Роберт Динсдейл - Хижина в лесу
— Ее мне подарила мама, а теперь я хочу подарить эту лошадку тебе.
— Мне?
— Да, тебе.
— Я не хочу! — чуть не заплакал мальчик. — Она твоя! Давай ты будешь о ней заботиться.
Он попытался вернуть игрушку матери, но та не взяла.
— Ты будешь заботиться о ней, а дедушка — о тебе.
Мальчик прижал лошадку-качалку к себе. Подушечками пальцев он ощущал каждую трещинку на дереве.
— Но ведь ты заботишься обо мне, мама…
Женщина нагнулась и поцеловала сына в щеку. Теперь ее поцелуи были сухими, а когда-то губы матери казались ему мягкими и нежными.
— Переодевайся ко сну, а мне надо поговорить кое о чем с дедушкой.
Мать вышла, а мальчик остался стоять, сжимая подаренную лошадку-качалку. Он повертел ее в руках. Свет уличных фонарей, падая под разными углами, создавал на стенах причудливые тени: то появлялся силуэт симпатичной лошадки, то возникала вызывающая страх тень боевого коня, вставшего на дыбы и дико ржущего.
Мальчик не стал переодеваться ко сну, не улегся под одеяло. Он понимал, что тогда не увидит маму до утра, а ему хотелось быть с ней как можно чаще. Заслышав голоса, он крадучись направился к двери и вышел в коридор. Мягко ступая, мальчик проскользнул мимо фотографий на стенах, которые хранили воспоминания об ушедших в небытие поколениях, и подошел к двери кухни.
— Обещаешь, папа? — произнесла мама со знакомыми ему нотками плохо скрываемого негодования в голосе.
— Я обещаю позаботиться о мальчике. Разве этого недостаточно?
— Я хочу быть с мамой.
— Вика…
— Когда все закончится, ты заберешь то, что от меня останется, и развеешь прах над тем местом. Ты меня слушаешь?
— Не следует говорить о таких вещах.
— Папа, а как еще мне заставить тебя пообещать?
Мама выговаривала каждое слова с нескрываемым раздражением. Испуганный мальчик взглянул на пол. Тень его выдавала: хотя сам он прятался за углом, тень предательски легла так, что ее можно было увидеть из кухни.
— Мне ее не хватает, папа. На кладбище я ни о чем тебя не просила… не просила, когда родился мальчик…
— Пожалуйста, Вика…
— Ты выполнишь мою просьбу, и мы в расчете. Больше я тебя ни о чем просить не стану.
— Обязательно везти тебя туда?
Когда мама вновь заговорила, в ее голосе уже не слышалось раздражения:
— Да, папа.
— Вика, я обещаю… — сказал дед. — Я буду заботиться о мальчике, отвезу тебя к маме и… Вика… не оставлю тебя… до самого конца…
А потом раздался невероятно горький, терзающий и разрывающий душу звук. Мальчик слышал, как мать разрыдалась, сидя в небольшой кухоньке, уставленной грязной посудой. Голос ее дрожал, из горла вырывались нечленораздельные и маловразумительные слова.
Мальчик выглянул из-за угла. Дед неуклюже обнимал его маму. В своей потрепанной одежде он казался и большим, и каким-то маленьким одновременно.
— Пусть мой сын ничего не увидит, — поднимая голову и открывая заплаканное лицо, попросила мама. — Обещай, что, когда все случится, он ничего не увидит.
***
Странно просыпаться среди ночи в новом месте, полном незнакомых запахов и звуков. В этом многоэтажном доме было множество коридоров и лестничных колодцев. Эхо шагов разносилось по всему зданию. Мальчик закрывал глаза, и ему казалось, что за окном спальни стучится и скребется похититель маленьких детей.
Мама спала в соседней комнате, где прежде была спальня деда, а сам старик, укрывшись одеялами, дремал в кресле-качалке у газового камина. Рядом он поставил новые сапоги. Теперь каждое утро, проснувшись, мальчик находил деда там. Они завтракали теплым молоком и овсяной кашей. На новом месте были новые правила. Мальчику не разрешалось выходить из своей комнаты, пока дед давал маме лекарство и помогал ей умываться. Ему не позволялось видеть маму по утрам, но после школы ему разрешали проводить с ней каждую свободную минуту.
В то утро мальчик лежал на кровати с древними деревянными спинками, когда дверь его спальни распахнулась с необычным скрипом. И звук шагов был не таким, как у мамы. Дышал вошедший тоже не так, как она. Мальчику хотелось, чтобы это была мама, но, открыв глаза, он увидел деда.
— Вставай, парень. Время собираться в школу.
Мальчик привстал.
— А мама?
— Она еще отдыхает.
Все внутри его сжалось. Он покорно встал и последовал за дедом. Старик, не оглядываясь, шел по коридору мимо черно-белых фотографий. Мальчик остановился и бросил взгляд в сторону двери маминой спальни. А потом старик его позвал, и он повиновался.
В кухне, пока они ели, мальчик изучал выражение лица деда. Когда-то этот старик был для него всего лишь ничего не значащей тенью из прошлого. В те времена мальчик жил с мамой в небольшом домике неподалеку от школы. Днем он учил уроки, играл с приятелями, а вечерами, вернувшись домой, ужинал, сидя у мамы на коленях. А теперь дед стал для него реальностью. Лицо у него одутловатое, хотя и похоже немного на мамино, а вот уши посажены низко-низко.
— Какой мама была в детстве?
Дед подался вперед, лицо расплылось в улыбке, и мальчик подумал, что у него уж очень большие зубы.
— Сплошным наказанием, — заявил дед. А потом взял внука под мышки и притянул к себе.
Мальчик рванулся и пронзительно закричал.
— Ладно, ступай к себе и собирайся. Я разбужу твою маму.
Раньше мама всегда провожала его до ворот школы. Они ходили туда пешком, но теперь жили в многоэтажке почти на окраине города. Из окон мальчик видел поросшие сосняком холмы за вздымающимися к небу заводскими трубами. И в школу приходилось ездить на автобусе.
— А может, поедем на машине? — предложил мальчик как-то, но деду нельзя было садиться за руль.
Им пришлось долго ждать на слякотном тротуаре, прежде чем, громко дребезжа, появился автобус.
Поставив ногу на ступеньку, мальчик вдруг вспомнил маму. Она осталась в многоэтажном доме одна-одинешенька, словно принцесса в сказочном замке. Он замер на месте. Люди, идущие следом, остановились. Послышалась грубая брань.
Уже в автобусе дед спросил:
— Что с тобой?
— А как же мама?
— С ней все будет нормально. Она отдыхает.
— Я не хочу, чтобы она оставалась одна. Не сейчас, когда…
Лицо деда разгладилось, словно мышцы, обычно напряженные, внезапно утратили всю свою силу.
— Мы ненадолго, внучок. Все будет хорошо.
Мальчик кивнул головой, делая вид, что поверил. Лучше притворяться и знать, что притворяешься, чем даже не пытаться.
Он опустился на сиденье рядом с дедом, и автобус, громыхая, тронулся в путь. Мальчик оглянулся, провожая взглядом удаляющийся дом.
Сидеть возле деда — гораздо лучше, чем рядом с незнакомым человеком. Мальчик знал, что дед — отец мамы. Когда-то, когда мама была маленькой, он водил ее в школу и, возможно, сидел возле нее в автобусе, как сидит сейчас рядом с ним. Вот только знать человека по старым фотографиям — совсем не то, что, сидя бок о бок с ним, видеть набухшие вены на дряблых руках и то, как тяжело поднимается и опускается его грудь. Каждый раз, замечая на себе взгляд внука, старик улыбался. Мальчик смущался и отворачивался, но когда стеснение проходило, снова начинал пялиться на деда. Старик вновь замечал на себе его взгляд и улыбался, а мальчик отворачивался… Один раз дед даже потрепал его по волосам, как делала это только мама.
— Сдается мне, ты сейчас думаешь о своем старом деде.
Мальчик отрицательно покачал головой. Как ужасно себя чувствуешь, когда не знаешь, что хорошо, а что плохо.
— Я уверен, что ты слышал истории.
На последнем слове старик сделал особое ударение. Мальчик поднял голову и взглянул на него.
— Какие истории?
— Мама рассказывала тебе обо мне?
— А-а…
— Не рассказывала?
— Я подумал о других историях.
Они сидели молча, пока автобус пересекал оживленный перекресток.
— Ты любишь слушать истории… сказки?
Мальчик утвердительно кивнул.
— Тогда сегодня на ночь я расскажу тебе сказку. Ты не против?
Мальчик снова закивал головой. Хорошо, когда знаешь, что хорошо, а что плохо.
— Ты много сказок знаешь?
Прежде чем дед ответил, автобус притормозил. Водитель прокричал одно-единственное слово: «Школа!» Мальчик завозился на своем месте.
— Ты тоже идешь, деда?
Он боялся, что дед высадит его из автобуса, а сам поедет дальше. На лице мальчика читалась немая мольба. Но старик спустился вслед за внуком в талый снег, собравшийся в сугроб на обочине дороги. Легонько подталкивая мальчика в спину, он направился вместе с ним к воротам школы, где уже стояли ученики со своими мамами и папами. Никто среди родителей не был таким старым и так не к месту здесь, как его дед.
