Том Роббинс - Новый придорожный аттракцион
На следующий день – надпись по-прежнему оставалась у нее на руке – она провела изыскания в Библиотеке Антропологических Устремлений. Тщетно. Она отправила фотокопии загадочной надписи молодым еврейским ученым, которые были влюблены в нее. Она двенадцать раз пыталась расшифровать ее во время транса. Письма с мольбой о помощи написала она в Министерство Эзотерических Знаний, в Отдел Древних Ощущений.
Она так никогда и не узнала, что означает эта надпись, хотя много лет спустя как-то вечером в армянском ресторане один очень старый музыкант только раз глянул на ее ладонь, протянул Аманде тяжелый железный ключ и убежал через пожарный вход.
– А во что ты веришь? – строго спросил у Аманды приходский священник.
Аманда оторвала взгляд от хитиновой скорлупки какого-то жука, на которую она акварелью наносила миниатюрное изображение.
– Я верю в рождение, совокупление и смерть, – ответила она. – Совокупление состоит из рождения и смерти, а смерть – это всего лишь форма рождения. В любом случае я родилась девятнадцать лет назад. Когда-нибудь я умру. Сегодня я скорее всего буду совокупляться.
Так и случилось.
Рождение, совокупление и смерть. Прекрасно. Однако, по правде говоря, было еще две вещи, в которые Аманда твердо верила. А именно: волшебство и свобода.
Только вера в волшебство могла объяснить природу ее татуировок. Не будь Аманда действительно свободной женщиной, она бы ни за что не согласилась покрыть себя татуировками – в такой манере и на такой части тела.
– Хотя в мире существует сто пятьдесят тысяч видов бабочек и мотыльков, в Соединенных Штатах можно обнаружить лишь двенадцать тысяч видов. Это слишком мало.
На берегу ручья Аманда самым серьезным образом беседовала с компанией, состоявшей из мадам Линкольн Роуз Гуди, библиотекаря и натуралиста, Молнии Дымовой Трубы, старого знахаря из племени апачей, провидца-торчка Ба-Ба (обитатели городка прозвали его Придурком), ее младенца-сына, двух собак, циркового медведя, черепахи, а также Станислава, семнадцатилетнего польского князя в изгнании и одновременно певца, исполнителя рок-н-ролла, который в настоящее время за ней ухаживал.
Угостив своих друзей печеньем из желудевой муки, козьим сыром, джемом из крыжовника и напоив их мятным чаем со льдом, Аманда восседала в позе лотоса на пеньке; остальные расположились на траве у ее ног. На ней была блузка в стиле «фолк», кружевные трусики и бисерные бусы племени Черноногих. Как я уже говорил, разговор она вела в самой что ни на есть серьезной манере.
– Ни один американец не видел Голубого Призрака, если, конечно, ему не посчастливилось бывать в Колумбии, близ изумрудных копей Муззо, – посетовала Аманда.
– Это, должно быть, Morpho cypris, – жизнерадостно предположила мадам Гуди.
– Да, – кивнула Аманда. – На нашем континенте нет ничего, что могло бы сравниться с лазурным блеском крыльев этого восхитительного создания. А теперь подумайте о бабочке «мертвая голова» с ее окаймленным лунной позолотой тельцем, которая фактически разворовывает мед в ульях южной Европы. Представьте себе также, друзья мои, прекрасного шелковистого махаона, что подобно цветку украшает кроны деревьев Новой Гвинеи, вспомните еще и…
– Это – Acherontia atropos и Papilio codrus medon, – прервала ее мадам Гуди.
Аманда одарила пухленькую коротышку-библиотекаршу пронзительным взглядом и собралась уже было сказать: «Мадам Гуди, мне совершенно наплевать на то, как все эти бабочки называются по-гречески», однако вместо этого приветливо улыбнулась, а сама подумала: «Ученые такие зануды, а эксперты никогда не понимают истинного состояния вещей. Увы, им ничего другого не остается – такова их роль». Хотя она ничего не сказала, но все же дала понять, что ее интересует именно красота и загадочность бабочек, а не их место в научной классификации.
– Вам известно, что орнитоптера Брука настолько велика, что на Суматре ее очень часто принимают за летящую птицу? Вы только представьте себе, как было бы восхитительно, если бы и на наших родных лугах мы бы иногда вздрагивали, услышав хлопанье ее крыльев, черных, как бархат, и зеленых, как шпинат?
– Ornithopteria brookiana… э-э-э… орнитоптера Брука, – сообщила мадам Гуди, – обитает в тех местах, которые издают зловоние урины. Твой малыш, – показала она на малолетнего сына Аманды, – уже прилагает все усилия к тому, чтобы Птичье Крыло чувствовала себя здесь как дома.
Аманда хихикнула.
– А еще мне хотелось бы увидеть тропических кастнид…
– Мужские особи этой разновидности очень неуживчивы, – предостерегла ее мадам Гуди.
– …чтобы они порхали среди орхидей моего отца, – закончила свою мысль Аманда. – Атакже во всех садах и парках.
Итак, Аманда изложила собравшимся свой план.
Рок-группа Станислава под названием «Капиталистическая свинья» скоро отправляется на международные гастроли. Аманда свяжется с зарубежными натуралистами и коллекционерами, которые во время полуночных встреч в тайных рощах и приморских портовых кабачках передадут Станиславу и его товарищам-музыкантам яйца и личинки экзотических мотыльков. Музыканты спрячут их в своих инструментах – в корпусах гитар, барабанов и усилителей. Во имя обогащения энтомологических ресурсов Америки им придется выступить в роли представителей самой древней на Земле профессии – контрабандистов.
Сказано – сделано. Однако замыслам Аманды, увы, не суждено было осуществиться: работники таможенной службы в аэропорту имени Кеннеди обнаружили и конфисковали благороднейший контрабандный груз. Все до единого участники «Капиталистической свиньи» угодили за решетку. Почти мгновенно всю страну облетел слух о том, что яйца бабочек – наикрутейший и наиулетнейший наркотик. Леса и поля заполонили целые орды лиц, мало похожих на профессиональных энтомологов. Неожиданно увеличился спрос на сачки, увеличительные стекла, пинцеты и прочие приспособления этой нежнейшей отрасли зоологии.
– Моя дорогая Аманда, – отчеканил семейный адвокат. – До моего сведения дошел прискорбный факт – тебя чрезвычайно часто видят в обществе крайне сомнительных личностей.
Стряхнув пепел с галстука адвоката, Аманда скорректировала его суждение:
– Такого понятия, как сомнительная личность, не существует. Просто некоторые люди требуют большего понимания, чем все остальные.
– Моя дорогая Аманда, – осмелился произнести ее отец (он был мужчина грузный), – хоть я и не разделяю старую истину, что место женщины – на кухне, все же, по-моему, замечательно, когда девушка стремится овладеть тонкостями кулинарного искусства. Однако я без особой радости для себя узнаю, что ты приобрела широкую известность умелого пекаря исключительно благодаря качеству твоих хлебцев с марихуаной. Вообще-то я понимаю, что тебя иногда называют «Бетти Крокер андеграунда». Что я скажу нашим родственникам и друзьям?
– Пусть отведают пирога, – ответила Аманда, великодушно взмахнув рукой.
Аманда устроилась в качестве ясновидящей в «Индо-Тибетский цирк» и «Оркестр цыганского блюза гигантской панды», которые в те дни гастролировали по Тихоокеанскому побережью. Человеческий зародыш во чреве Аманды в ту пору не превышал размерами карманные часы, но уже ощутимо упирался ей в мочевой пузырь. Колесившие по сто первому хайвэю артисты часто останавливались на заправочных станциях, но отнюдь не для того, чтобы «заправиться горючим по самую крышку».
Это вовсе не раздражало Аманду. Ведь она придерживалась той теории, что вода изобрела человеческие существа в качестве средства для транспортировки себя из одного места в другое.
Аманда предсказывала будущее при помощи карт Таро. При этом она сверялась с книгой «И Цзин». Еще она практиковала хиромантию. Однако главной ее обязанностью на гастролях бродячего цирка было давать советы на будущее, находясь в состоянии «бодрствующего» сна, в который она впадала одновременно с трансом. За это те, кто желал узнать свое будущее, обычно платили ей по 4 доллара 98 центов. Но для самой Аманды роль медиума отнюдь не сводилась лишь к способу заработать деньги, как то могло бы показаться на первый взгляд.
Начиная с первых дней полового созревания, она чувствовала себя способной улавливать еле различимые вибрации того участка коллективного сознания, который мы называем духовным миром. Сделавшись старше и опытнее, она обнаружила, что ей легче других удается впадать в транс. Сами трансы стали для нее более обстоятельными и продолжительными. Короче говоря, она делала вид, будто до определенной степени способна контролировать их. Однако поскольку медиумизм никогда не относился к числу точных наук, то для Аманды это было риском чистой воды. Бывали случаи, когда уловить вибрации ей не удавалось, так же как имели место случаи, когда она улавливала их неправильно либо они вообще выходили у нее из повиновения.
