Саша Канес - Моя судьба
— Не знаю, — я пожала плечами, — пусть Ира заварит. Может, не так мерзко получится…
— Да, да! Ирочка, голубушка! Вот здесь, на бочку, инструкция на английском языке — вы ведь знаете английский? — Он дождался, пока Ира кивнет. — Так вот, соблюдайте строго, Ира! Иначе улетучится ценный аромат, вызвавший сейчас столь сильное, как бы это сказать… да! аромат, вызвавший столь сильное омерзение у вашей начальницы, что ли… или, нет, как это правильно сказать… В общем, у вашего босса!
Ира пошла заваривать чай, а мы расположились друг против друга в креслах.
— Так в чем же заключается ваше бизнес-предложение, Аркадий Аркадьевич? — Я решила вначале выслушать гостя.
— Все элементарно. Мой друг знает производителя в Осаке. И у оного производителя на его фабричке такая вот упаковочка такого вот чая — а это очень дорогой, даже там, надо сказать, очень дорогой чай — стоит тридцать долларов. А здесь, в Москве, его вообще можно приобрести только в одном-единственном специализированном магазине за восемьдесят долларов США. Предложение следующее: я даю вам телефон моего друга в Осаке. Вы звоните ему, договариваетесь с ним и вместе покупаете в Японии несколько контейнеров по тридцать долларов упаковочка. Здесь вы все это распродаете по шестьдесят долларов, хорошо зарабатываете, а мне даете по десять долларов с пакетика. И все! Все довольны!
Гладко выбритое румяное лицо господина Шевчука преисполнилось счастливой, прямо-таки маниловской мечтательностью.
— Что вы как специалист по колониальным товарам, как бизнесвумен, так сказать, по этому поводу думаете? — обратился он ко мне.
— Боюсь, — ответила я, — что очень немного найдется здесь ценителей зеленого тухлого чая даже по шестьдесят долларов за двести граммов. И не скоро мы с вашим другом даже первый контейнер продадим!
Аркадий Аркадьевич помрачнел.
— Печально! Но, честно говоря, я боюсь, что вы правы, правы! Народ у нас дикий, дремучий, вкусы примитивные — цейлонский черный так называемый чай пьют! Или вообще индийский со слоном! Я все это знаю, знаю! А те сто человек в Москве, что по шестьдесят долларов купили бы, они и сейчас по восемьдесят берут. Вы тоже так думаете?
Я согласно кивнула. Ирина принесла чашки с чаем. Запахло морским берегом после шторма. В чае и впрямь что-то было. Аркадий Аркадьевич блаженно приложился к напитку.
— Чудесно заварили, Иринушка! Божественно! С истинно японским, можно так сказать, мастерством! Хоть в кимоно вас наряжай!
— Как начальство прикажет! — усмехнулась Ирина. Она относилась к Шевчуку с плохо скрываемым пренебрежением.
Аркадий Аркадьевич вернулся к своим грустным мыслям.
— Ну, вот видите, как тяжело все идет! Бизнес просто вытягивает из меня всю энергию. Я должен отправиться отдохнуть. Отправиться, так сказать, чтоб оправиться! Наверное, на Занзибар поеду. Этот чайный проект очень меня напряг. Разочарование опять-таки! Тяжело, тяжело жить в отечестве нашем, хоть и трудимся мы с вами не покладая, так сказать, рук, и добываем хлеб для пропитания в поте лица своего! — Хихикнув, он извлек из кармашка изящный надушенный платок и провел им по лбу. — Что можно ждать от народа, который воспитывался на грузинском чае и жигулевском пиве! Ужасно! Три дня назад из Таиланда прилетел — расслаблялся там, как мог, знаете ли: массаж, целебные обертывания, медитация! А сегодня сил уже опять никаких! Вот и думаю — надо попробовать съездить для приведения себя в чувство на Занзибар! Я там не был, но народ очень хвалит! Да, да, на Занзибар!
Он хотел было подняться, но я его остановила.
Ира долила нам чаю и вышла из кабинета, притворив за собой дверь.
— У меня к вам есть дело личного свойства, дорогой Аркадий Аркадьевич! — обратилась я к нему в его же манере.
На лице гостя изобразилось предельное внимание.
— Если вы еще не заметили некоторые изменения в моей фигуре, то докладываю вам, что я беременна.
Надо сказать, что я уже несколько недель как перешла на форму одежды, позволяющую, насколько возможно, скрывать уже вполне объемистое пузо. Я взяла паузу и с наслаждением понаблюдала за тем, как брови Аркадия Аркадьевича ползут вверх. Молчание было долгим.
— Что ж, — ответил он, промолчав не менее чем целую минуту. — Я очень рад! Это большое счастье, гм… Но, как бы это правильно сказать, я не припомню, честно говоря, чтобы мы с вами когда бы то ни было совершали соответствующие действия, или, как их еще называют, гм… телодвижения, способные привести вас к такому, безусловно, замечательному состоянию или, можно еще сказать, к положению…
От хохота я чуть не свалилась с кресла. А густые брови господина Шевчука тем временем продолжали свое движение в направлении затылка.
— Аркадий Аркадьевич! Простите, что не сделала упор на это сразу — я беременна не от вас!
Мой смех вызвал и у него некоторое подобие сдержанной улыбки. Допив чай, он поставил чашку на стеклянный столик.
— Я, признаться, так и предполагал, — промолвил он рассудительно. — Но посчитал, так сказать, оправданным шагом внести некоторую дополнительную определенность. В нашей жизни ничего нельзя знать до конца! — Улыбка господина Шевчука из сдержанной стала лучезарной.
Дальнейшая беседа, как я и предполагала, оказалась продолжительной и очень подробной, ибо затрагивала именно ту область, в которой Аркадий Аркадьевич был истинным знатоком. Я объяснила, что хочу взять у своих партнеров и у себя самой большой отпуск по беременности и родам. Мне необходимо не только произвести на свет здорового ребенка, но и на некоторое время отключиться от суеты этого мира. Уже сама моя идея отключиться от всего вызвала у господина Шевчука восторг.
— Таиланд и только Таиланд! — возопил он. — И не просто Таиланд, дорогая моя, а именно Ко Кануй! Там я отдыхаю душой и телом! И не только я так считаю — моя кузина Элен полностью со мной согласна! А ведь она рожала там почти в сорок лет — в пору, так сказать, уже чрезмерной зрелости.
Я попросила Аркадия Аркадьевича подробнее рассказать про божественный остров, вызвавший такой восторг у него и его кузины.
— Так как же иначе? Где еще вы найдете такой сладостный покой и сочетание европейского комфорта с истинным сервисом? Ну какой, к черту, сервис в Европе? Одни только пустые слова! В Европе любой официант считает себя в первую очередь полноправным членом их этого, с позволения сказать, демократического общества. Быть официантом для него — лишь одна из социальных функций, проходное, можно сказать, место на рынке труда… Сегодня он, назовем все своими словами, работник общепита, а завтра, может быть, — депутат Европарламента. Но все не так на Дальнем Востоке, не на наших гунявых окраинах, разумеется, а на настоящем Дальнем Востоке.
Аркадий Аркадьевич поставил чашку и потянул себя указательными пальцами за уголки глаз — так он и впрямь стал похож на преуспевающего мандарина.
— Там, на правильном Дальнем Востоке, — продолжал он, — каждый официант просто растворяется в вас. Для вас это — всего лишь ужин или, может быть, обед. А для него — высший смысл существования. Он не просто выполняет ваши желания — он предугадывает их! На Ко Кануй существует несколько деревенек для европейцев, для тех, кто желает наслаждаться чистейшим морским воздухом, вкушать истинно благотворную пищу, рожать и растить детей в покое и, не побоюсь этого слова, в неге! Для каждой тайской акушерки ваш ребенок дороже ее собственных детей. Это ментальность! Туда и только туда! Вы снимете себе домик возле самой полосы прибоя, и счастье охватит вас. Я лично, как вы понимаете, никого нигде и никогда не рожал, но это мое любимое место отдыха. Я повторяю, оное мнение не является только моим личным! Вы, кстати, непременно повстречаете там и моего доброго знакомого, Космонавта. Он всегда там… Этот по-своему, надо сказать, обаятельный и в известной степени милый человек вообще не намерен возвращаться в этот смог, в эту суету, в этот московский ад.
— А как же Звездный городок? Его там не ждут?
— Какой еще Звездный городок? — удивился Аркадий Аркадьевич.
— Ну, как же, ведь вы сказали, что ваш друг — космонавт! А значит, ему самое место или в Звездном городке, или на Байконуре, или на орбите, в конце концов.
Аркадий Аркадьевич негромко, я бы даже сказала, как-то особо вежливо рассмеялся.
— Что вы, что вы! Кто ж его с его комплекцией на орбиту-то выведет? Да и зачем? Мой друг Космонавт, в миру просто Алексей, никакого отношения к реальным небесным сферам не имеет. Он в прошлом весьма успешный штангист-тяжеловес, но после перестройки подался в коммерцию — продавал оптом китайские пуховые куртки и сапоги-луноходы. При этом у него самого была большая проблема приобрести для себя хоть какую-нибудь одежду подходящих размеров. Кроме старого тренировочного костюма и кроссовок, этот достойнейший из достойных много лет ничего не носил. А тут сразу два образца оной продукции оказались равно и огромного размера, и неимоверного, можно даже сказать невообразимого, серебристого цвета. Алексей в серебристой куртке и в серебристых же дутых сапогах выглядел, как бы это поточнее высказаться, футуристически, что ли… И вот тогда среди высшего общества, простите за иронию, московских оптовых рынков за ним закрепилось это прозвище, творческий псевдоним, так сказать, — Космонавт. Кроме меня никто, уже и не помнит, что родители назвали его при рождении Алексеем Степановичем.
