Виктория Токарева - Фараон
– Отвяжись, – попросил Елисеев.
Фараон слушал Лариску, которая позволяла себе собственные выводы, и с недоумением смотрел, как она берет кружочки огурца, натирает их солью, обваливает в муке и аккуратно располагает на сковородке один возле другого.
– Что ты делаешь?
– Жарю огурцы.
– Огурцы не жарят! – испуганно вскричал Фараон.
– Почему? – весело не поверила Лариска. – Ведь кабачки жарят, а кабачки – это то же, что и огурцы, только больше размером.
– Не жарят! Слышишь? Не жарят! И нечего...
Фараон почувствовал, как в глазах у него зачесалось, в носу тоже зачесалось, в горле запершило. Это начиналась аллергия – не то от запаха пригоревшего масла, не то от Лариски.
– Но ведь я жарю, – спокойно возразила Лариска и протянула тарелку, где лежали жареные огурцы с золотистой корочкой.
Фараон посмотрел на голоногую Лариску с нахальными независимыми глазами, на сутулую спину Елисеева и, ничего не сказав, пошел к себе.
Комната у Фараона была прямоугольная, и все предметы в ней тоже были прямоугольные.
Фараон сел на кушетку, вытянул ноги. На ботинках тусклым матовым слоем лежала пыль.
Следовало немедленно снять ботинки, но не хотелось двигаться. Фараон почувствовал, что устал к концу дня, как бабка Маня, и что шестьдесят пять лет ему тоже никогда раньше не было.
Он посмотрел в прямоугольное зеркало и увидел в нем свое худое коричневое лицо. То ли Фараон загорел, то ли зеркало потемнело от времени, но лицо показалось ему некрасивым, каким-то бывшим, похожим на мумию.
Фараон надел шляпу и вышел на улицу.
Только что прошел теплый дождь, и в переулках открывали окна.
Сумерки изменили улицу – что-то затемнили, что-то обозначили, – она выглядела странной и почти незнакомой.
Мимо Фараона медленно прошла молодая женщина. Она шла босиком, держа в руке белые туфли.
Фараон вдруг вспомнил, как однажды, очень давно, шел он ночью босиком и слушал, как между пальцами, холодя, просачивалась нежная молодая грязь.
Из-за поворота вышел человек с прямоугольными плечами. Это был Селихов – лучший ученик Фараона. Он учил уроки на память, и когда отвечал – все открывали учебники и проверяли по абзацам. Фараон ставил ему четверки, тем самым приравнивая к себе. Это был единственный в его жизни хороший ученик.
Сейчас он днем работал, а вечером совершал гипертонические прогулки.
– Добрый вечер! – Селихов приподнял шляпу, кивнул на удаляющуюся босоногую женщину. – Идет себе, как по сельской местности...
Селихов ожидал, что учитель потребует вывод, и вывод был готов, но Фараон неожиданно спросил:
– Как вас зовут?
– Селихов, – удивился Селихов.
– Это фамилия. А зовут – как?
– Павел Петрович... – вспомнил Селихов. – Паша.
– Знаете, Паша...
– Знаю! – с готовностью перебил Павел Петрович, почувствовав, как у доски, знакомое напряжение в спине. – Аксиома – это истина, которая не требует доказательств.
– А вдруг требует?
Селихов оробел в темноте. Он мог получить за ответ тройку и даже двойку, и тогда Фараон приравняет его к остальным.
– Задайте мне, пожалуйста, дополнительный вопрос, – попросил он.
– А ты знаешь, что жарят огурцы?
Селихов напряженно задумался, возведя глаза к небу.
Высоко в небе сквозь разорванные облака пронзительно светила звезда. Может быть, та самая, которую открыл рыжий Кашкаров.
