Виктория Токарева - За рекой, за лесом
Если Артемьев бросит Розу, ее жизнь погрузится во мрак и холод. Наступит вечная ночь, как на том свете. Это и будет смерть при жизни.
Роза замирала от страха. Просила Людмилочку:
– Поговори с отцом.
– О чем?
– Пусть он ее бросит.
– Да какая разница, – возражала Людмилочка. – Ему почти шестьдесят. Скоро этот вопрос отпадет сам собой.
– Ну да… – не верила Роза. – А вон режиссер, как его… по телевизору, восемь раз женился.
– У него такая привычка: все время жениться. А у нашего привычка все время соскакивать. Он и сейчас соскочит.
– Почему это? – не поверила Роза.
– Потому что он жадный. Все наследство должно перейти детям. А не на сторону. Купеческий закон. И дворянский.
Роза успокаивалась на какое-то время. Потом ее опять начинало трясти. Постоянное перенапряжение сказывалось на сосудах. Стало прыгать давление.
Роза пила успокоительные лекарства и ходила прибалдевшая. Жила как под местным наркозом: все слышишь, но терпишь.Артемьев ничего не видел и не слышал. В нем постоянно звучала музыка любви и заглушала все остальное.
Елена казалась Артемьеву совершенством. В ней было все прекрасно: лицо, одежда, душа и мысли. Чеховский идеал. При этом она была тихо верующая, принимала жизнь такой, как она есть. И ничего не требовала: ни денег, ни того, что раньше называлось «положение в обществе». Она не выдирала Артемьева из семьи. Это грех. В ней не было никакой агрессии. Она была счастлива своей любовью к нему. И его любовью к ней.
Артемьев любил бывать с Еленой на людях: на выставках, в театре, на презентациях. Он ее развлекал, как сейчас говорят, «тусовал».
Среди людей особенно чувствовалось их единение. Их поле как будто было замкнуто друг на друге.
Стоя среди людей или сидя в темноте зала, Артемьев все время помнил, что у нее под кофточкой прохладная грудь. А заветное место – тугое, резиновое, всегда чуть-чуть влажное от желания. Она постоянно его желала, и он не мог не отозваться на ее зов. Он был сильным рядом с ней. И он ей верил.Артемьев рассказывал Елене свои замыслы и во время этих рассказов проверял себя: интересно или нет. Если ему было интересно рассказывать, а ей интересно слушать – значит, он на правильном пути.
Артемьев был военный писатель. Но война была фоном, на котором решались нравственные проблемы.
Война все переворачивала с ног на голову. В своих повестях Артемьев пытался все поставить на свои места. Легко рассуждать о добре и зле в мирной жизни. А попробуй сделать это в аду.
Елена не имела к литературе никакого отношения, но у нее был абсолютный слух на правду. Она безошибочно улавливала фальшь. Она была душевно продвинута, и Артемьев ориентировался на нее, как корабль в ночи ориентируется на свет маяка.
Последнее время ему стало казаться, что без нее он не сможет работать. Она должна быть всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки.Грянула перестройка.
Люди начали жить на доллары. Рубли стали называться «деревянные». Артемьев и Роза живо сообразили, что от деревянных надо избавляться. И все, что у них лежало в сейфе и в тайнике, вложили в недвижимость.
Купили еще один дом под Москвой. И дом на острове Кипр. Там оказалось дешевле, чем в России. Оба дома сдавали, поскольку невозможно жить везде одновременно.
Полукитаец Людмилочки раскрутился, стал мощным воротилой. Открыл сеть ресторанов и сеть казино.
Людмилочка уговаривала отца вложиться в казино, но Артемьев сомневался. Боялся, что его обманут, или, как сейчас говорят: кинут. Он вообще был человеком недоверчивым. Страшно было потерять то, что заработано трудом всей жизни. А жизнь уже не повторить.Елену тем временем уволили из писательской поликлиники. Шел передел собственности. Явился новый хозяин. Набирал новую команду. Елена ушла, чтобы не путаться под ногами. Стала работать в обыкновенной районной поликлинике. Вызовы на дом. Прием больных.
Кончилась прежняя жизнь закрытой поликлиники с отсутствием очередей, тишиной и чистотой, вышколенностью персонала, заискивающей вежливостью пациентов.
Районная поликлиника – как вокзал. Минимальное количество времени на больного, потому что поджимает следующий. Тяжело вникнуть, и в конце концов тупеешь, и неохота вникать. Больные – горластые и настырные, качают правду. Их разверстый рот похож на хайло, печное отверстие. Хочется его заткнуть несвежим вафельным полотенцем. И вся эта музыка – за смешные деньги. В цивилизованной стране врач получает такую сумму за час работы. А здесь – за месяц. Да что сравнивать…
Единственный свет в окне – Артемьев. Он придет к ней вечером. Начнет рассказывать. И его глубокий голос будет тихо струиться, уносить в другую реальность. И ради той, другой реальности можно вытерпеть эту.Роза терпеливо ждала: когда же иссякнет роман? Когда же Артемьев перестанет шастать на сторону? Но роман не иссякал, и даже наоборот – раскручивал обороты.
Артемьев, уже не стесняясь, жил на два дома, и даже существовал негласный график. Рабочую неделю он жил с семьей, а выходные проводил у Постоянки. У него все чаще мелькала мысль: пора бы определиться, прибиться к одному берегу. Но удерживала привычка бытия и купеческий закон: все наследство – детям.
Артемьев мог бы уйти в чем стоял. Постоянка не претендовала на наследство. Но тяжело обидеть Розу, оскорбить детей… Роза будет раздавлена. Дети унижены. И он сам тоже окажется раздавлен своей виной.
И еще одна причина. Для творчества не полезна душевная гармония. Необходим разлад души с действительностью. Разность потенциалов.
С другой стороны, Постоянка тоже могла поднять восстание. Она старела в любовницах. Не заводила детей. Года наплывали один на другой. А что впереди? * * *Однажды Роза стояла за спиной мужа и смотрела, как он одевается. Шарф. Пальто. Кепка. Отправлялся к Постоянке.
– Какая же она дура… – выговорила Роза.
– Почему? – удивился Артемьев. При этом не уточнялось, кто «она». И так ясно.
– Потому что ты не женишься. Ты нас не бросишь.
– Не женюсь, – подтвердил Артемьев. – Кто же бросает своих…
– И цветочка не купишь. И денег не дашь…
– При чем тут деньги?
– Значит, ни статуса, ни материальной поддержки, – подытожила Роза. – Тогда что же остается?
– Остается чистое чувство, – сказал Артемьев.
– Понятно… Любовь – морковь…
– Просто любовь. Без моркови.
– Я же говорила: дура…
Роза храбрилась. Но тряслась. Она продолжала стоять на оголенном проводе.
Артемьев вел себя нагло, потому что за ним была сила. Он – держатель денег. А кто платит, тот и хамит. И ничего с этим не сделаешь.
Роза ждала, что Постоянка допустит грубую ошибку, например: начнет закатывать скандалы. Артемьев не выносит скандалов. Или заведет себе другого, чтобы вызвать ревность. Ревность, как правило, подогревает чувство у всех, кроме Артемьева. Для него ревность – это недоверие. А недоверие убивает любовь наповал.
Однако Постоянка сидела тихо, ошибок не делала, в дом не звонила, денег не требовала. Если разобраться – идеальная любовница. Мало ли какая могла попасться, наглая и алчная…
– Ты должна ей молоко покупать, за вредность, – замечала Людмилочка.
– А мне кто будет молоко покупать? – вскидывалась Роза. – Сколько здоровья уходило на его пьянки-гулянки. И конца не видно. И под старость покоя нет. Когда же это кончится? – вопрошала Роза.
– Это кончится вместе с ним, – предполагала Людмилочка.
Что думала, то и говорила. Хоть бы наврала во спасение.
Роза отправилась к гадалке по имени София.
София раскинула карты, покачала головой.
– Скоро, скоро твое сердце успокоится, – пообещала она. – Возле червовой дамы смерть. Вот смотри…
Постоянка – червовая дама, поскольку блондинка. Возле нее действительно сплошная чернота: крести и бубны.
– Неужели помрет? – оробела Роза. – А когда?
– Это же карты. Здесь не написано. Скоро.
Роза щедро заплатила Софии за эту новость. Пошла домой.
Роза не была злым человеком, поэтому она не злорадствовала. Более того, она сочувствовала бедной Постоянке: молодая еще, могла бы жить и жить. Но судьба не дает слишком много одному человеку. Она подарила Постоянке большую долгую любовь, а за это отнимает жизнь.
Вот ей, Розе, судьба выделила унылую погоду, как в средней полосе: короткий день, беспросветная зима. На Розе природа сэкономила солнышко любви, поэтому Роза будет жить долго. Она природе не в тягость.
Так размышляла Роза по дороге домой. Она ехала на автобусе, хотя могла бы взять такси. А зачем тратить деньги? У денег глаз нет.
Роза приехала домой. Артемьев оказался дома, несмотря на субботу. Его лицо было желтым, как горчица.
– Что с тобой? – испугалась Роза.
– Не знаю. Я пожелтел… Наверное, что-то съел.
Розе стало ясно: гадалка перепутала. Черная карта относилась к трефовому королю. * * *Артемьева положили в больницу.
