Леонид Сергеев - До встречи на небесах
Ну, а возможности для нашего развития были просто фантастические. Пожалуйста: детские библиотеки (случалось, за книгами записывались в очередь), художественные, музыкальные и спортивные школы, Дворцы пионеров с многочисленными кружками: драматическим, хоровым, танцевальным, корабле- и самолетостроительным, фотографическим, шахматным — глаза разбегались, выбирай любой по наклонностям, и все бесплатно, только ходи! И не зря над Дворцами висел лозунг: «Твори! Выдумывай! Пробуй!» (сейчас у клубов: «Учись развлекаться!» и прочая дребедень).
А какие были катки в парках, когда сотни конькобежцев под музыку носились по аллеям, время от времени забегая в раздевалки, чтобы выпить — не пиво, которое теперь молодежь распивает в подъездах и даже в метро, — а кофе с молоком! И где сейчас лодочные станции и праздники на воде с фейерверком, парады физкультурников, духовые оркестры на открытых эстрадах в Парках культуры и танцы на площадях? А у нас все это было! Был неподдельный энтузиазм без всякой показухи, и эти праздники, демонстрации давали ощущение единства нации, мы гордились, что являемся частью великой страны. По-настоящему гордились.
Что особенно важно: совместные занятия в кружках, соревнования на стадионах, когда сдавали нормы на значки БГТО и ГТО, «субботники», посадка деревьев всем двором, развешивание скворечен и кормушек для птиц, сбор металлолома, пионерские лагеря, помощь колхозникам в уборке урожая, походы с рюкзаком и песни у костра — все это, и многое другое (даже коммуналки!), сближали нас, делали отношения истинно товарищескими, а то и братскими. Потому мы и знаем, что общность людей, дух коллективизма — не пустые слова; тот дух — самое значительное, что мы вынесли из детства и подросткового возраста. Это совершенно ясно теперь, во времена дикого капитализма, когда каждый выживает сам по себе, пробивается, расталкивая других, взяв на вооружение клич «демократов»: «Бери свободы сколько проглотишь! Делай деньги любым способом!». «Демократы» разогнали пионерию и комсомол, но что дали взамен? Вот и появились тучи беспризорников, наркоманов, проституток-малолеток, и если раньше героями были летчики, полярники, геологи, то сейчас, в разбойничье время, — крутые бизнесмены, бандиты, рэкетиры. В основном именно они.
Раньше каждый мог без всяких денег поступать в любой институт — ради бога, если голова варит, а сейчас без кругленькой суммы в вуз и соваться нечего. Раньше молодые люди ехали на Север, БАМ, целину, мечтали что-нибудь изобрести, открыть, а сейчас — только и думают, как бы заняться бизнесом, купить «иномарку» или уматать на Запад. И конечно мы гордились своей страной, а сейчас делается все, чтобы молодежь ее ненавидела — достаточно посмотреть телевизор, полистать газеты.
Нельзя забывать, что в СССР каждый год происходило снижение цен на основные товары, постоянно открывались новые железные дороги, заводы, научные институты. Многие жили бедно, но оставались приветливыми, веселыми, а сейчас на лицах безнадежность, озлобление. Раньше у страны было будущее, а сейчас впереди сплошная безысходность. Совершенно ясно — социализм неизмеримо справедливей и гуманней волчьих законов капитализма. Не случайно западники считают, что революция в России заставила капиталистов повернуться лицом к простому народу, сделать капитализм менее волчьим. Не случайно.
Ну а наша юность прошла бурно. Одни из нас учились в институтах, обогащались знаниями, закладывали могучую базу и одновременно во всю кропали стихи; другие, отслужив в армии и приехав в столицу из провинции, перебрали кучу профессий, пока не нашли себя в искусстве. Одни, с помощью учителей, в сжатые сроки постигали премудрости литературного ремесла, другие до всего докапывались самостоятельно, но и те и другие жили меж двух культур: традиционно высокой и лакировочной, помпезной, временами попросту между красотой и уродством.
Была еще одна культура, расширяющая скудное информационное поле — «кухонная», где читали «самиздатовскую» запрещенную литературу, по «вражеским голосам» сквозь глушилки слушали джаз и пересказывали анекдоты про власть имущих. Такая мешанина среды проживания не давала расслабляться, тем более что приверженцы разных культур не переваривали друг друга и в богемных кругах частенько возникала накаленная атмосфера. Но в отличие от благополучной, размеренной (когда решены основные проблемы) и скучноватой жизни на Западе, у нас все время что-то происходило, менялось, мы находились в постоянном движении, жили среди контрастов, и понятно, нам скучать не приходилось. К тому же, на Западе ценилось богатство, а у нас искренняя дружба и бескорыстная любовь; у нас быть богатым или сынком какого-то деятеля считалось неприличным.
Особенно напряженным было время, когда состоялся известный съезд и закрытый доклад, который передавался по цепочке слухов; приоткрыли занавес на прошлое нашего Отечества, и все увидели жуткую картину — оказалось, идеи социализма реализовывались не так гладко, как нам внушали; лозунги коммунистов сразу затрещали по всем швам.
С колокольни хрущевского времени многое в деятельности Сталина выглядело чудовищным (за что сидели Вавилов, Заболоцкий и многие другие невинные?!), но и тогда возникал вопрос — без диктатуры сохранилась бы страна в годы хаоса и разрухи? А теперь и вовсе доказано, что репрессии начинали троцкисты, что в верхушке палачей все сплошь были сионистами. (Троцкий рассматривал русский народ, как «хворост», чтобы разжечь мировую революцию). Сейчас все злодеяния приписывают Сталину, между тем, как выяснилось, понятие «враг народа» и «тройки» ввел Троцкий, и лагеря ГУЛАГа его детище, и он же лично расстреливал русских офицеров и считал, что «терроризм необходим для построения коммунизма». Даже «свой» Г. Боровик признает — «Если бы власть взял не Сталин, а Троцкий, было бы хуже».
Кстати, сейчас, когда Россия умирает, когда ее вновь захватили единоверцы Троцкого, просто необходима диктатура, но русских, а не «русскоязычных», и честных, неподкупных патриотов. Как говорил Блок: «Для управления Россией требуются люди верующие, умные и честные».
Потом раздвинули другой занавес — «железный», и начался бум: на экраны вышли зарубежные фильмы, на выставках появился Пикассо и польские авангардисты, приехал Ив Монтан, Москву заполонила фестивальная молодежь; одно за другим возникали кафе, где открыто играли джаз, танцевали рок-н-ролл и буги-вуги. Тогда, в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов по столице прокатился океанский вал, всколыхнувший молодежь — она истосковалась по свободе, и теперь повсюду разгорались жаркие споры. Это был прорыв в новый мир, мы нашли то, что искали, видели то, что хотели видеть. События тех лет уже далеко от нас, но мы их помним отлично.
Вожди всполошились — как бы не расшатали всю систему, и вскоре вновь опустили занавес. Старые мухоморы! Им пораскинуть бы мозгами, дать молодежи возможность выпустить пар, и скоро стало бы ясно — и у западников ерунды хватает; во всяком случае авангард осточертел бы гораздо быстрее, чем кондовый «соцреализм», а главное, лучшая, мыслящая часть молодежи не приняла бы многие западные стандарты и разные ничтожные цели, вроде обогащения (даже сейчас, когда приходиться думать о выживании, немало парней и девчонок, для которых богатство не предел мечтаний). Ну, а все стоящее, качественное у западников надо было перенять, это пошло бы только на пользу.
И следовало преобразовать пионерию и комсомол в молодежные организации по типу бойскаутов, «зеленых», «антиглобалистов» (у этих последних вполне привлекательный лозунг: «Не дадим всему миру превратиться в одну потребительскую Америку! Сохраним разность культур!» В самом деле, не могут разные страны жить по одним правилам, глобализм уничтожит особенность народов). Следовало на госслужбу выдвигать людей не по преданности партии, а по умственным способностям. И поменьше пичкать людей идеологией, а побольше дать им самостоятельности.
А всех, кто рвался на Запад, надо было выпустить (истинно русские не уехали бы; как ни вспомнить великого патриота Чайковского, который презирал всех эмигрантов: «…меня глубоко возмущают те господа, которые с каким-то сладострастием ругают все русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления, прожить всю жизнь за границей, на том основании, что в России удобств и комфорта меньше. Люди эти ненавистны мне, они топчут в грязи то, что для меня несказанно дорого и свято».
И Пушкин говорил, что «никогда ни за что не хотел бы поменять Отечество». Видимо, не зря Андерсен считал Россию «жемчужиной всех государств Европы». И не случайно, лучшие из «инакомыслящих» — те, кто «метили в коммунизм, а попали в Россию» (Максимов, Синявский, Зиновьев) впоследствии пожалели о своей деятельности. А так что получилось? Оставшиеся диссиденты (разумеется, все «богоизбранные») при поддержке американцев стали изнутри разрушать страну, претворять в жизнь план Даллеса — «разлагать, развращать, растлевать советскую молодежь». Все запретное, даже третьесортное, стало вызывать повышенный интерес, дурацкий ажиотаж (сборник «Метрополь», «Бульдозерная выставка»). Короче, на сцену опять вылезли старые персонажи; выставки прикрыли, в кафе запретили играть «музыку загнивающего Запада», в газетах появились статьи о «тунеядцах». Так все повернулось, хоть лопни, так.
