Галина Щербакова - Женщина из прошлого
Первым поездом метро Ия вернулась домой. У мусорного бака она притормозила. Пакет с халатом и тапками лежал, можно сказать, сверху. Она взяла его и принесла домой. Халат замочила в тазу, а тапки вынесла на балкон, чтоб, как говорила мама, протряхли. В конце концов, с какой стати она должна это выбрасывать?
Утром же позвонил сын, спросил, как они. Ия сказала, что у папы инфаркт, но, кажется, обойдется. Сын испугался, закричал, что приедет, но ей это было не нужно, ей хотелось оставаться в своем параллельном состоянии, его надо было постичь. При чем тут сын?
– Ты просто звони почаще, – сказала Ия ему.
– Я буду звонить каждый день, – ответил сын.
Потом она сообщила на работу Николаю. Там всполошились, стали предлагать помощь. Ия ответила: «Ни в чем нет нужды». Выспренность фразы как-то враз остановила поток доброжелательства. Опять же… заплачь она или скажи примитивное «спасибо, спасибо!» или другое примитивное «ему так нужно ваше внимание», все шло бы по накатанной.
Но было как было. Не те мысли, не те чувства, не те слова…
Мама приехала сразу, как только узнала о несчастье. И хотя Ия кричала ей по телефону (как и сыну), что не надо приезжать, не надо, мама приехала, потому что это соответствовало маминым представлениям, как должно поступать.
Николай еще лежал в реанимации, когда Ия столкнулась с «бабой» у поста дежурной. Пост был свободен от постоя (каламбур!), сестра и врачи выпивали в ординаторской, потому что в конце смены они всегда выпивали, закрываясь на ключ. Она («баба») стояла у поста в расчете получить информацию, а Ия топала прямо в реанимацию, там через полузастекленную стену можно было заглянуть и увидеть Николая. Он про это не знал, соглядатанье, как и полагается ему, было тайным и доставляло Ие утешение. Она как бы была с ним, но и не была тоже, и именно это ей тогда годилось больше всего.
А тут идет, а она стоит. Своим параллельным сознанием Ия отметила, что «баба» значительно моложе ее, лучше одета и, честно говоря, красивее. «На месте мужчины, – подумала Ия, – я бы выбрала ее». У «бабы» современные ноги, которые держат ее достаточно высоко над землей в отличие от Ииных приземистых. Правда, джинсовое платье она носит без пояса, и Ия понимает, почему. У нее нет талии, тут Ия, конечно, побеждает, потому что с этим у нее все в порядке. Она девушка гитаристая. Идем выше. Волосы у «бабы» лучше, густые, блестящие, их можно не подвергать грубому насилию химии и перманента, а достаточно просто постричь и встряхнуть головой.
«Баба» повернулась к Ие лицом, оно у нее всполошилось, задергалось, а чего, спрашивается? Дергаться-то надо Ие.
– Привет, – сказала Ия. – У медицины перекур на перепой. Идемте со мной, я вам его покажу.
Они шли рядом, и Ия слышала терпковатый, весьма сексуальный запах. Рассчитанный на широкий спектр мужчин со слегка сбитым обонянием. Курильщики, выпивальщики, аллергики, насморочники, а также те, у кого от детских потасовок осталась искривленной носовая перегородка. Собственно, это практически все мужики скопом. Она широко пахла, эта «баба», с хорошим захватом.
Ия показала ей Николая. Они видели его нос и волосы на подушке.
– Господи! – воскликнула «баба». – Он поседел! – И она заплакала.
Иина рука не смогла нащупать очки в сумочке, потому что пальцы свел спазм. «Судорога, – подумала Ия, – но ведь судорога болит?» Нет, пальцы не болели, они просто раскорячились внутри сумочки и бездарно цеплялись за подкладку. По-настоящему она не успела испугаться, потому что пальцы коснулись очешника и пришли в норму.
В очках Ия хорошо увидела волосы Николая на подушке. Они действительно поседели.
В коридоре раздался здоровый смех медицины. Врачи и сестрички, клюкнув, расходились по постам и домам. Врач, увидев их, сказал, что нечего тут торчать, все идет путем и завтра больного переведут в палату. «Вот тогда и ходите, а сейчас вы не нужны».
– Завтра? – спросила Ия. – А не рано ли?
Врач оказался из легко пьянеющих. Взгляд его был несконцентрированным, леденец он сосал громко, даже слегка задыхаясь.
– Вы кто по профессии? – спросил он Ию.
– Я? – спросила она. – Какое это имеет значение? Я славист.
– А! – удивился он. – Этого я не понимаю. Вы что делаете?
«Баба» хмыкнула. Ию накрыла огромная, всепоглощающая дурь. Какой она к черту славист? Она ведет малопосещаемый семинар по литературе западных славян. Менее престижно заниматься только монголами. Ия писала как бы диссертацию о взаимопроникновениях литератур, но это было так неинтересно ей самой, что закончить свой «трактат» она не смогла и пребывала сначала в состоянии молодой, а потом уже не очень молодой ассистентки. Случись какие пертурбации – ее выгонят первой. Но это и не совсем так. Могут и не выгнать. У Ии есть одно неоспоримое достоинство – стиль языка. Она всей кафедре литературы переводит с неграмотного на русский статьи и диссертации. Славист она хренов, а вот редактор – ничего.
Все это подумалось мгновенно, а ответила Ия громкому сосальщику леденца, что славист – преподаватель литературы в институте. Ферштейн, мол, камрад, или как-нибудь сказать прощее?
– Ну да, – ответил врач. – Где же еще, как не в институте? В другом месте это не нужно. Я это к чему? Я же не даю вам советы по славизму.
Лекарь ушел, даже как бы гордо, оставив последнее дурацкое слово за собой.
– Это называется – получай, фашист, гранату, – сказала Ия. – Как вас зовут? Как мне к вам обращаться?
– Вера, – ответила женщина.
Они шли по коридору в ореоле запаха Веры, ходячие мужчины делали на них стойку, без дифференциации. Откуда им было знать, что «звучит» из них одна?
– До свиданья, Вера, – сказала Ия со всей невозможной вежливостью, когда они оказались на улице.
– Я, пожалуй, больше не приду, – ответила Вера, – чтоб не было нервности и неловкости.
– Какая уж там нервность, – сказала Ия. – Одно удовольствие.
Хмыкнув, «баба» ушла от Ии быстрым шагом. У длинных ног скорость шибче, и в движении они красивее. Это надо признать.
Впереди маячила какая-то неясная жизнь. Во всякое другое время Ия хорошо бы подумала об этом в транспорте. Она умела думать о себе в толчее, делая дышащих и оттаптывающих ее действующими лицами собственной, попавшей в ловушку жизни.
Ия выбирала из толпы «себя». Даму ее лет и ее круга. Одним словом, интеллигентную тетку, которая слышала про Аристофана. Она помещала ее в капкан, в который попала сама, но теперь это была другая, и Ия спокойно, со стороны, подсказывала ей, дуре, как сподручней обмануть железяку-судьбу. Иногда Ия привлекала к поиску выхода мужчину в очках с книгой Карнеги в руках или там Кастанеды, если он был на десяток лет помоложе. Для строгого совета годилась и какая-нибудь бабушка с пронзительным точечным взглядом, из тех, что держат нас всех паучьими лапками, чтоб мы не очень уж вспархивали на литературных примочках. Все-таки жизнь, она требует топлива простого, ей дистиллированная вода и аспирин хороши в случае исключительном, а наши капканы и ловушки грубые, грязные… Других нету… Ия наездила в своей жизни такой километраж, «выходя из положения», столько случайных людей сыграли роль в ее умственных спектаклях, но тут…
Тут, идя из больницы, она поняла, что все раньшее не подходит. И хоть не ахти какой оригинальности сюжет, а вытолкнул он ее за пределы собственного понимания и разумения.
А однажды ее на улице остановила та женщина, которую она не могла вспомнить на похоронах подруги. Женщина просто дернула ее за сумку посреди улицы. Возникло противное чувство беспамятства. Ну, кто она? Кто? Эта, с прижатыми ушами? Кто ее так закопал в память, что она сидит там безымянно и необъявленно? «Есть у меня силы вспоминать, – вздохнула Ия. – Мне еще бульон варить, клюкву жать…»
Но не будешь же спрашивать – вы кто? – поэтому вспомнили общую знакомую покойницу, но так, конспектом… Ия боялась при больном муже даже говорить о смерти. А больше темы не было. Ия быстренько сказала, что «ах, ах, нет времени» и, что называется, дала деру, но уже дома подумала: с чего это она меня остановила? Просто идиотка какая-то! Берет и дергает за рукав. С какой стати…
Ия сказала маме:
– Дважды за последнее время встречаю одну женщину и, убей, не помню, откуда я ее знаю. И ведь не спросишь… А она подходит как к хорошо знакомой.
Почему-то мама разнервничалась – она всегда боялась неопознанных людей – и стала выпытывать, как, когда и что…
– Да ничего особенного! – ответила Ия. – Просто подходит как к знакомой, а я помню только ее уши.
– У меня тоже была знакомая с ушами. Я думала, ее никто замуж не возьмет, просто как у Чебурашки, а у нее мужиков было столько! И все один другого виднее. Это можно понять?
Ия подумала: а может быть, я ее знаю через ее мужа, по работе?
И тут Ию как током ударило.
Женщину звали Тоней. И Ия однажды действительно имела дело с ее мужем.
