Александръ Дунаенко - Есть ли жизнь на Марсе?
— Заходите, заходите, Александр Иванович. Да, не разувайтесь, я как раз прибирать собралась. Как ваше здоровье, как Мария Павловна, как мама?..
— Да, ничего, ничего, нормально всё у нас, вот — Васька…
— Господи! — Вырвалось у старушки. — Это кто же его так? Да вы кладите его, кладите сюда, прямо на лавку.
Чудес не бывает. Чудо — это когда не веришь, а что-то хорошее происходит вопреки. А, когда веришь и переставляются горы, когда от этого зацветает бесплодная смоковница — то в этом нет ничего чудесного. Потому что так должно быть. Почему-то я верил, что у Гурьевны получится. Бабушка присела на лавку возле Васьки, положила на него руки и стала читать молитвы. Я краем уха слышал — молитвы наши, человеческие. А и действительно, какие же ещё? Ведь Бог у всех у нас один. И у меня. И у Васьки. И у любой букашки.
Гурьевна перестала шептать. Кровотечение остановилась. Но не потому, что из Васьки она вся вытекла. Он дышал. И чуть шевелил кончиком хвоста. Целительница промыла рану марганцовкой, сделала перевязку:
— Всё, забирайте своего Ваську.
И Васька поправился. Живуч оказался, как кошка и всё на нём зажило, как на собаке. В один прекрасный день я сказал жене:
— Мария! А давай устроим нашему Ваське праздник. Зарежу-ка я самого жирного нашего петушка, покромсаю на куски, и пусть котик покушает! Ведь, если бы не он — погибло бы всё наше куриное поголовье.
Жена оказалась не против. Только посоветовала петушка того всё-таки сварить, чтобы не развивать далее в нашем спасителе каннибальских привычек. Сказано — сделано. Отварил я в большой кастрюле петушка, переложил его на противень и выставил в таком виде на крыльцо, где Васька уже сидел. Да не один. А с ним, конечно, и Чернушка, и Аксель. Василий подошёл, обнюхал курятину, удовлетворительно муркнул и сел рядом:
— Навались, — мол, — ребята! Я сегодня угощаю!
И ребята не заставили себя ждать. Аксель с Чернушкой так накинулись на ещё тёплое мясное блюдо, как будто у них во рту недели две маковой росинки не было. А, когда они устали есть, присоединился к ним и Василий. Хватило всем. Да, конечно же, не так всё было. Приукрасил я слегка действительность. Где это видано, чтобы кошки за столом друг другу место уступали! Набросилась вся стая на курятину безо всяких приличий. Только урчание и хруст костей вместо: «Ах! Пожалуйте, я после Вас». Или: «Я не ем белого мяса, окажите любезность, подайте мне крылышко!» Нет. Ели всё подряд, с костями, а, где попадалось — так и с перьями. И Васькина морда первой оказывалась в самых мясных местах и сдвинуть его оттуда Чернушка с Акселем не смогли бы, даже если бы напряглись вместе. В общем-то, герои — они все в чём-то одинаковы. Они и должны быть такими. Иначе как им всё время оказываться в первых рядах?
И всё бы ничего. Хорошо кончилось то, что хорошо кончилось. Только по ночам стал меня мучить, стал преследовать жуткий сон. От которого испуганно колотится сердце, и тело покрывается холодным потом. И я никак не могу отключить эту опцию. Мне снится, что я несу закутанного в мешок Ваську, укладываю на шпалу и рублю наотмашь топором. А потом держу руками вздрагивающую кровавую массу. Они, руки, с боков и сверху заливаются кровью. Держу, будто хочу успокоить, и даже, кажется, шепчу:
— Васька… Васька… Вася…
20.12.06
Есть ли жизнь на Марсе?
До пенсии оставалось три года. Всего-то три года оставалось до пенсии! Уже и планы себе какие-то рисовал оптимистические. Ну, там — поездки по Европе, встречи с интересными людьми. Полноценное общение с внуками. Нет, до конца я всё-таки ещё не понял, не осознал, что такое пенсия, пенсионный возраст. С одной стороны — в голове ещё сидит представление о пенсии и пенсионерах — как о предсмертном состоянии. Вот есть она, длинная жизнь — от горшка до сорока-пятидесяти лет, когда не думаешь ни о болезнях, ни о кладбище. Вот моей маме сейчас за восемьдесят, так разговоры у неё, любимые темы — кладбище, похороны и кто как умер. Есть ещё воспоминание современников: перечисление друзей, родственников, ныне покойных. А я ещё, наверное, чего-то недопонимаю. Пока ещё ощущение, что выход на пенсию — это что-то вроде окончания университета. Впереди — карьера, новые горизонты, новые радости жизни. Ну, пусть не совсем так. Но — есть определённое сходство. По окончании пенсионного возраста тоже выдаётся документ. Единого образца. Очень серьёзный. Только вот в жизни он уже не пригодится. Нельзя прийти с ним куда-нибудь, показать и устроиться на работу. Получить без очереди двести граммов сливочного масла. Бесплатно проехать в троллейбусе или на метро. А для того, чтобы получить такой документ, нужно в жизнь поступить (приём без экзаменов), потом прожить её определённое количество лет (для каждого срок определяется сугубо индивидуально), и — окончить. Для окончания никаких препятствий. Любой балл проходной. Событие отмечается коллективом близких друзей и родственников. И как-то грустная истина о том, что пенсия — понятие, напрямую связанное с работоспособностью, жизненным ресурсом — эта истина, кажется, не касается конкретно меня. По-прежнему представляется, что, если уже и могилка — то это ещё очень далеко. А болячки — откуда им взяться? Не пью, не курю. Гуляю. Вон, у друга в сорок лет уже разбухла простата. Сам виноват. Должна быть нормальная, полноценная половая жизнь. Не даёт жена — ходи на сторону. Сходи в секс-шоп, купи себе подходящую игрушку, видеокассеты. Мы не можем ждать милостей от природы. Ну и — вот. До пенсии, значит, три года. Подходит очередная медицинская комиссия. В нашей организации бригада медиков из Екатеринбурга ежегодно обследует сотрудников на состояние пригодности к работе. И ничто не предвещало недоброго. Даже простата. А тут зашёл к врачу, который ухогорлонос. Красивая молоденькая женщина. Комиссию мы проходили летом. В помещении тепло — халатик на ухогорлоносе практически на голое тело. Ну, я, чтобы задержаться, чтобы всё как-то получше рассмотреть (зрение у меня 100 % — только что проверил), я этой фее в тонком халатике и решил пожаловаться: — Что-то у меня, говорю, со слухом. А у меня, уже не помню с какого времени, и, правда, заметное ослабление слуха на левое ухо. (Слуха — ухо. Всё-таки пропадает во мне поэт…). Но никто этого моего дефекта (я насчёт ушей) никогда не замечал, потому что другим ухом я даже ультразвуки улавливаю. Думал я — посадит сейчас меня подле себя обаятельная и привлекательная, и проведу я с ней несколько приятных минут в беседах, полезных для глаза и для здоровья. Комиссия-то у нас из самого Екатеринбурга. Когда ещё в нашей глубинке живую женщину из настоящей сибирской столицы увидишь. От них, от городских, и духи, и манеры. И бельё — вон какое просвечивает!.. Но не посадила меня столичная врач за лечебный столик, а приказала сразу уйти в дальний угол комнаты, повернуться к ней спиной, закрыть правое ухо и слушать, какие она мне будет слова говорить. Ничего интересного. Когда посадила, наконец, к себе за столик, мне было уже не до любезностей. — Вам, говорит, нельзя уже работать в вашей организации, потому что вы не проходите по здоровью ваших ушей. Вот и всё. Добаловался. Провёл несколько приятных минут. Вот ведь, старый дурак, и чёрт же меня за язык дёрнул! Молчал бы и доработал бы тихонько до пенсии свои три года… Как там, у Высоцкого: «Так табе и надо, раз такой болван! Нечего глядеть на тот аероплан!..». Через неделю я уже ехал в автобусе обратно в Казахстан, в свой Актюбинск. Нужно было искать работу. Хоть какую. В Актюбинске оставались друзья, родственники. А в России за десять лет жизни так ни теми, ни другими не обзавёлся. Для Казахстана у меня, правда, совсем неподходящая национальность. Она называется неказах. Но не буду загадывать наперёд. А, вдруг, повезёт, может, ещё чего и получится. Ехал в автобусе, слушал радио. Новости были про Францию. Сложное было во Франции положение. Николя Саркози уходил с поста Президента страны, предстояли очередные выборы, но народ не знал, за кого ему нужно голосовать. На улицах Парижа было неспокойно. Студенты жгли костры. Вокзалы были запружены эмиссарами с Украины, которые подбивали доверчивых французов на оранжевую революцию. Клошары кидали в гаменов камнями и конфетами «Рафаэлло». Те отбивались круассанами. В три смены бесплатно работали проститутки, отдаваясь полицейским, брошенным для наведения порядка. Наконец, выдержав необходимую политическую паузу, по Французскому телевидению выступил сам Саркози и всех успокоил. Он объявил, что голосовать нужно будет за Луи Бернара. Хороший человек. Это ничего, что никто в стране его толком не знает. До выборов ещё три месяца. А потом ещё два президентских срока — как пить дать. Будет ещё время познакомиться. И что тут во Франции началось! Народному ликованию не было границ. Закончилась тревожная полоса в жизни нации. На улицы и бульвары французских городов вылились толпы народа для выражения своей патриотической радости. Под крики: «Франция для французов!!!» активисты молодёжного движения приволокли под Триумфальную арку двух русских и одного турка и забили ногами до смерти. Естественно, на поддержание порядка были брошены лучшие силы полиции. И с новым воодушевлением работали в три смены и старые и малые проститутки, отдаваясь им без страха и упрёка на самых ответственных и опасных панелях французской столицы.
