Ирина Комиссарова - Школа. Остаться в живых (сборник)
— Лимонов, а что у тебя с лицом? — впервые за столько лет в ее голосе слышна настоящая паника.
Килька как можно ниже опускает лицо к парте. Ему понятно одно — сейчас начнутся неприятности.
— Ты что, Лимонов, гот? Или это, как его, зараза, мать вашу… Лимонов — ты эмо?
Она явно не знает, что хуже. Наслушалась от кого-то всяких гадостей про ЭТО, и ей явно не по себе.
— У тебя в душе готы? Немедленно выгоняй! Или душ сломают, или шампунь спиздят, — подсказывает с задней парты Миня.
— Прекратите! Покажи лицо! Я хочу видеть твое лицо! Немедленно!
— Он не гот. Он…
— Это я виновата. — Вскакивая, я уронила учебник и ручку. На которую сама же наступила ногой. Хрясь. Прощай, ручка.
— Изволь объясниться.
— Я хочу на визажиста пойти учиться, вот и тренировалась на нем. А тушь оказалась несмываемая. — Мои рыдания всполошили весь класс.
— Так. Все успокоились. Вы оба — кыш из класса. И запомни, — это она лично мне сообщала, — никаких Зверевых! Тебя не для этого готовили.
Нас тут всех к чему-то готовят. Отловить бы пару выпущенных классов. И задать один вопрос. На что вас готовили, и кем вы стали. Вот смеху-то будет.
От нечего делать мы пошли в столовку. Она тоже оказалась закрытой. Как назло, есть хотелось до ужаса.
— На, — Килька протянул мне яблоко.
В школе непривычно тихо. Мне кажется, что хруст откусываемого яблока слышно даже в учительской.
— Слушай, а почему взрослые уверены в том, как нам надо жить? Сами ведь живут фигово. Нервные все такие. Все боятся что-то потерять, упустить…
Попытка отвлечь его от грустных мыслей не удалась.
— А домой как пойдем?
— Ка́ком. Все. Я больше переодеваться не стану.
Вот так всегда. Стараешься, а благодарности никакой. Мне еще матери объяснять, зачем я ее новогодний парик позаимствовала.
После уроков я специально пошла домой вместе с Килькой. Противостоять злодеям. Злодей получил по яйцам. Я получила в нос. Килька получил третью дозу. Такой говенный день.
Кровь шла не переставая. Все в крови. Даже обувь. И такие пятна на ступеньках яркие. Я вытерла руку об стену. Как в фильмах ужасов — кровавый отпечаток. Классно получилось, жаль, тошнит сильно. Я сняла шарф — он насквозь промок, пока я добиралась до квартиры. Шла и думала: вот сейчас вся кровь вытечет — и я стану пустая. А потом меня набьют соломой, и я буду чучелом. И поставят меня около телевизора, а мама будет с меня пыль стряхивать. Жаль, фотика с собой нет — надо запечатлеть момент.
— Горе ты мое бестолковое. — Как я рада, что мама уже дома.
Лед, много холодной воды — чуть не захлебнулась. Мама заставила меня лечь. Нос распух. Мне кажется, он стал как хобот. Исхитрилась вытащить из сумки зеркало — ну и рожа, хорошо, что меня никто не сфоткал.
— Я врача вызвала. Не протестуй. Быть может, нос сломан. Тьфу-тьфу, не дай бог. Какой ужас — у тебя был такой красивый прямой носик. — Мама плакала, а я думала, что, оказывается, надо было получить по носу, чтоб узнать про его красивость.
— А теперь скажи мне по секрету, кто тебя так разукрасил? — Доктор пристально смотрит мне в глаза, как гипнотизер.
— Не скажу. — Я Кильке обещала молчать.
— Зря. Надо бы в милицию заявление написать…
Дурак он, что ли? Так я и поверю, что милиция сильно заинтересуется моим носом.
— Перелома нет. Но когда опухоль спадет, обязательно загляни. А то всякое бывает. Слушай, а что у тебя за прическа? Это теперь модно?
— Вы от жизни отстали. Теперь моды нет. Каждый сам себе мода.
Доктор приятный. У него голос такой располагающий… черт знает к чему.
Он заходит к нам на следующий день по собственному желанию. Типа проведать. Мать счастлива, поит его чаем, а я начинаю подозревать доброго доктора в тайной склонности к педофилии.
— У меня дочь твоего возраста. И тоже…
— Очень странно выглядит? — Я радуюсь за доктора. Он явно не педофил, а просто обеспокоенный папаша.
— Ну, можно и так сказать…
— А ковров у вас в доме нет?
— При чем здесь ковры? — искренне удивляется доктор.
— При том. Если есть — лучше уберите.
Решив, что я издеваюсь, доктор обиделся и больше не приходил. Вот дурак какой.
Следующие дни.
Пришлось сидеть на больняке. К ночи все так разболелось — жуть. Даже зубы заныли. Я перепугалась — вдруг к зубному еще идти придется. Только не это! Лежу. Краем глаза смотрю на ковер. И постепенно начинаю злиться на того шутника, который обосрал фотки готов на фоне совдеповских ковров. Гнида он, если задуматься. Они дети. Наверняка из небогатых, но хороших семей. И что получается? Ребенок захотел выглядеть как гот. Что ж ему теперь делать? Наехать на предков и потребовать срочный ремонт квартиры? Тупо. По-жлобски. Типа я теперь должен жить иначе. Гоните бабки и все такое, а то вдруг кто скажет — ты бедный, значит, не можешь быть готом. Все, срочно начинаю любить свой ковер. Ни за что его теперь не выброшу. Правда. Пускай себе висит.
Интересно, кто по какому плану делает уроки? Я лично сначала ползаю по квартире и маюсь. Смотрю, что мне в Контакте написали. Отвечаю. Ем. Мало. Кофе пью. Много. Но он на меня нестандартно действует. Не бодрит ни разу. Уравновешивает.
На ночь глядя сажусь за уроки. Половину не делаю. Звоню Мишане. Он ворчит, но иногда решает и мой вариант. По физике делаю каляку-маляку. То есть пишу всякую фигню. С виду похожую на решение. Пара подходящих формул и ответ, который свистну потом у того же Мишани. Физичка ползает между партами, бегло просматривая наши раскрытые тетрадки. Она видит фигово. Поэтому я пока ни разу не попалась. И нечего на меня ругаться — я не виновата, что у нас школа с таким политехническим уклоном. Я сто раз просила меня в гуммы перевести. И что? «Ну что вы, у вашей девочки неплохие знания по точным наукам. Если мы ее к гуммам переведем, то выбор института будет весьма ограниченный…» Бред.
— Я по телевизору видела, что во всех школах теперь курят и торгуют наркотиками, — моя мама в своем репертуаре.
— Не в нашей — точно! У нас с этим делом строго.
В теплые дни у нас курят только за школой. Редко.
Дураков влипнуть нет. Правда, теперь можно покурить на второй лестнице, на площадке у чердака. Там даже учителя иногда курят. Училка по информатике сначала прогоняет школьников словами:
— Не хочу подавать вам плохой пример. Поэтому — вон отсюда.
А наркоту продают между нашей и соседней школами. Теперь только по знакомству У нас хорошая школа. Строгая. Всего пять явных нариков. А те, кто по клубам шатаются, за выходные столько снюхивают — офигеть!
— Как это «снюхивают»? — спохватилась мама, вытирая вымытую тарелку — Нюхом. Не знаю, как, но всяко лучше, чем говно в рот совать…
Потом я быстро удрала в ванную и там заперлась. Мама поколотила кулаком в дверь и ушла домывать посуду. Ну что она, в самом деле, как маленькая, — они же не настоящее говно в рот пихают, а куриное. Хотя я бы ни за что такую дрянь в свой рот не положила. Там же сальмонелла живет. Я точно знаю! Мне кто-то говорил, что в куриных задницах кишит эта самая сальмонелла, а она жрет человеческую печень… Дикость, если задуматься.
На следующий день Кильку вызвали к директору школы. На предмет выявления готичности.
— Ничего напряжного. Просто поговорили. Кстати, спрашивали, какие у нас с тобой отношения.
— Это нормально. Они думают, что готы все педики. Ориентацию твою проверяли.
— Я не педик, — кошмарным голосом сообщил Килька и задумался.
— Ты, если что, — вали все на меня. Ну, что это я тебя раскрасила, — напомнила я.
Он даже не отреагировал. Ушел в себя. Общаться не хочет. Советов не слушает. После уроков свалил на тренировку. Боец фигов. А когда шел домой, снова попался. Я сама лично его на лестнице обнаружила. Вышла покурить, а он валяется. И изо рта слюни висят, и штаны мокрые.
— Дерьмово выглядишь, — говорю.
Килька руками ноги к себе подтянул, чтоб описанных штанов не видно было, и смотрит куда-то в сторону.
— Вставай, — говорю, — грязно ведь.
— Умри, — от его ответа мне поплохело.
Нормальное дело, я ему помочь хочу, а он такое говорит! Хотела домой к себе отволочь, но он тяжелый оказался. И отбивался от меня, как от смерти. Все-таки эти гады — отличные психологи. Интересно, как они просекли тонкости характера Кильки? Я-то давно его знаю. Хотя слово «знаю» совсем условное. Как можно кого-то узнать по-настоящему? Никак. Я и себя не всегда понимаю. Например, совсем недавно было. Шла домой после Мишкиного дня рождения. Довольная, как сто слонов. Мишкины предки умеют организовать праздник. Ни минуты скуки.
Иду. Через лужи перепрыгиваю. Танцевать хочется. Петь хочется. А потом — бац! Встала как вкопанная. И все из-за Ленкиной матери. Точнее — из-за собственной наивности. Вот я дууура! Как ни приду к Ленке в гости, ее мамаша сразу:
