Екатерина Шпиллер - Loveушка для мужчин и женщин
Мать сама призналась, что кто-то умный (возможно, даже не один) как-то сказал ей: а вы разве не понимаете, что все, написанное Катериной, — это отражение ее внутреннего кошмара? «Разве?» — удивленно вскинула брови мать. Я ей не верю. Не верю ее удивлению.
Галина Щербакова сама всю жизнь в своих книгах писала исключительно о себе. Будучи признанным писателем, она никогда не могла отстраниться, «отрешиться» и «воспарить», чтобы творить художественное произведение. Потому ее книги давно превратились в склад ее собственных разрешенных и неразрешенных проблем, противоречий и страданий. Но только своих, ни чьих более. Оттого и бесконечные повторы, а также похожие друг на друга, как близкие родственники, персонажи, кочующие из книги в книгу… Даже сюжеты часто перекликаются. Сколь бы ни был человек разносторонен, его собственный мир конечен, поэтому писатель должен уметь подниматься над самим собой, дабы увидеть нечто выше шляпы собственного мужа. Подчеркну: что очень приемлемо для журналистики (собственный опыт, собственная жизнь, извлеченный опыт, которым хочется поделиться), редко годится для писательского труда. Писатель Галина Щербакова не могла подняться над собой и собственными комплексами, чтобы сказать миру нечто новое и свежее. Прекрасно зная это, как же она могла не догадаться, что со мной, отнюдь не профессиональным писателем, случилось то же самое? Думаю, догадалась. Но ее это не тронуло и ни чуточки не заинтересовало.
Почему я об этом пишу сейчас? Да потому, что тогда в глубине души я рассчитывала именно на интерес со стороны самых близких мне людей, в первую очередь, матери. Вот прочтут они и обязательно спросят меня: а все ли у тебя в жизни ладно? Наивная… Чтобы не сказать — дура.
Но я снова отвлеклась…
Примерно с середины 90-х я стала постоянным автором женских журналов, а в некоторых даже поработала редактором. Материалы на любовные, «отношенческие» темы нужно было выдавать в промышленных количествах. Надо так надо. Я выдавала. Всегда писала, так сказать, «с себя». Объект, в буквальном смысле, всегда под рукой. Только порой переворачивала все с ног на голову. Хотя чаще рассказывала читателю о собственных мучающих меня проблемах. Зато с видом знатока.
Начну, пожалуй, с темы мезальянса. Итак, году эдак в 99-м в журнале, где я работала, появилась моя статья…
Бертолуччи против айсберга в океане
В нашей редакции раздался телефонный звонок. «Это вы пишете про всякие интересные истории? — спросил бойкий женский голос. — Но с моей не сравнить… хотите, расскажу? Это такой ах! Только не по телефону…»
В конце того же дня распахнулась дверь и на пороге появилась… если вы видели в модном журнале фотографию брюнетки в коротенькой собольей шубке, в кожаных брючках и на высоченных каблуках, то описание явившейся к нам гостьи излишне.
— Я разговаривала по телефону с Катериной, — сообщила она сотрудникам редакции. — Она меня ждет. Кто здесь Катерина?
— Это я… — призналась я, робея от неземной красоты нашей гостьи.
— А я — Зоя.
Пять минут спустя Зоя сидела напротив меня, элегантно закинув ногу на ногу, курила через длинный золотистый мундштук крепкие сигареты и рассказывала.
— Когда у нас это началось, у Митиной мамы случился сердечный приступ, а его папа заработал язву желудка. Представьте: единственный сын, «краснодипломник», почти аспирант, женится на лимитчице с ЗИЛа, крановщице, то есть на мне. Почти двадцать лет назад я приехала в Москву из Верхней Пышмы — есть такой маленький городок на Урале. Я была такой мечтательницей! Все детство, как многие провинциальные девчонки, грезила какой-то другой жизнью, лишь бы не жить, как мои бедные родители, скучные служащие, господа Никто! Вас шокирует, что я так о них? Да люблю я их, они хорошие, дай им бог здоровья еще на много лет, но их унылое существование… Сразу после окончания школы я уехала в столицу. Другого пути, как устроиться на ЗИЛ, не было. Об институте со своим троечным аттестатом и не думала. А у родителей совершенно не было денег ни на репетиторов, ни на взятки. Вы представляете, что такое работа на заводе и жизнь в общежитии? Откуда вам знать… Несмотря на этот кошмар, я влюбилась в Москву, даже в ее жуткий шум, в толпы таких разных людей на улицах.
А общительная я была до ужаса! Мне везло: чаще я попадала в компании к приличным людям — к каким-то студентам, молодым инженерам… Наверное, судьба. На зависть своим соседкам по общежитию я подцепила Митю, будущего аспиранта. Девчонки говорили: теперь у тебя будет прописка в шикарной московской квартире, ведь его родители — ученые. Я плакала от обиды: как можно так принижать мое чувство? Я ведь люблю! Почему влюбился он? А я тогда была хорошенькой: толстая коса до попы и вообще… Я ведь незлая, не смотрите, что сейчас такая резкая — это уже намного позже появилось. Митя же… Уж как его все пугали опасностью брака с лимитчицей… Без толку. Так-то вот.
Несмотря на истерики его родителей, мы поженились. Я, конечно, помню кислые физиономии некоторых его родственников и друзей на свадьбе. Между прочим, многие из этих друзей сразу отвернулись от Мити. Считали, что он ненормальный. Обзывали «народовольцем». В смысле, что я — простой народ, а они, видимо, дворяне… Те, кто остались в друзьях, долгие годы смотрели на меня, как на какое-то экзотическое существо, хотя и любопытное. Цирк!
Зоя грустно засмеялась. Потом затушила выкуренную сигарету, тут же вставила в мундштук новую, щелкнула зажигалкой в форме львицы, затянулась и продолжила:
— Конечно, они ко мне постепенно привыкли, но до конца все равно не принимали… Однажды, когда гости думали, что я на кухне, а на самом деле я уже шла с бутербродами в комнату, кто-то произнес слово «мезальянс». Говорили обо мне и Мите… На следующий день я полезла в словарь. У них в доме этих словарей было — миллион! Все толстые, на отдельной полочке. В общем, в переводе с французского это означает непристойный союз, по-нашему — неравный брак. С тех пор и стучит у меня в голове, как часы: мезальянс, мезальянс… Я ведь знаю: когда прошла юношеская страсть, Митя разрывался на две половины: одна из них любила меня, другая страдала. Хотелось гордиться женой, чтоб и умная была, и образованная, и красивая. Чтобы все восхищались и завидовали. Думаете, мне было легко? Я ведь все видела и понимала. Но что я могла? Читать книги без передышки? Не могу. Ходить в музеи? Ходила — скучно. Знаете, как я боялась, что Митя меня бросит? Найдет другую, себе под стать? За годы страха я почти вся поседела. Теперь я крашеная брюнетка. Так-то вот…
Мы уже остались в редакции одни, все ушли. С Нового Арбата доносился непрерывный гул машин, иногда перекрикиваемый сиренами спецтранспорта.
— Когда грянула перестройка, началась сумасшедшая торговая жизнь. И оказалось, я многое умею! Я стала одним из первых турецко-китайских челноков. А теперь у меня три небольших магазинчика ширпотреба, есть «Вольво» и «Опель», новая квартира с евроремонтом. Собак держу — двух шарпеев. Кстати, сын и дочка у нас — у-умненькие, отличники! В папу. Я их отдала в дорогую гимназию, где все предметы преподают, как минимум, кандидаты наук.
Это стоит кучу денег. Но мы такое можем себе позволить. Хотя мой Митя… Он просто кандидат наук. Ну, вы знаете, как сейчас платят кандидатам.
Он мучается, ему стыдно. Но ведь он ничего не умеет делать, только думать. Чтобы он поменьше думал о своей, как он это называет, невостребованности, я дважды в год отправляю его то в круиз по Европе, то загорать на Карибы. Он, наконец, увидел свои любимые музеи: Лувр, Прадо… А позапрошлой весной я подарила ему Интернет, из которого он не вылезает часами. Между прочим, — Зоя гордо вздернула подбородок, — он читает книги в оригинале, на трех языках, из всех библиотек мира, — и она с презрением оглядела меня, недостойную и мизинца ее Мити.
— Так в чем весь юмор-то, — продолжила Зоя, — сейчас ему завидуют его яйцеголовые друзья! Теперь им нравится со мной разговаривать. Они мне говорят: с вами, Зоя Васильевна, очень интересно, вы объездили весь мир — от Стамбула до Нью-Йорка, прекрасно ориентируетесь в проблемах макроэкономики и интересуетесь политикой. Еще бы! Меня кровно волнует, какой гад рискнет отменить частную собственность! А мой Митя… Он мне недавно сказал: «Я — дурак, потому что когда-то мне было неловко за якобы неравный брак. Я, — говорит, — был снобом-идиотом, но теперь тобою горжусь. Ты у меня стильная, современная, по-житейски мудрая». Так-то вот.
Она замолчала. Тут я заметила, что Зоя сидит не элегантно скрестив ноги, а поджав их под стул, ссутулившись, сцепив пальцы рук, и грустно смотрит на меня. Что бы это значило? Вдруг она коснулась прохладными пальцами моей руки и испуганно прошептала:
— Я вам все это рассказала, чтобы просто спросить: как вы думаете, он меня не бросит? Что значит — «по-житейски мудрая»? Это ведь не просто умная, а что-то другое?
