Марат Немешев - Книга для...
Я встал и прошелся по комнате. Еще одна оболочка моей души. Тело, одежда, комната, город, страна… Спрятался внутри всего этого, обезопасил себя от внешнего вторжения. Потом рискнул, распахнул ворота. Но никто не вошел.
Обои на стенах. Впервые в жизни рассмотрел рисунок на них. Веточки орехового дерева на желтом фоне. На каждой веточке по два орешка. Коричневая скорлупа, толстенькие упитанные бока. Приблизился вплотную и стал царапать пальцем по одному из плодов. Неприятный звук раздираемой бумаги, ее катышек под ногтем, в прорехе показался газетный лист. Но читать мне не хотелось. Я обвел взглядом всю комнату. Шкаф. Кровать. Стол. Выключатель. Обои вокруг выключателя грязнее, чем везде. Белый потолок. Кирпичного цвета пол. Монотонный гул компьютера. Окно. Я бросил взгляд на календарь. За окном должна быть весна. Выключил компьютер и подошел к окну.
Грязный снег, серый дом напротив, застывшие деревья. Присмотревшись, понял, что снег не грязный. Он просто начал таять, и из-под него выглядывает чёрная земля. А я и не заметил, что снег начал таять. Со стороны улицы, на жестяном откосе иногда появлялись мокрые пятна. Приоткрыл одну из створок. Весенний воздух шепотом оглушил меня. Каждая клякса на подоконнике возникала с легким звоном. Вытянул руку и стал ждать, когда на нее упадет нотка весенней капели. Вот и первая. Вторая. Горячая, обжигающе горячая. Я опустил руку. Капли текли по моим щекам. Весенние слезы.
Кто-то из прохожих, задрав голову, смотрел на меня – я опустился на пол. Прижался щекой к батарее и заревел. Как школьница, полюбившая старшеклассника; как раненный зверь, смотрящий залитыми кровью глазами на охотника; как туманное эхо сигнальной сирены терпящего бедствие сейнера. Вцепился руками в металлическую трубу и тряс Землю, пытаясь удержаться в себе. Но не мог, не мог. Душа, так давно прикованная наручниками к сердцу, освободилась. Вырвалась из меня. Зашагала по залитому соленой водой полу к зеркалу, взглянула на себя и вернулась в комнату. Легко запрыгнула на подоконник. Оглянулась на меня и спрыгнула вниз. Но не успела разбиться о равнодушие асфальта и человеческой памяти. На столе запел телефон. За те две секунды, пока я взял трубку и приложил ее к уху, организм полностью перестроился. Голосовые связки окрепли, щеки высохли, дыхание замедлилось. Я не хотел расстраивать своего лучшего друга.
– Здравствуй, Дима, – на мгновение самому стало неприятно оттого, что голос мой звучал спокойно и размеренно.
– Привет. Встретимся сегодня?
– В восемь, там, где и всегда. Я сейчас занят, вечером поговорим, – я нажал кнопку сброса.
Постоял в центре комнаты, затем присел на кровать, взял в руки подушку, уткнулся в нее лицом.
Перед закрытыми глазами медленно опускались титры, всего два имени. Финальная музыка. Как ни старался сильнее сжать веки, из-под них все равно бежали мокрые строчки. Режиссеры, актеры, сценаристы, ассистенты… Всего два имени.
Мне начало казаться, что эту последнюю сцену я предвидел гораздо раньше. А может, так оно и было? С самого момента знакомства, наши отношения были обречены. Мы знали это. Со стопроцентной вероятностью мы знали это. Предопределенный финал, который мы и не пытались отдалить или приблизить. Но… ведь жизнь тоже закончится смертью. Со стопроцентной вероятностью, и мы все это знаем, но разве это повод не жить? Не отдавать всего себя жизни и дарить свою энергию или, наоборот, открывать жизни свою душу и пускать внутрь? В мире все заканчивается. Хотя нет. Только то, что начинается, – разве это повод ничего не начинать?
Неужели я настолько бессердечен? Плачу, прижимаясь лицом к подушке, и логически размышляю при этом… На секунду я замер. Поднял голову. Улыбнулся и пошел на кухню варить кофе. Аривидерчи, моя милая, я иду к тебе.
В диско-баре было людно и дымно. Единственный свободный столик был залит пивом, мы попросили официантку протереть его и присели на мягкие стулья. Димон продолжал терроризировать меня вопросами.
– Так, говоришь, тебе хреново?
– Что я говорю? Все у меня хорошо. Серьезно. Видишь – улыбаюсь.
– Улыбаешься. Что-то ты раньше реже улыбался. Хреново тебе. Так?
– Дима, прекрати. Давай о чем-то другом поговорим.
На стол поставили два высоких бокала. Я поблагодарил высокую официантку и проводил взглядом ее удаляющиеся в дымке, покачивающиеся в стороны бедра. Друг мой перехватил этот взгляд и засмеялся.
– Вот, что тебя спасет. Причина всех твоих несчастий в хроническом недо…
Я уже не слушал его, а улыбался своим мыслям…
Познакомиться, подождать, пока она сдаст смену, проводить до подъезда, обаять чувством юмора и предупредительностью – всякий раз подавать руку, переходя через лужи и грязевые препятствия из талого снега, на прощание коснуться рукой ее локтя, развернуться и пойти домой, даже не поцеловав в щеку. Исчезнуть на несколько дней, узнать у напарницы номер её телефона, дождаться, когда у неё будет выходной, позвонить, пригласить куда-нибудь, угощать и приглашать на медленные танцы. А потом как-нибудь так получится, что, когда мы будем сминать простыни, зазвенит мой телефон и там, в другом городе, Она услышит мое учащенное дыхание и призывный шепот, в трубке сразу же раздадутся короткие гудки, а дальше… Я не успел подумать, что в таком случае будет дальше. Помешал щелчок пальцами прямо перед моим носом. Я посмотрел на Диму, вновь улыбнулся и повернулся к барной стойке, подняв одну руку примерно на уровне глаз.
Она заметила это мое движение и, быстро дописав что-то на листке заказов, с улыбкой подлетела к нашему столику.
– Будете еще заказывать?
– Юля, – прочел я вензелек на бейдже, – вы чудесны… Эээ… Еще два пива, пожалуйста.
Она взглянула на мой, еще полный бокал и, по пути забрав с соседнего стола пустую посуду, вернулась на свое рабочее место.
Я слегка откинулся на спинку стула и стал мять в руках картонный подстаканник. Дима внимательно смотрел на меня. У него на голове топорщился вихор, наверное, мыл голову перед выходом и не досушил. Теперь постоянно приглаживал его, но волосы все равно стояли торчком. Затем его челюсти задвигались, словно пережевывая что-то, и он, взяв бокал двумя руками, сделал долгий глоток. Мы молчали. Обрывки слов, фраз, тем для разговора роились в моей голове, но я никак не мог сконцентрироваться, остановить этот стремительный поток, зацепившись за какую-нибудь мысль, которая была бы не просто не глупой или не пошлой, а которая действительно меня интересовала. Бросил на стол обрывки картона и тоже стал пить пиво. Ладонью чувствовал приятную прохладу бокала и при этом думал: «Как я могу фиксировать в голове то, что я чувствую приятную прохладу бокала? Ведь это же книжная фраза. Ничего общего с жизнью. Стекло холодное, но мне от этого, кроме самого ощущения холода, никаких других сигналов не передается. И все равно. Слова сами складываются в сочетания о приятной прохладе. Как же мы зависим от книг, которые читаем».
– Я ни от чего не завишу, – мрачно произнес мой приятель и поставил опустевший стеклянный сосуд на стол. Видимо, последние слова я произнес вслух.
– Я что, сказал сейчас что-то?
– Нет. Просто выражение лица у тебя было, как полчаса назад, когда ты вот также долго молчал возле гардероба, а потом промычал: «как же все-таки зависим от книг, которые прочли». Я тогда не прокомментировал, а сейчас не удержался.
Думать о том, что сейчас сказал мой друг, я не мог – перед лицом промелькнула чья-то белая рука с серебряными колечками, поднял глаза – официантка Юля уже удалялась, на столе поднималась пеной вторая порция. Отхлебнув немного пива, я продолжил:
– Да ведь не только от книг, вообще от всего, что нас когда-то окружало. Вот даже сейчас. Ты же не со мной одним общаешься. А со всеми теми людьми, которых я в своей жизни когда-то встречал. На первом месте, конечно, мои родители – они научили меня ходить, разговаривать и чистить зубы по утрам. Но кроме них еще очень много людей сейчас общаются с тобой, воплотившись во мне. Когда-то в детстве меня с головы до ног обкатила грязью большая грузовая машина. До сих пор хватаю тебя за рукав, когда ты слишком близко подходишь к дороге, если на улице лужи. Хватаю за рукав я, но фактически тебе идет послание от того водителя…
– Слушай, – перебил меня Дима, – это мы, говоришь, с тобой сейчас общаемся, пиво пьем, а завтра я пойду на ночь к Кате, и ты через меня сигналы ей какие-то передашь?
Заиграла громкая музыка, теперь, чтобы Дима мог меня расслышать, мне пришлось чуть привставать со своего места и наклониться над столом. Я продолжал говорить о книгах, а он смотрел куда-то в сторону. Затем мой приятель жестом указал на другие столики. Я повернул голову, но не мог понять, что именно он хотел мне показать. Теперь наступила уже его очередь податься вперед, ближе к моим ушам.
– Вот ты все о книгах. Формируют, говоришь, там они чего-то. Во всем, что ты читаешь, какие-то принципы, мораль, догмы. Раньше увидеть лодыжку девушки или часть кружева ее панталон было праздником. А сейчас… я вот тебе показал, ты, кажется, не понял. Смотри. Сидят девчонки. И взрослые, и совсем еще школьницы. Джинсы спущены до половины задницы, трусы до лопаток натянуты.
