Леонид Шадловский - Красное море
— Вот что, Натан, — как всегда бесцветно сказал Сека, — хочешь, не хочешь, а с ними придётся поделиться. Мы все подсчитали, прикинули и договорились. Коноплёв будет «смотрящим».
— Надеюсь, ты все сделал правильно, — устало проговорил Натан. Он не ожидал, что «питерские» так легко пойдут на уступки. — Но помяни моё слово, добром это не кончится.
Натан как в воду глядел. Уже через несколько дней Коноплёва попытались убить. Но только ранили. И тогда он обратился за защитой к «кавказцам». Но это привело всего лишь к противостоянию двух крупнейших группировок: «казанской» и «кавказской». Александр Петров, поставленный директором кладбища, быстро разглядел огромные возможности левых заработков, и стал, ничтоже сумняшеся, класть деньги себе в карман, ничего не отдавая в общак. Натан пытался его предостеречь, но тот только отмахнулся.
— Анатолий Михайлович, вы уже никто, а за мной — и «казанские», и «чечены», — сказал он.
Через три месяца его пристрелили. Ещё через месяц убрали Артура Валеева. Натан не мог понять, что происходит. Он перестал влиять на ситуацию и чувствовал, что мало того, что власть уходит из его рук, но ещё и кольцо вокруг него сжимается. Лукошников, который теперь стал заместителем мэра, натравил на Натана РУОП, УБОП, и даже авторитеты стали косо поглядывать на него.
Натан чувствовал, что из России надо уезжать. Особенно, если учесть, что общак украинской братвы, который он в своё время прикарманил, не найден до сих пор, и подозрения с него не сняты, его могут «пришить» в любой момент. И не только его. У Натана семья, и если захотят наехать на него, то, в первую очередь, начнут с жены и детей.
1. КАМЕРА № 14.
(Израиль. Несколько лет спустя).
Было дело, схлестнулся Натан с Быком. Хотя до этого вполне мирно уживались. Но Бык все границы перешёл. Не по правилам мужика в «спички» проиграл. Не нужно было этого делать. Человек все-таки. Впрочем, то, что проиграл, как раз неудивительно. Что ещё в этой “хате” делать? День сидишь, неделю, две, три… год… Развлечений нет, лица одни и те же…Суд все время переносится, то адвокат не пришёл, то ещё смешнее, — дело “посеяли”, то судья в отпуске, то всеобщая израильская забастовка…Надоело до смерти! Все переговорено, все истории рассказаны…Сидишь, в чёрные зубы соседа смотришь и думаешь, чего бы ещё такого придумать? То ли покемарить, то ли с сидельником бучу затеять, то ли с вертухаем поругаться за то, что «коку» не притащил или бабу не привёл…Скучно, сил нет! А тот, кто думает, что в израильской тюрьме ничего нельзя купить, глубоко ошибается. Были бы деньги. Хотя, «избранные», вроде Гриши Лернера, в таком дерьме сидят, что врагу не позавидуешь!
А этот, Коля, которого проиграли, неплохой, между прочим, мужик. Чувствовалось, правда, в нем что-то слабое, размазанность какая-то, что ли… Он, наверное, и на воле был такой же. Хотя черт его знает, каким он на воле был. Говорил, что главным инженером где-то в Молдавии работал. А что у нормального советского главного инженера может получиться в этой стране? Бывают, конечно, исключения. Например, бывший мент становится главным редактором, или полковник спецназа — хозяином забегаловки, или уголовник — депутатом мэрии. А вот Коля никак работу не мог себе найти. В Израиле трудно с этим. И на стройке пахал, и в ресторане полы мыл, и на бензоколонке, и дворником.… Однажды он напился, душа не выдержала. С кем не бывает?! Что уж потом произошло на самом деле, сказать сложно. То ли он поднял руку на жену, то ли она на него…Но в полицию попал именно он. Короче, обычный «кухонный боец». В израильских тюрьмах каждый третий, а то и второй, «кухонный боец». В этой стране дети и женщины самый защищаемый контингент. Впрочем, чаще всего прав тот, кто первым добежит до полиции, а впоследствии, все зависит от того, с какой ноги встанет судья. Ему-то, судье, в тюрьме не сидеть!
Короче, не было Коле места в камере. Не мог он найти общий язык. Все время чего-то боялся, будто его каждую минуту могли избить, изнасиловать, засунуть в задницу швабру, отправить в «петухи»… Тюрьма — вещь жестокая, неважно какая — израильская или российская. Как себя поставишь, так тебя и ценить будут. В каком-то смысле, тюрьма даже справедливее, чем, то общество, которое на воле осталось. Насильников, педерастов, педофилов тюрьма не жалует. Если уж «садиться», так по крупному. По крайней мере, уважать будут.
К сожалению, не понял Коля самого главного закона: не верь, не бойся, не проси. Не «крысятничай», делись передачей, и ни в коем случае не зови на помощь вертухаев. Хуже будет! Не хочешь о себе говорить, — молчи! Не хочешь спать возле параши — не ной!
Не понял этого Коля, не внял. Уже на второй день орать начал. И было бы с чего! Ну спросил бы, чьи сигареты. Любой бы дал. Зачем же без спросу брать? Так ведь нет! Хорошо ещё, что «опустить» не успели. А то у Быка, похоже, конец зачесался. «Хата» переполнена. Конечно, не питерские «Кресты», и не Бутырка… Но все-таки… На четыре шконки девять человек. Здесь любая ссора — развлечение. Возмущался, в основном, Бык. Сам себя заводил. Остальные молчали, не вмешивались. Ждали, чем закончится. Хотя, чего там ждать, и так все ясно. Закон есть закон, против него не попрёшь! Пока разбирались, в камеру вошёл Дядя Борух.
Дядя Борух (Борис Камянов) — старый вор. Сидел ещё в Союзе. За кражи, взломы, сейфы щёлкал, как семечки…Короче, «медвежатник», элита! Как он оказался в Израиле, зачем, почему?.. Одному Богу известно. Судя по всему, уже с первой отсидки в колонии для несовершеннолетних он оказался в ярых «отрицалах». Чувствовался в нем характер. Иначе бы он не стал тем, кем стал. Вор Дядя Борух был не по слову, а по призванию и по признанию «законников». Есть такие люди. Кем бы они ни были, ворами или профессорами, они пользуются огромным уважением. Есть, как говорится, «честные воры» и «честные менты», все остальные, которые рядом, так, шваль подзаборная.
Никто не смел ослушаться Дядю Боруха, всесильного вора, даже израильские полицейские. Когда в израильских КПЗ, будь то Беэр-Шева, Ашкелон или Хайфа, стало невозможно жить от жары и холода, он заставил поставить кондиционеры. Дядя Борух всегда отстаивал как интересы воровской элиты, так и последнего из «обиженных». Властью он обладал куда большей, чем любой из израильских президентов. Одного его слова, движения бровей бывало достаточно, чтобы провинившегося изметелили до смерти. Он был справедлив и не знал компромиссов. Дядя Борух никогда не вмешивался в дела кланов, будь то «марокканцы», «эфиопы» или «кавказские»…Но его часто просили выступить в качестве третейского судьи. Он пользовался непререкаемым авторитетом.
— Что здесь случилось? — спросил Дядя Борух низким, хриплым голосом. Таким голосом мог говорить ротный, прошедший Афганистан, Чечню или Ливан. Как будто в горле навсегда остался раскалённый солнцем песок. — Вы что, забыли, где находитесь?!
— Все нормально, — проблеял Бык, вжавшись в угол.
— Эх, пацаны, пацаны… Что вы творите? Я вас предупреждал: в клочья разорву!
Сказано было тихо, вроде бы скучно, но от этого становилось ещё страшнее. Будто лезвие к горлу приставили.
— А тебе, парень, я вот что скажу, — продолжал Дядя Борух. — Жить будешь. Как — это вопрос. «Крысятничество» на первый раз прощаю. Но расплатиться ты должен.
А наутро схлестнулся Натан с Быком. Никто не имеет права ставить на человека, тем более уже прощённого. Бык был вспыльчив, сидел не один раз, что позволяло ему считать себя чуть ли не козырным. Правда, сидел он все больше по бытовухе, как «кухонный боец». То по пьянке кому-нибудь рожу начистит, то сожительницу изобьёт… В своё время Бык закончил минский пединститут и даже успел поработать в провинции учителем истории. Но в Израиле стал постоянным клиентом полиции, КПЗ, тюрьмы… Охранники хоть и не уважали его, но относились как к старому знакомому. «Вай, вай, — говорил ему Горкадзе, тбилисский еврей, пять лет отработавший в тюрьме „Эшель“, а теперь пребывающий охранником в КПЗ Беэр-Шевы, — как же так? Опять ты здэсь? Нэ живётся тэбэ тихо».
Сергей Быков действительно воспринимал каждую очередную отсидку совершенно спокойно, без эмоций. Как маленькую неприятность, которую надо пережить.
Был он небольшого роста, рано облысевший, худощавый, никакими особыми талантами не блистал, зато обладал непомерным честолюбием. Этакий наполеончик. Чуть что, сразу лез в драку. Правда, делал он это всегда с оглядкой. Никогда не «выпендривался» на тех, кто сильнее физически. Самым большим удовольствием для него, или, как говорил сам Бык — «смаком», было поиздеваться, унизить, особенно, новичков. Очень он любил камерную «прописку». Пока не нарвался на неприятности. Неприятность звали Игорь Шульман.
Игорь появился в камере неделю назад. Вошёл, нервно озираясь, потёр глаза, привыкая к полумраку…Чувствовалось, что это не его стихия. Но страха в глазах не было. Скорее, любопытство. Был он высок, худ, сутул, лицо вытянутое, чисто выбритое… Все время искал место своим длинным рукам. То в карманы засунет, то подбородок начнёт чесать, то затылок…
