Мейв Бинчи - Серебряная свадьба
Было время, Анна собиралась обрезать волосы. Она уже договорилась, что ей сделают прическу в неком шикарном заведении, обслуживавшем даже членов королевской семьи. Одна из девушек, работавшая в этом салоне стилисткой, приходила к ним в магазин. Она обещала, что сделает Анне скидку. Но как раз в тот вечер Анна познакомилась с Джо, а он сказал, что у нее чудесные волосы, и она решила, что ни за что не будет стричься.
Как и теперь, он спросил ее тогда, о чем она думает. Но тогда она сказала ему правду. О том, что собиралась на следующий день постричься.
— Даже и не думай, — возразил Джо, и они договорились пойти вместе в греческий ресторан, чтобы обсудить эту тему подробно.
И вот они сидели вдвоем посреди теплой весенней ночи, он рассказывал ей о своих актерских работах, а она ему — о своей семье. О том, что живет на квартире, отдельно от родителей, потому что почувствовала, что стала слишком зависимой от них, слишком втянутой во все, что происходит с семьей. Но по воскресеньям, а то и среди недели, она обязательно появляется в родительском доме.
Джо с интересом смотрел на нее. Он никогда не встречался прежде со взрослыми людьми, которые по два раза в неделю возвращаются в семейное гнездо.
Сначала они встречались у него на квартире, потом — у нее, потому что в ее квартире им было гораздо удобнее. Он коротко и сухо рассказал ей о Дженет и двух мальчиках. Анна же рассказала Джо о преподавателе из колледжа, в которого она была когда-то безумно влюблена, и о том, что любовь эта свелась всего-навсего к получению диплома без отличий и к огромному чувству утраты.
Джо очень удивился, что она рассказала ему эту историю. Ведь дело не дошло здесь до совместного имущества или общих детей. О Дженет же он сообщил Анне только потому, что формально до сих пор был на ней женат. Анне хотелось бы рассказать ему обо всем, но Джо отнюдь не намерен был все это выслушивать.
Было бы вполне логично, если бы они стали, в конце концов, жить вместе. Но Джо не настаивал на этом, а Анна просто не могла себе представить, что бы она ответила, предложи ей Джо переселиться к нему. Было бы так сложно объяснить это матери и отцу. Но однажды, после приятно проведенных вдвоем выходных, она решила спросить у Джо, как он отнесется к тому, чтобы перебраться в ее маленькую квартирку на первом этаже дома в Шепердс-Буш.
— Пожалуй, если это доставит тебе удовольствие, — ответил Джо, польщенный, но не удивленный, согласный, но отнюдь не горящий желанием. Он съездил к себе, уладил дело с квартплатой и переехал к Анне Дойл с двумя саквояжами в руках и кожаным пиджаком на плечах.
А Анна Дойл должна была хранить его переезд в тайне от своих родителей, обитавших в пригородном местечке Пиннер и при этом в совсем ином мире, где дочери никогда не позволяют женатым мужчинам проводить вечера с ними наедине.
С того апрельского понедельника они прожили вместе уже целый год. Теперь был май 1985-го, и Анне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы совершенно разделить миры Пиннера и Шепердс-Буш, со все возрастающим чувством вины маневрируя между ними.
Матери Джо было 56 лет, но выглядела она гораздо моложе. Она работала за стойкой в актерском баре и сталкивалась там с сыном два или три раза в неделю. Когда Анна бывала в баре вместе с Джо, его мать запросто приветствовала их взмахом руки, словно они были всего лишь обычными завсегдатаями. Целых шесть месяцев она даже и не догадывалась, что Джо и Анна живут вместе. Джо просто не позаботился сообщить ей. Когда же, наконец, она узнала, то просто сказала Анне: «Прекрасно, дорогая», — тем же тоном, каким общалась с абсолютно незнакомыми людьми, заказывавшими кусок телятины или пирожок с мясом.
Анна подумала, что нужно бы пригласить ее в гости.
— Зачем? — искренне удивился Джо.
В следующий раз, когда они были в баре, Анна направилась к стойке и обратилась к матери Джо:
— Не хотели бы вы как-нибудь навестить нас?
— Зачем? — спросила та с неподдельным интересом.
— Не знаю. Может быть, просто чтобы выпить с нами по рюмочке, — нашлась Анна.
— О Боже, моя дорогая, ведь я никогда не пью. Я каждый день вижу здесь столько пьяных, что у меня навсегда отшибло охоту даже думать о выпивке.
— Ну тогда чтобы повидаться с сыном.
— Так ведь я вижусь с ним здесь, не правда ли? Он уже взрослый, моя дорогая, и ему совсем не понравится, если его старая мама будет навязывать ему свое общество изо дня в день.
Анна наблюдала за отношениями сына и матери с восхищением, к которому примешивались и ужас, и зависть. Эти двое жили рядом, в одном городе, и вполне довольствовались парой фраз во время случайной встречи.
О других членах семьи они не говорили никогда. Ни о сестре Джо, которая обреталась в каком-то центре по реабилитации наркоманов, ни о его старшем брате, который служил наемником где-то в Африке, ни о младшем брате, работавшем оператором на телевидении.
Внуками мать Джо никогда не интересовалась. Джо рассказывал, что Дженет изредка привозила их в бар, чтобы те могли пообщаться с бабушкой, а иногда он водил детей в парк по соседству с домом матери, и та выходила на них посмотреть. К ней в дом он не приводил детей никогда.
— Наверное, она завела себе мужика. Какого-нибудь молодого парня. И, понятное дело, вовсе не хочет, чтобы к ней в дом тащили внуков. — Для Джо все было просто и ясно.
А Анне казалось, что речь идет о каких-то инопланетянах.
Появись внуки в Пиннере, в доме ее родителей, они бы непременно стали центром Вселенной, той точкой, вокруг которой вращается дом, как в течение целой четверти века он вращался вокруг нее, ее сестры и брата. Анна вздохнула, подумав о приближавшемся серебряном юбилее и ее собственной роли в нем, притом, что у нее своих забот хватало.
Совершенно бессмысленно сидеть с чашкой кофе в руках в пустом книжном магазине и размышлять о проблемах, которые для Джо, как и для всякого занятого собой мужчины, ровным счетом ничего не значат. Она поняла это уже в первый вечер, который они провели вместе.
Сейчас Анне следовало сосредоточиться на подготовке серебряной свадьбы, которую всем им предстоит отпраздновать в октябре.
Конечно, от Хелен пользы не будет никакой. Единственное, на что она способна — это прислать цветастую поздравительную открытку с подписями всех монашек их монастыря или организовать для отца с матерью какую-нибудь особую мессу и пригласить на нее всех прихожан их прихода. Она возьмет выходной и приедет в Пиннер в своем линялом сером свитере и такой же юбке, с тусклыми, безжизненными волосами и большим крестом на цепочке вокруг шеи. Хелен выглядит даже не как монахиня, но как слегка тронувшаяся, плохо одетая особа, прячущаяся за этим крестом от остального мира. Да, наверное, так оно и есть на самом деле. Если все пройдет как надо, Хелен уедет вполне довольная и увезет с собой в холщовом мешочке кое-что из остатков угощенья. Потому что одна из сестер в монастыре любит пряники, а другая питает слабость к лососине.
С отчаянием смотрела Анна на ближайшее будущее младшей сестры. Хелен входила в состав одной из католических конгрегации Южного Лондона и вынуждена бороться за свое место в ней.
Но Хелен, во всяком случае, хоть постарается приехать. А Брендан, появится ли он вообще? Вот это проблема, и Анна старалась до поры до времени не думать об этом. Если Брендан Дойл не сядет на поезд, а потом на корабль, а потом снова на поезд, чтобы попасть в Пиннер на двадцатипятилетие свадьбы своих родителей, все будет впустую. Отец с матерью никогда им этого не простят.
Фотография семьи на стене гостиной будет неполной.
Наверное, придется лгать, придумывать, будто он не смог отлучиться со своей фермы в Ирландии: уборка урожая, или что там люди делают на фермах в октябре.
Но Анна с тошнотворной ясностью чувствовала, что это будет никудышное оправдание. И шаферу, и подружке невесты, и родственникам, и соседям, и священнику — всем будет ясно, что причина в обыкновенном равнодушии Брендана к семейным делам.
И серебро поблекнет…
Как заманить — вот проблема. И проблема ли? Может, в самом деле, не стоит его тащить?
Когда Брендан учился в школе, он был очень спокойным мальчиком. Кто бы мог предположить, что у него вдруг возникнет странная потребность уехать от семьи черт знает куда? Анна была просто шокирована, когда он сообщил ей об этом. Абсолютно прямо и без малейшей мысли о том, каково это будет для других членов семьи.
— Я не вернусь в школу в сентябре, и переубеждать меня совершенно бесполезно. Выпускные экзамены я все равно сдать не смогу, да это мне и ни к чему. Я поеду к Винсенту. В Ирландию. И уеду так скоро, как только смогу.
Его бранили, упрашивали. Все было бесполезно. Он так решил, и все.
— Что ты с нами делаешь? — плакала мать.
— Ничего такого я с вами не делаю, — Брендан был спокоен, — я делаю это ради себя самого, и вам это ничего не будет стоить. Я думал, вы будете рады, ведь отец вырос на этой ферме.
