Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2013)
Выпрыгиваю в явь из сна, — o:p/
Ведь это ни сказать, ни сбацать, o:p/
Уже шестнадцать, мать честна… o:p/
o:p /o:p
Я всё проспал, с лицом опрятным o:p/
Иду на кухню, так и есть: o:p/
Я просыпался в два и в пятом, o:p/
Вы ж без меня уселись есть. o:p/
Завод «Свобода»
Букша Ксения Сергеевна родилась в 1983 году в Санкт-Петербурге
Букша Ксения Сергеевна родилась в 1983 году в Санкт-Петербурге. Окончила экономический факультет СПбГУ. Поэт, прозаик. Автор восьми книг, в том числе «Жизнь господина Хашим Мансурова» («Гаятри», 2007), сборника рассказов «Мы живем неправильно» («АСТ», 2009). Живет в Санкт-Петербурге. В «Новом мире» публикуется впервые. o:p/
Журнальный вариант. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
Ксения Букша кажется мне лучшим из поэтов своего поколения, но знают ее больше как прозаика: в семнадцать лет, опубликовав первую повесть «Эрнст и Анна» и удостоившись одобрения Александра Житинского, она написала с тех пор около десятка романов и повестей плюс отличный сборник рассказов «Мы живем неправильно». Самой большой ее прозаической удачей мне представлялась повесть «Тридцать лет и три года» — наверное, если бы Хлебников писал фантастику, у него получилось бы что-то похожее. «Аленка-партизанка» и «Жизнь господина Хашим Мансурова» подтвердили ее способность сочинять настоящую социальную, а пожалуй, даже и политическую прозу — что не мешает ее романам быть свободными, гротескными, а то и просто сюрреалистическими. Но ведь и жизнь такая. Букша удивительно самостоятельна, отважна и умна. Экономическое образование помогает ей видеть мир трезво и внятно, а врожденный поэтический дар преобразует все эти догадки о механизмах постсоветского мироустройства в цветущую и радостную прозу, органичную, как у счастливых русских утопистов двадцатых годов. o:p/
Букша умеет очень много всего — пишет экономические обзоры, воспитывает детей, играет на гитаре и сочиняет песни, говорят, что еще и рисует, но лично я не видел. Сейчас она, точно уловив запрос эпохи, написала производственный роман — опять, конечно, сюрреалистический, но на огромном фактическом материале, который изучала с добросовестностью молодого специалиста. Еще Луцик и Саморядов, сочиняя «Детей чугунных богов», предсказываали, что на советском производственном материале будут сниматься настоящие триллеры. «Завод» — триллер, любовный роман, социальная драма, все вместе, и, что особено важно, — это книга постсоветского человека о советском опыте. Первая, может быть, книга, в которой осмыслена советская промышленная утопия. Ядовито, но без глумления, любовно, но без апологетики. o:p/
Букше в этом году тридцать. Что она будет делать дальше — не представляю, но уверен, что это будет не хуже прежнего. Вертикально развивающийся писатель — большая редкость, и наблюдать за ним — одно удовольствие. o:p/
o:p /o:p
Дмитрий Быков o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
1. ЦЕНТРАЛЬНАЯ БАШНЯ o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Учила ведь одна умная мама сына-первоклашку: увидишь буквы белым по красному, не читай, глупость одна, но то, что я тебе сказала сейчас, никому не говори. Белым по красному над заводом «Свобода»: глупость одна. Над проходной прикреплен прожектор, луч света указывает круто вверх. В луч то и дело залетают множественные снежинки, толкутся там жгучим порохом, мелкие, как искры. При таком морозе снег не то что трещит, а прямо-таки визжит под ногами заводчан, которые не дыша спешат домой навстречу Новому году. Дышать же при таком морозе невозможно, это все равно, что дышать черным перцем. Кажется, если бросить спичку, то снег загорится. И чтобы вверх посмотреть — это тоже никак, хотя если все-таки попытаться поднять обожженное морозом лицо, то увидишь кумач над проходной, белые буквы, а над ними луч прожектора, добивающий сквозь мутное и дремучее небо Нарвской заставы небось аж до космоса, но целью имеющий все-таки не космос, а часы на Центральной башне — вот что! Часы эти показывают без пяти десять, а сама Центральная башня и весь недавно восстановленный главный корпус белеют наверху заметенными карнизами и уступами. o:p/
o:p /o:p
— Товарищи! — хлопает в ладоши, призывая к вниманию. — «Пять мину-у-ут, пять мину-у-ут!» Не бойтесь, еще два часа. Я имею в виду, что через пять минут мы собираемся и поздравляем друг друга с Новым годом, а затем организованно покидаем цех и прыгаем в трамвай, чтобы дома услышать по радио бой курантов... Внимание! Внимание! o:p/
D (рыжий, худой) считает, что блок нужно собрать в этом году, а не оставлять на следующий. Его однокашник Q считает, что... Оля! Давай проведем Новый год вместе. Весь год? Ах, прости пожалуйста, я хотел сказать — встретим. Впрочем, если ты не против, я бы и весь его с тобой, Оленька, провел. Я бы лучше провела его с D. Он такой же идиот, как ты, но, по крайней мере, иногда молчит. Да конечно-конечно, мы и D с собой возьмем! И закатимся все ко мне. У меня отец дежурит, его не будет всю ночь. Это самое беру на себя! Ну что ты, D, копаешься, доделывай скорее, а то трамваи ходить перестанут. Трамваи до одиннадцати (сажая колесо на графитовую смазку). Да я щас. Ты пока вон сходи Олю позови. А я уже, я уже! Мда? Когда это... o:p/
Снаружи морозно, аж дух вышибает. Вообще не помню, чтобы когда-нибудь было так холодно. И я. В блокаду, говорят, было, но я не помню. Э, мы когда на Урале жили, там сорок пять зимой — обычное дело. Но там хотя бы воздух сухой. А здесь вон муть какая, марево. У меня бабушка третий день задыхается, она не может такой мороз переносить. Так пусть не выходит. Нет, она и дома тоже. o:p/
Ух ты, в четвертом свет горит. Мальчики, сходим посмотреть четвертый, что там сделали? Я еще не видела. А сколько времени? Вон сколько. Пошли. o:p/
Широкий новый зал четвертого цеха. За огромными подмороженными окнами резкие тени голых ветвей. Шаги звучат гулко. Летает эхо. Вот это да, что за станки вообще? Трофейные, вроде. Мальчики, осторожней. Кто-то идет. o:p/
Дядя, спокойно, мы из пятнадцатого. Девушке показать. А у вас тут шик-блеск, правда? (Валенки, шинель, усы.) С Новым годом! Олина улыбка, за такую улыбку можно все отдать, Оля — контролер ОТК. А-а, с Новым, ребятки. Да-а, посмотреть-то здесь стоит, да-а. А я думаю, кто такие. Вы уж в следующий раз. А то я в следующий-то раз... А вы, оказывается, из пятнадцатого; самый работящий цех, всегда допоздна. Самый сверхурочный. (Легкий запах спирта.) Да вы присядьте. Побалакайте со мной. Трамвай-то не убежит от вас. А я много чего рассказать... Я же здесь был, еще когда здесь ничего не было, а я уже был... Я знаете что? Я этот завод же тушил. А вы не знаете. В войну, да-а. Да вы присядьте. Комсомол. Послушайте, что тут творилось, я вам расскажу, а то вы не знаете. o:p/
«Свободу» мы тушили уже весной, это был... да-а, по-моему, это был май сорок второго года. Фабрика тут тогда текстильная была. Да-а... загорелась от фугаса. А в пять вечера артобстрел. Стали навешивать, да-а... И мы под огнем тушим, сумасшедшее дело. Двадцать пожарных расчетов тушили, приехали, вся Нарвская застава, считай... Приезжаем, все горит, от первого этажа до последнего. Навстречу ребятишек ведут бегом, садик там был, можете себе представить... сирот собрали со всей заставы. Я Димке: соседние корпуса прикрой. А я знал, что там склад хлопковый, ужас что такое. И еще силовая станция, тоже если бы сгорела... Димка со своими туда, а мы — к главному... а он все сильнее, прямо на глазах. В цехах полно хлопка было, так горящий хлопок прямо выбрасывало из окон, внутри месиво, перекрытия-то на фабрике маслом пропитанные, огонь их жрал, как бумагу все равно. Мы пацанов из комсостава бросили тушить второй этаж, ремонтный цех, думали, там безопасней, а сами давай на четвертый... а тут снарядом хлоп в торец здания, и полегли все пацаны, вот так... Но мы тогда даже не знали... Ничего не разобрать! Балки падают, насос снарядом повредило — вода не идет, рукава рваные. Потом гляжу, кровля рушится. Все, говорю, уходим... Добежали до второго — лестниц нет. Егор Гельфин у нас такой был, он позже погиб уже на фронте... он вслепую вниз прыгал, можете себе представить? Так нам помог выбраться. Вот это — подвиг! А я шел последним! Меня зацепило, я ничего не соображаю, как глухой все равно, рванул вперед, а за мной уже перекрытия трещат, я только выскочил — и все рухнуло! Но два этажа мы спасли, а Димка склад хлопковый, если бы он рванул, мы бы оказались в кольце, всех бы накрыло. Когда столько топлива, уже просто воздух сгорает и все как в воронку всасывает, все бы тогда, амба! А так... и склад хлопка, и все пристройки, сами видите, что оно все старое... спасли фабрику... восемь бойцов погибло. Да-а... o:p/
