Роман Сенчин - В долине Дагестана
— Нет пока.
— Просьба съездить туда, в одном вопросе разобраться. Дорога, проживание, конечно, будут оплачены.
У меня отлегло от сердца, и я почувствовал небывалый прилив энергии, чуть не подскочил на стуле:
— Я с удовольствием!
— Хорошо. Так вот — там есть район на севере: Тарумовский. Там русские живут, и у них возник конфликт из-за церкви. На церковной земле магазин строится, в общем. Посмотри, возьми интервью у того-другого… Это, конечно, не совсем наша тема, но попросили, и глава района — мой знакомый… Как, поедешь?
— Конечно.
Генеральный снова вздохнул:
— Хорошо… Объективно там все посмотри, сделай такой живой материал… Но вообще… — Он, чего я за ним до этого не замечал, замялся, застеснялся вроде. — Я ведь сам родом оттуда. Из Таловки. Село есть такое… Тогда это Грозненский район был, а еще раньше — Ставропольский край. Потом передали Дагестану. При Хрущеве. Русских теперь мало осталось, а в детстве, помню… Ладно, — пресек личные переживания генеральный, — надеюсь, ты меня понимаешь. Когда сможешь вылететь?
— Могу завтра, — бодро ответил я.
— Деньги есть? Хочешь — сейчас выдам, или по приезде…
— Лучше тогда по приезде. — Эта фраза, как я понимал, пойдет мне в зачет.
— Запиши контактные телефоны…
Вышел от генерального в прекрасном настроении и тут же купил в ближайшей кассе билеты туда и обратно. На пребывание в Дагестане отвел себе три полных дня. Достаточно, чтобы вникнуть в проблему; может, куда-нибудь и свозят. Всяких интересных мест, слышал, полно. Впрочем, может, и не стоит особо разъезжать — там неспокойно. Стреляют, взрывают…
Позвонил Полине и, изо всех сил выражая расстроенность, сообщил, что снова отправляют в командировку. Прямо завтра. Вернусь в субботу утром…
И тут она выдала такой поток! Что, мол, давно знает, что мне надоела, но зачем хитрить — это подло. Что давно заметила, что я ее не люблю… Долго кричала в трубку в таком роде, не давая мне вставить ни слова. А я хотел выразить изумление — объяснить, что у меня работа такая и уезжаю всего на три дня… Не сделав даже самой короткой паузы, Полина перешла с истерики на жалобное упрашивание:
— Возьми меня с собой. Пожалуйста! Я не буду мешать. Я тихо буду, в сторонке… За самолет, за гостиницу сама заплачу… Пожалуйста, возьми!..
Я растерялся. С одной стороны, именно в эту поездку мне ничто не мешало поехать вместе с Полиной, а с другой… Ее присутствие грозило массой неудобств, напрягов, сложностей… Нет, без нее. Одному.
— Полин, ты пойми, — сквозь ее уже почти плач стал говорить, — это очень важная командировка. Я буду полностью зависеть от принимающих. К тому же — Дагестан. Там ведь почти война. И я себе не прощу, если с тобой что-то случится. Сам бы я никогда по своей воле не поехал, но мне практически приказали. А тобой я очень дорожу.
— Правда? — На секунду-другую Полина, кажется, разомлела от этого признания, но обида оказалась сильнее. — Но если мы любим друг друга, мы должны быть вместе. Тем более там, где опасно! Возьми меня. Я буду в гостинице сидеть тихо и ждать, когда ты освободишься.
— Там, куда я еду, вряд ли есть гостиницы, — ляпнул я.
— Что?
— Там вряд ли есть гостиницы. Это маленький городишко. Село вообще. Тарумовка какая-то… райцентр.
— И где ты будешь жить?
— Ну не знаю. В кабинете, может, у главы района. Или дома у него.
Я говорил это и сам слышал, что вру. Действительно, большую глупость сложно было придумать. (Впрочем, глупость эта оказалась не такой уж фантастической.) И как должное в тот момент я принял визг в трубке:
— Хватит мне лапшу навешивать! Я все поняла! — И еще десяток малоразборчивых, почти бессмысленных фраз, но крайне эмоциональных.
А потом мертвая тишина в трубке и — мой облегченный выдох.
Я набрал номер человека, который должен был меня встретить в аэропорту Махачкалы, и продиктовал рейс, сказал, во что буду одет.
— Отлично, — ответил он, — до завтра.
Вот говорят: Дагестан — Кавказ, горы, неприступные крепости, море. Крепостей я не увидел; море заметил из иллюминатора; вместо гор — только какая-то возвышенность возле республиканской столицы. Мне Дагестан предстал плоским, с унылыми пейзажами, скучными селениями, которым очень подходило название — “муниципальное образование”.
От Махачкалы до этой неведомой Тарумовки мы ехали часа два или больше. Водитель, Виктор Федорович, пожилой, но крепкий, с казацкими усами мужчина, гнал свой “ниссан” так упорно-быстро и смотрел вперед так решительно-нетерпеливо, будто только стоило доставить меня на место — и все скопившиеся проблемы вмиг разрешатся.
Мы почти не разговаривали на протяжении этих двух с лишним часов. Я задавал нейтральные вопросы, вроде “сколько жителей в селе?”, и Виктор Федорович отвечал коротко, мельком; он явно ждал вопросов не таких, но и сам не начинал беседу о главном.
Поселения и какие-то одинокие здания проплывали за стеклом почти беспрерывно и все были похожи одно на другое. На третьем часу мне уже стало казаться, что так мы будем ехать в этом лабиринте бесконечно. Я настроился на бесконечность, успокоился, стал прикрывать глаза в дреме, но тут Виктор Федорович расслабил напряженное тело (это даже атмосферу в салоне изменило) и выдохнул:
— Вот и наша Тарумовка.
— М-м! — Я стал всматриваться в домики, надеясь увидеть нечто особенное, но не увидел; обычные постройки — избушки, коттеджики, бетонные коробочки магазинов.
— Знаете, — сказал водитель, — рабочий день уже закончился. Встречаться будем завтра. Сейчас давайте проедем по центру, а потом отвезу вас… — он замялся, — в мотель. Там поужинаем, поговорим.
— Хорошо. — Но эта его заминка перед словом “мотель” вызвала беспокойство. Да и что значит мотель? Тем более здесь.
Пока я беспокоился, мы доехали, видимо, до центра. Виктор Федорович остановил машину.
— Ну вот, — кивнул налево от себя, — церковь наша. Храм Андрея Первозванного.
— Где? — Я увидел лишь недостроенное здание, далеко уже не свежее, с криво лежащими на крыше железобетонными плитами. — Вот это?
Виктор Федорович мрачно усмехнулся:
— Да нет, за ним. Не видите?
— Нет.
“Ниссан” прокатился метров тридцать. Появилась церковь.
— А, теперь вижу.
— Нравится? — Еще одна мрачная усмешка.
— Да, хорошая, светлая…
— И вот рядом, на церковной земле, стоит такое страшилище. — Виктор Федорович оглянулся на недострой.
— А что это будет?
— Магазин должен быть на первом этаже, а на втором — ресторан. Свадьбы будут справлять… В этом и суть конфликта. Четвертый год бьемся.
Водитель подождал чего-то, вздохнул; я почувствовал неловкость — молчать было как-то невежливо — значит, я равнодушен к их проблемам, — а расспрашивать здесь, в машине, о подробностях и нюансах тоже казалось не совсем уместным… Виктор Федорович выручил:
— Ладно, поедемте в “Дагестанские зори”, там кафе есть хорошее. Посидим, расскажу о нашей беде.
“Дагестанские зори” находились на окраине Тарумовки и оказались действительно мотелем: забегаловка для шоферов и две-три скромные комнатки, чтоб перекоротать ночку.
Но, в общем, номер мне понравился. Более-менее. Кровать, телик, душ, унитаз. Для райцентра потянет. Да и забегаловка тоже была на уровне. Кухня отличная, кабинеты для разговоров…
— Что будете пить? — спросил Виктор Федорович, когда я вернулся из номера, бросив там сумку, пальто. — Я шашлык по-хански заказал, под него лучше водку. Но можно коньяк…
— Давайте водку… А что такое ханский шашлык?
— Это из внутренностей барана, с жиром. Очень вкусная еда… — Он спохватился, испуганно взглянул на меня. — Или другое что? Вы не стесняйтесь. Я просто лучшее на свой вкус заказал.
Я подтвердил, что буду ханский шашлык; мы заняли один из кабинетов. Невысокая, плотная девушка, с темными волосами, в косынке, принесла графин водки, рюмки, стаканы, тарелки с овощами и зеленью. Потом лаваш, кувшин с чем-то красным.
— Аварка? — решил я блеснуть знанием дагестанских национальностей.
— Нет. — Виктор Федорович помрачнел. — Это кафе принадлежит кумыкам.
Я не понял, хорошо это или плохо, на всякий случай кивнул.
Выпили, пожевали лаваш и помидоры, и Виктор Федорович, предварительно тяжело и протяжно вздохнув, начал рассказ:
— Очень мы вас ждали, очень надеемся на помощь. Никто, кроме Москвы, помочь нам, видимо, не в силах… Да и не хочет никто, если уж честно… В общем, нашему селу, Тарумовке, больше двухсот лет. Основано казаками, в том числе и моими предками, и они поставили здесь церкви. Одна из них, Андрея Первозванного, уцелела. В советское время была в запустении, но мы ее отреставрировали, и теперь выглядит как новенькая.
— Да, — посчитал нужным вставить я, — красивая.
— Мы старались… Деньги собирали, художники из Кизляра расписывали… Приход довольно большой — по праздникам полон храм… Все вродебы хорошо, а… а нехорошо. Есть у нас женщина такая, Асият Газимагомедова, предпринимательница…
