Александр Смоленский - Восстание вассала
Денис едва сдержал вновь накатившие эмоции. Почему ей так редко дают посещения? Тоже своего рода способ наказания?!
А ведь в самом начале «восхождения на Голгофу» Денис еще верил, что справедливость – это человек, который его сюда упек. И рано или поздно власти будут вынуждены принять честное решение и выпустят его на свободу. Тоже мне борец за демократию – власти разберутся! Как бы не так! Что же ты, Денис, не вспоминаешь про суд?!
Увы! Эта надежда – всего лишь иллюзия. Он как был, так и остался «козлом отпущения», которого пацаны из-за «Стенки» использовали для укрепления собственной власти. Чтобы постращать и сделать сговорчивее других «выскочек». Мол, запоминайте уроки. А он, Денис Данист, исполнит роль экспоната.
Впрочем, это сейчас он такой умный. Потому и крайний, если вовремя не понял, что теперь вокруг иной порядок.
А ведь точно говорят тут «на нарах», правда, по другому случаю, «начальству розги заменяют мозги». Не только тюремному, но и тому, кто выше, и тому, кто выше того, и тому, кто совсем выше того.
…Дверные петли вновь царапнули по нервам. Ну что там еще?
Заключенный 1313 с трудом нашел силы сесть на койке – лежать днем грозило карцером.
Надзиратель впустил соседа по камере, уже пожилого человека с очевидными следами на лице застарелой язвенной болезни. Одного взгляда было достаточно, чтобы все понять и не удивиться. Сокамерник сидел за убийство жены, якобы по неосторожности, в чем Денис сильно сомневался.
Для приличия сокамерник спросил:
– Ну что, Денис Борисович? Как я понимаю, прощаться нам еще рановато?
Данист устало махнул рукой. Мол, сами же понимаете. А вслух залепил совсем другое. С языка слетело:
– Вы, Вась Вась, точно как наш страж порядка. – Денис кивнул в сторону только что закрывшейся двери. – Спрашиваете обо мне, а волнует собственный интерес. Тот обрадовался, что я остаюсь…
Сокамерник, которого звали Василий Васильевич и чье имя в неволе удобно трансформировалось в веселую кличку, укоризненно посмотрел на Даниста и отчаянно замахал руками. Мол, как могли такое подумать?
– Да не машите, мой дорогой, как пионер флажками на «Зарнице». Конечно, вам комфортно со мной сидеть. Даже мои отлучки в карцер – для вас мука из мук, словно не я в карцере, а вы. Только зарубите себе на носу. Я надолго не доставлю ни вам, ни надзирателю в коридоре, ни надзирателю за «Стенкой» такого удовольствия.
Выговаривая, Данист словно сам себя заводил. Его лицо приобрело мертвенно-бледный цвет. Но даже не это испугало сокамерника. И, уж конечно, не его буйная выходка – тюрьма все спишет, – а презрительно сузившиеся в щелочки глаза под линзами очков – вылитый бурят, – демонстрирующие неимоверные, ничем не прикрытые расчет и решимость.
– Полно-полно, Денис Борисович. Успокойтесь…
Вась Вась не стал выяснять, кому адресована эта гримаса – ему ли, прапорщику в коридоре или тому, что за «Стенкой», поскольку давно уже обучился терминологии соседа по камере, бывшего олигарха и кровопийцы-антихриста в глазах миллионов соотечественников.
– Успокойтесь, очень прошу, – вновь повторил он жалостливо.
– А я и не волнуюсь. Я спокоен как пульс покойника.
– Простите, я хотел, чтобы вы помолчали. Мне есть о чем подумать…
Думал он сосредоточенно, глаза не мигая уставились в одну точку. Вдруг вскочил, сорвал с носа очки и судорожно принялся их протирать. Затем неожиданно закричал. То ли Вась Васю, то ли еще кому-то:
– …И что самое обидное, никто, абсолютно никто не хочет меня понять! Заглянуть в душу! Вот вы, мой случайный сосед по камере, пытались меня понять?! Заглянуть в душу?
Сокамерник испуганно замотал головой, что могло означать и «да», и «нет».
– Не надо отвечать. Лучше давайте я вам все объясню. Сначала. Только вы меня не перебивайте. Вы наверняка тоже считаете, что я всю жизнь был миллионером? Послушайте, вы же умный человек. Миллионером можно родиться, если папа с мамой миллиардеры. Но сразу стать миллионером – фигушки. Когда мы с друзьями организовали первый бизнес, то не могли и мечтать, чтобы всего за месяц заработать на «Жигули». Но, к нашему удивлению, заработали!
Дальше – больше. Свой первый миллион я заработал, когда мне было тридцать. Я считал себя самым счастливым человеком на свете. Мне на все было наплевать. Вот тогда мы и припухли. Ну, заработали еще по лимону, а дальше что? Да, и самое главное, – на тот момент было ощущение, что кругом одни идиоты. Деньги валяются на дороге, но никто почему-то не хочет даже нагнуться. Да и правительство на тот момент было такое смешное. Никакое. Тогдашний премьер мне сделал предложение, от которого, как говорится, я не мог отказаться. В итоге завел нужные знакомства, кое-какую информацию подсобрал. Словом, стал, как говорят, неплохим «портфельным инвестором». В смысле научился работать с чиновниками. И все равно вокруг была какая-то пустота. Ну ладно, проехали.
Пошли годы жизни при новой политсистеме. Чего-то прихватывали, чем-то приторговывали, так, по мелочам. А к тридцати пяти годам, как-то незаметно, я стал миллиардером. И что в итоге? Та же скука. Все, думал, карьера закончилась, пора на пенсию.
И вот тут наступил звездный час. Помните девяносто шестой? Выборы Президента. В стране – бог знает что творится. Рейтинг у БэНа ниже плинтуса. Буржуи уговаривают делать ставку на коммунистов. Понятно, что-то надо делать, к кому-то прислониться. Собрались в Давосе. Терли три дня. Договорились. Собрали большие деньги. Одного поставили старшим над коммерсантами, другого – за ТВ отвечать, третьего – на казну, ну а главному приватизатору поручили связь с чиновниками.
И что вы думаете? Вытянули. И пошло, поехало… Придумали залоговые аукционы. Ну, я, конечно, тоже выиграл хороший кусок. Правда, сильно загаженный. Ничего – расчистили. Даже стало интересно. Масштаб мирового уровня. За одним столом с руководителями крупнейших компаний мира. Все, думаю, выше теперь некуда. Но куда там…
Пришел новый Президент. Молодой, из чекистов. Надежд много… Правда, мало что тогда понимал в большом бизнесе. Но зато упрямый – представьте себе, как я сам. Слово за слово, и однажды, на каком-то заседании в Кремле, я, мягко говоря, резко высказался. Привычка… В жизни все бывает. Особенно между мужиками. А он оказался злопамятным. Со всеми вытекающими. Мужики с Лубянки тут же поспешили доложить, что получена команда меня прессовать. Я, естественно, не поверил. Не сочтите, Вась Вась, за бахвальство, но таких менеджеров, как я, не мочат. Честно скажу, недооценил.
Н-да! Короче, меня обложили, как на охоте. Партнеры разбежались. Кто в Лондоне осел, кто в Израиле, кто подался на раннюю пенсию. Да и вообще, вся наша семибанкирщина, как тогда называли, развалилась. Да вы, Вась Вась, все знаете. Словом, остались лишь те, кто пришил себе новый язык, более мягкий, чтобы не причинять беспокойства тому, кого вылизываешь.
– Ну, а вы-то что остались? – спросил Вась Вась. – Тоже готовы были, так сказать, лизать?
– Не умею. И потом, я был тогда еще излишне самонадеяным. Вот так и живем на сегодняшний день, кто на Канарах, кто на нарах. Но руки на себя накладывать я не собираюсь. Надо думать и на что-то решаться, что дальше? Да ничего хорошего. Все недоброжелатели на месте. Вот и ответ. Адвокаты опять за свое – уговорили подать на досрочное освобождение. Честно говоря, желания не было. Знал, что все равно откажут. Семью жалко. Ну сколько им можно унижаться?!. Вы что, Вась Вась, так жалобно на меня смотрите? Считаете, что пора в петлю? Нет, руки на себя накладывать я не собираюсь. Надо думать и на что-то решаться.
…По мере затянувшегося монолога Данист постепенно взял себя в руки, вновь опрокинулся на нары и свернулся калачиком. Лицом к стене. Но вдруг, словно его ударила молния, дернулся и вскочил.
– И вот еще что. Забудьте о том, что я сейчас вам рассказывал. Особенно насчет того, что надолго – ненадолго… Это может выйти боком не только мне, но и вам, мой дорогой Вась Вась.
Данист замолчал. И зачем он только все это вывалил старику? Про то, что долго в заключении не задержится? Что за бравада? Четыре года отсидел, а все хорохоришься. Что вообще с тобой происходит, мужик? Тебе за сорок, а язык за зубами держать так и не научился. То Президенту наговорил, то Вась Васю. Хотя старик мог и не понять.
– Молчу. Молчу, – предупредительно пообещал сокамерник. Правда, ему было невдомек: надо вообще держать язык за зубами или просто не мешать думам именитого арестанта. – Только один вопросик. Адвокаты все же рассчитывают на успех? Вы даже не понимаете, как это важно…
Данист никак не отреагировал. По тому, как время от времени начинала ходить ходуном его спина под некогда модной майкой, старик понял, что Денису совсем плохо. Куда делась его хваленая выдержка, которую в зоне уважали не только сидельцы, но даже надзиратели-воспитатели? Впрочем, вопрос, который задал себе Вась Вась, был чисто риторическим. Рано или поздно за решеткой из тела выжимается любая «вольная» натура.
