Артур Хейли - Менялы
Мудрый банковский политик, обладающий аналитическим, хватким умом, Хейворд приступил к составлению плана действий уже во время собрания в конференц-зале. Теперь он направлялся в свой кабинет. Усевшись за стол, он вызвал старшую из двух секретарш, миссис Каллаган, и отрывисто продиктовал ей свои распоряжения.
Во-первых, она должна была обзвонить всех членов совета директоров — Роско Хейворд переговорит с каждым из них по очереди. Список директоров лежал перед ним на столе.
Во-вторых, закрыть дверь к нему в кабинет, что было странно, так как в “ФМА” издавна культивировалась традиция открытых дверей.
Сегодня утром Хейворд сразу обратил внимание на то, что помимо представителей администрации в конференц-зале присутствуют только два члена совета директоров “Ферст меркантайл Америкен”. Оба они были близкими друзьями Бена Росселли, потому, разумеется, он их и пригласил. Однако это означало, что остальные пятнадцать еще не знают о его приближающейся смерти. Хейворд позаботится о том, чтобы все они услышали это известие из его уст.
Он исходил из двух соображений: первое — новость была столь неожиданной и ошеломляющей, что между тем, кто ее сообщит, и тем, кто услышит, непременно возникнет ощущение близости. Второе — некоторых директоров может задеть то, что рядовым служащим “ФМА” в некотором смысле оказали предпочтение. На этом-то и собирался сыграть Роско Хейворд.
Раздался первый телефонный звонок. Он снял трубку и начал говорить. За этим звонком последовал другой, потом еще и еще.
Через полчаса Роско Хейворд серьезно сообщал достопочтенному джентльмену Харольду Остину:
— Конечно, все мы ужасно расстроены и находимся в полном смятении. То, что поведал нам Бен, кажется просто невозможным, нереальным.
— Господи! И самому об этом рассказать! Харольд Остин был одним из столпов города, он принадлежал к третьему поколению хорошей семьи и когда-то был избран в конгресс на один срок — отсюда и титул “достопочтенный джентльмен”, который доставлял ему известное удовольствие. Сейчас он являлся владельцем крупнейшего в стране рекламного агентства и ветераном совета директоров банка, где пользовался значительным влиянием.
Хейворд поспешил ухватиться за последнюю реплику Харольда:
— Я разделяю ваше недоумение. Честно говоря, меня самого это удивило. И наиболее странным мне показалось то, что директоров не известили первыми. Я счел своим долгом незамедлительно довести это до вашего сведения и до сведения остальных.
Суровое лицо Хейворда с орлиным профилем носило сосредоточенное выражение, серые глаза за стеклами очков были холодны.
— Согласен с вами, Роско, — произнес голос на другом конце провода. — Я считаю, что как раз нам следовало бы сообщить в первую очередь, я ценю вашу предупредительность.
— Спасибо, Харольд. В такие минуты никогда не знаешь, как лучше поступить. Правда, одно обстоятельство не вызывает сомнений — кто-то должен взять на себя руководство банком.
Хейворду весьма удавался фамильярный тон. Сам он происходил из хорошей семьи и умел разговаривать с власть имущими. Хейворд гордился своим социальным положением и знакомствами с высокопоставленными лицами, в том числе в Вашингтоне. Кроме того, ему нравилось напоминать окружающим, что он является прямым потомком одного из составителей Декларации независимости.
Он продолжал:
— Необходимость оповещения членов совета директоров диктуется еще одной причиной: эта печальная новость наверняка получит широкий резонанс. Причем в скором времени.
— Несомненно, — согласился достопочтенный джентльмен. — Не исключено, что к завтрашнему дню об этом пронюхает пресса, и журналисты будут донимать нас вопросами.
— Вот именно. А неверно поданная информация, может сбить с толку вкладчиков и понизить наши акции.
— Хм…
Роско Хейворд почти слышал скрип шестеренок в мозгу своего собеседника. Тресту “Остин фэмили”, возглавляемому достопочтенным Харольдом, принадлежал крупный пакет акций “ФМА”.
— Конечно, если совет, — продолжал наседать Хейворд, — предпримет энергичные меры, с тем чтобы рассеять сомнения общественности, то все может сойти гладко.
— Но только не для друзей Бена Росселли, — сухо напомнил ему Харольд Остин.
— Я же сейчас совершенно другое имел в виду. Уверяю вас, я скорблю не меньше вашего.
— Что вы предлагаете, Роско?
— Главное, Харольд, — не допустить безвластия. Другими словами, президентское кресло не должно пустовать ни одного дня. При всем нашем уважении и симпатии к Бену, этот банк слишком долгое время ассоциировался с единоличным управлением. Разумеется, уже многие годы это не соответствует действительности: банк бы никогда не попал в число двадцати крупнейших банков страны, руководи им только один человек. Благодаря сложившейся ситуации, как бы тяжела она для нас ни была, у совета директоров появляется возможность развеять этот миф.
Хейворд чувствовал, что его собеседник лихорадочно соображает. Он отчетливо представлял себе Остина — немолодой красавец и щеголь, с длинной, ухоженной шевелюрой, он словно сошел с обложки рекламного журнала. Наверняка он, как всегда, попыхивал огромной сигарой. Однако и достопочтенного Харольда еще никто и никогда не оставлял в дураках — он имел репутацию проницательного, преуспевающего бизнесмена.
— Что касается безвластия, — наконец отозвался Харольд, — по-моему, вы правы. Согласен, что необходимо решить, кто же будет преемником Росселли, и, может быть, даже объявить фамилию до кончины Бена.
Хейворд напряженно слушал.
— Думаю, что лучшей кандидатуры, чем вы, Роско, нам не найти. Я пришел к этому выводу уже давно. Вы обладаете всеми необходимыми качествами: у вас есть опыт и твердый характер. Так что я намерен голосовать за вас, кроме того, я сумею убедить некоторых членов совета последовать моему примеру. Полагаю, вы не будете возражать.
— Я, конечно, благодарен…
— Не исключено, что взамен я могу попросить quid pro quo[1].
— Логично.
— Вот и славно. Значит, мы поняли друг друга. Повесив трубку, Роско Хейворд счел состоявшуюся беседу в высшей степени удачной. Харольд Остин был человеком последовательным и умел держать слово.
Не менее удачными были и все предыдущие разговоры. А во время беседы с Филипом Джоханнсеном, президентом компании “Мидконтинент раббер”, появилась возможность разыграть дополнительный козырь. Джоханнсен откровенно признался, что всегда недолюбливал Алекса Вандерворта, чьи взгляды, с его точки зрения, были чересчур левыми.
— Алекс действительно таков, — подтвердил Хейворд. — Да и в его личной жизни творится бог знает что. Впрочем, по-моему, это вполне закономерно.
— А что у него за проблемы?
— Женщины.
— Это важно, Роско. Все останется между нами. Говорите.
— Ну, во-первых, у Алекса не все благополучно в семье. Во-вторых, у него есть любовница. В-третьих, она левая активистка, часто попадает в газеты, причем в контексте, который вряд ли может пойти банку на пользу. Иногда я задаюсь вопросом, сколь велико ее влияние на Алекса.
— Хорошо, что предупредили, Роско. Совет директоров непременно должен узнать об этом. Так значит, левая активистка?
— Да. Марго Брэкен.
— Кажется, я о ней слышал. Причем в восторг меня это не привело.
Хейворд улыбнулся.
Однако когда он дозвонился до Леонарда Л. Кингсвуда, председателя совета директоров компании “Нортэм стил”, его радость несколько омрачилась.
Кингсвуд, который начинал чернорабочим на сталелитейном заводе, в ответ на замечание Хейворда, что Бену Росселли следовало в первую очередь собрать директоров, резко его оборвал:
— Не говорите ерунды, Роско. На месте Бена я бы поступил точно так же. Прежде всего такие вещи говорят самым близким людям, а уж потом — директорам и прочим важным птицам.
По поводу же возможного падения акций “Ферст меркантайл Америкен” Лен Кингсвуд возразил:
— Ну и что? Они наверняка опять поднимутся в цене в течение недели — ведь банк-то в полном порядке, и реальная стоимость акций останется прежней. Это понятно всякому, кто мало-мальски в нашем деле разбирается. Роско, вся ваша игра шита белыми нитками, а потому, дабы не тратить попусту время, выскажусь без обиняков. Вы прекраснейший финансист — лучшего специалиста в банковском деле я не знаю. Если когда-нибудь вы захотите перейти к нам в “Нортэм” — на более высокую зарплату плюс процент, я смещу кого надо, и вы возглавите нашу финансовую службу. Это и предложение, и обещание. Я не шучу. Однако при всех ваших достоинствах, Роско, вы по натуре не лидер. Во всяком случае, я так считаю и буду отстаивать свое мнение на заседании совета при обсуждении вопроса о преемнике Бена. Скажу больше, я буду голосовать за Вандерворта. И не намерен это от вас скрывать.
— Спасибо за откровенность, Леонард, — спокойно ответил Хейворд.
