? Отвезешь? И, не оборачиваясь, пошел к выходу.
***
– Ну, привет, привет. – Заговорил он уже в машине, пока она, не спеша закуривала, – Тяжело досталось?
– Легче, чем ожидала. Пришлось всего два раза объехать квартал, пока Сказочница меня остановила. Слушай, но от нее-то, зачем скрывать? Может нам-то уже пора встретиться?
– Рано.
– Рано, так рано. Ты Мастер, тебе виднее.
– Ладно, ладно, молодец. Никто там тебя так и не увидел.
– Мне показалось, что Гри в какой-то момент что-то учуял, но обошлось.
– Да, Гри посерьезней остальных. Завтра постарайся опоздать. Поехали. Отдыхать тоже иногда надо.
– Я соскучилась, ты-то как.
– Не волнуйся, все нормально.
– Как там правая рука поживает?
– Мы же договорились: левая – не ведает, что творит правая и наоборот.
– Вообще-то это принято считать бестолковостью.
– У них толковый хозяин или ты не согласна? – это он сказал вслух.
***
Когда она пришла на завтра, по кругу, несомненно, шла уже не первая чаша.
Дымно, шумно, пьяно. Все сидели в кругу на полу. Она тихо вошла и примостилась у стены, на нее никто не обратил внимания. На скатерти в центре круга – разномастные бутылки, полные и начатые, денежные купюры, какие-то украшения, посередине – огромное блюдо с недоеденным пловом, который неумело подражая востоку, коренные горожане, воспитанные в европейской культуре пытались есть руками, пачкаясь и рассыпая ароматный янтарный рис.
Народ млел от экзотики и ерзал от неумения сидеть на полу.
Шейх, как положено, сидел в центре. Странная одежда, какие-то амулеты на шее, капли пота на лбу. Он точными, подчеркнуто аккуратными движениями подбирал рассыпанный рис, ни на мгновение не выпуская из вида чашу, которую все, кто сидел в кругу передавали друг другу, отпивая кто сколько мог и хотел и повторяя с разной степенью искренности одну и ту же фразу: «Здоровья и счастья всем друзьям».
Чаша тем временем обошла круг и вернулась к шейху. Все примолкли – в ней осталась добрая треть. Он посмотрел на чашу, на людей в кругу и глубоким, ясным голосом, от которого вибрация прошла по всей комнате и проникла в каждого, произнес: «За Школу. Здоровья и счастья всем друзьям». Она не увидела, как он выпил. Пространство сменилось.
Столп огня, выросший ниоткуда и уходящий в никуда, горел ровно и неколебимо, к нему слетались и в нем исчезали какие-то дымы, клочья копоти и обрывки тумана. Вокруг столпа плавно вращался огненный круг, пламя его было другим, неровным, то желтым, то красным, оно то вспыхивало, то почти гасло. Вдруг столп белого огня расширился и вобрал в себя весь круг, несколько мгновений в нем что-то происходило, пламя колебалось, возникли отдельные языки, потом все выровнялось, и не было уже ничего кроме гудящего ровного пламени.
– …Вы думаете так просто сидеть на вас глядеть? «Сидеть и думать про себя…» Это очень похоже на вокзал – все ждут поезда. А поезд-то уже ушел.
Она вынуждена была признаться, что так очаровалась процессами второго уровня, что напрочь потеряла первый, и не слышала, с чего начался разговор.
– Может, кто вопрос хотел задать?
– А что ты от нас ожидаешь?
– Ничего, совершенно ничего.
Когда человек не может освободиться от думания о себе, он видит мир в тени себя самого и называет это мраком Мира. Сумасшедший должен быть веселым, иначе он просто больной.
Однажды Мастер Юллу насобирал подаяния особенно удачно и вечером демонстративно пошел в кабак, устроил там большой дебош. Пьянка, гулянка, танцовщицы, деньги танцовщицам в положенные места распихивает. Возмутились правоверные. Быстро разнеслась весть по городу, собралась большая толпа у ресторана. Он выходит, песни поет. Избили его, измолотили страшно, бросили в арык и, довольные, разошлись. Думали, умер.
Утром приходят на базар, а он там танцует.
Он очень красиво танцевал.
Шейх взял чашу, не выбирая, налил из ближайшей бутылки, и с теми же неизменными словами пустил ее по кругу.
Она не заметно вышла на кухню, но замерла в дверях: там разговаривали.
– Почему я должна все это терпеть в моем доме? Хватит, что я зарабатываю на то, чтобы вся эта орава могла есть, пить и рассказывать мне как «много я теряю, погрузившись в социум», – женщина кого-то цитировала и передразнивала. – И эта пьянка у вас называется духовной практикой. Какой он шейх? Что я его первый раз вижу? Это просто какой-то театр для дураков!
– Может, ты все-таки успокоишься и посмотришь, – она узнала характерный голос Гри, который, беседуя, проявлял чудеса, чтобы одновременно ни на секунду не покинуть Круг. – Пока ты верила, вопросов не возникало, когда закрывается сердце, глаза видят только маску.
– Я устала.
За спиной раздался шорох, потом что-то упало, потом раздалось невнятное бормотание. Она обернулась. Сказочница, как видно, только вошла, успела что-то уронить и теперь пыталась это найти, подняла глаза и сразу же заговорила в своей обычной манере:
– Согласись, самый приятный способ себя жалеть – это ранней осенью, в дождь сесть в машину и ехать, куда глаза глядят, но чтобы обязательно лесная дорога, и мокрый асфальт, и желтые листья на нем, и плохо видно, и непонятно то ли от слез, то ли от дождя, а потом свернуть к заливу, открыть дверцу и так сидеть под шорох дождя, шелест деревьев и плеск волн…
– Соглашусь. «Чудеса как трава под колеса машины…»
– Тогда до встречи. Я жду тебя у нас.
– Мне ехать? Сказочница зовет меня к себе.
– Поезжай. Знакомься, слушай, смотри. Я скоро и сам туда собираюсь. Найди возможность задержаться до моего приезда.
Огненный круг продолжал вращаться, в причудливо вьющихся языках пламени виделись лесистые горы, морское побережье, лесное озеро, большой город. Круг манил, огонь пугал и притягивал.
Она шагнула. «В огне не горит только огонь».
***
«Счастливо умереть», – сказал Мастер на прощание, когда она по его совету за одни сутки оставила всю свою предыдущую жизнь, и отправилась в края совершенно неведомые без сожаления и страха, в сильном волнении и без надежд. Рада бы надеяться, да непонятно было на что.
Старик в чалме, халате и верхом на осле на фоне глинобитной стены, за которой виднелись невысокие купола – это все, что она помнила долгое время о своих первых минутах в Средней Азии. Нет, не все, еще она отчетливо помнила зной и блеклое, как будто много раз стираное небо. Как она выбралась на трассу, как голосовала, как договаривалась с водителем КаМАЗа, она вспомнила уже значительно позже. Из странного и не свойственного ей полузабытья вывела огромная надпись, выложенная белыми камешками на откосе дороги: «Верным путем идете, товарищи!». Это было так нелепо, так неожиданно и так смешно, что она мгновенно пришла в себя и всю оставшуюся дорогу, пост ГАИ и деревню, дом и двор, куда она, наконец, добралась, запомнила сразу в мельчайших подробностях и навсегда.
Хозяина дома не было. И вообще никого в доме не было. Правда, если бы ей не описали так подробно всю дорогу от поста ГАИ до нужного ей дома, она вообще не поняла, что это жилой дом. Вдоль деревенской улицы тянулись высокие заборы с калитками, некоторые с высокими воротами, украшенными затейливой резьбой, а здесь только мостки из шатких досок через арык, узкий проход между высокими незнакомой породы деревьями и пустой двор. Железная печка посреди двора, сундук, гора одеял и настил под навесом дома, похожим на полузаброшенный сарай. И одна совершенно удивительная деталь: рядом с печкой в изящном изогнутом сосуде стоял большой букет уже увядающих полевых цветов, составленный умело и продуманно. (Она тогда еще не умела «видеть» или эту способность лучше назвать «чувствованием»? И долго удивлялась этой детали, пока Тень Великого Мастера не объяснил ей, что незадолго до ее приезда здесь была женщина по имени Сказочница и это ее знак.)
