Мириам Дубини - Полет ласточки
— Воздух защищает своих посланников и дарит им способность видеть ветер и смену красок. Но тот, кто отведет взгляд от неба, больше никогда не сможет его читать, — повторил он шепотом.
В первый раз в жизни спуск испугал его. Он притормозил. Бесполезно. Полоска исчезла. Пропало даже то слабое сияние, которое привело их сюда. Ансельмо решил, что прежде всего надо спуститься. Потом он подумает, что делать дальше. Может, надо все рассказать Грете, может, она была рядом именно для этого. Для секретов и признаний. Для вещей, требующих более медленного ритма, чем тот, что навязывает крутой спуск. Он выжал тормоза до конца и подождал, когда Грета его догонит.
— Грета…
— Да?
Серьезный взгляд. В глазах — зеленая тень леса. Ему так хотелось укрыться в этой тени.
— Знаешь… я…
За спиной Греты загрохотал мотоцикл.
Грета резко обернулась, и на зелень леса нашло черное облако. Мотоцикл подъехал ближе, заставив их прижаться к тротуару и застыть у обочины дороги. Эмилиано поднял визор своего шлема и нацелил на в Ансельмо свирепый взгляд:
— Где ты ее нашел?
Это был не вопрос. Это была угроза. Угроза зверя, который начинает рычать, когда кто-либо ступает на его территорию. Ансельмо шагнул вперед, прикрывая собой Грету, и ответил вопросом на вопрос:
— Кого?
— Булавку.
Ансельмо не понимал, о чем речь.
— Она была в пакете, — прорычал Эмилиано.
Он был уверен, что Ансельмо знает о содержимом пакета, который так неожиданно всплыл три дня назад перед Колизеем. Но сейчас по растерянному взгляду юноши Эмилиано понял, что ошибся. А он ненавидел допускать ошибки.
— Значит, в том пакете была булавка, — логично заключил Ансельмо.
Эмилиано бросил мотоцикл и подошел к Ансельмо. Он стоял лицом к лицу со своим противником и требовал ответа:
— Где ты ее нашел?
— В автобусе. Кто-то забыл ее под сиденьем.
— Думаешь надуть меня?
Это уже был вопрос, но любой ответ на него стал бы неверным.
— Уходи, он сказал тебе все, что знает, — вмешалась Грета.
Эмилиано на нее даже не взглянул. Ее не существовало. Сейчас существовал только Ансельмо. И он должен был дать ответ.
— Я нашел пакет за день до нашей встречи перед Колизеем, — пояснил велосипедист. — Я не знаю, кто его оставил в автобусе.
Он говорил правду, Эмилиано чувствовал это. Но ему не нужна была правда. Ему нужен был виновный. Он хотел найти виновного и наказать его. Эмилиано сжал кулак и почувствовал, как костяшки пальцев превратились в пули. Сухожилия запястья напряглись и окаменели до локтя. Нерв, спавший в основании черепа, сработал как курок. Грета увидела черный взрыв в глазах Эмилиано и узнала его.
Это была злоба.
Не ярость, порожденная несправедливостью или оскорблением, а злоба, которая сама порождает несправедливость и оскорбления. Глухая злоба, которая возникает не потому, что кто-то что-то сказал или сделал. Наоборот, что бы кто ни сказал — она тут как тут. Граната с выдернутой чекой, готовая разрушить все вокруг. Но пока она не разорвалась, ты можешь отбросить ее подальше от себя. Далеко-далеко. Насколько хватит сил.
Кулак Эмилиано рванул назад одновременно с ногой. Все его тело готово было нанести удар. Свалить старые обиды и оскорбления на человека, который не был в них виноват. Но за этим человеком стояла Грета.
Раскинув руки, она бросилась на Эмилиано, ударила его ладонями в грудь и оттолкнула назад. Далеко. Насколько хватило сил.
— Уходи!
Эмилиано опустил кулак, но уходить и не думал.
— Не прикасайся ко мне. Не смей ко мне прикасаться, — зашипел он, с презрением глядя на девочку.
Грета снова бросилась вперед, будто и не слышала его слов, но руки Ансельмо обхватили ее за талию и потянули назад.
— Хватит. Успокойтесь, — сказал он.
Грета услышала, как его голос нежно коснулся ее спины.
А Эмилиано почувствовал, как разжались пальцы, ослабли сухожилия и нерв в основании черепа вернулся в укрытие меж позвонков. Глупо было бы драться с этой девчонкой. Ведь он способен на более жестокие вещи.
Эмилиано вытянул руку в направлении Ансельмо как меч:
— Узнай, кто потерял булавку, и я верну тебе твой дневник.
Это был пакт. Условия перемирия.
Ансельмо склонил голову набок, не желая идти на компромисс.
Грета притихла: она чувствовала себя в ответе за кражу, хоть и не была в ней виновата.
— Верни мне дневник, и я узнаю, кто потерял булавку, — предложил свои условия Ансельмо.
— Нет! — не выдержала Грета.
Она схватила Ансельмо за руку, предупреждая взглядом: заключать договор с Эмилиано очень опасно. Она прекрасно это знала, но она так же хорошо знала, что Ансельмо должен вернуть свой дневник и спрятать его в безопасном месте. Другого пути, кроме рукопожатия, не было.
И Ансельмо с Эмилиано пожали друг другу руки.
— Лючия, что с тобой? — спросила Эмма, заметив, как неуклюже ее подруга ковыляет к автобусной остановке.
— Ничего, у меня просто болит…
Щеки Лючии залились стыдливым румянцем.
— Что?
— Тут, сзади, — прошептала Лючия, смешно тыча пальцем в волан юбки ниже поясницы.
— Попа?
— Да.
— Все еще болит?!
— Сама бы посидела два часа на раме гоночного велосипеда!
— Странно, лицо у тебя просто светилось счастьем…
Румянец со щек перекинулся на все лицо:
— Да, это было волшебно. Мы ехали-ехали, а потом выехали на огромную улицу, что-то вроде моста в четыре полосы, знаешь, такие, по которым машины несутся на полной скорости, а по утрам вечно пробки. Там были только мы, только велосипедисты. Все машины внизу, под мостом, и Рим весь залит огнями. Казалось, что мы в другом городе, более красивом.
— Так-так! Ты, кажется, влюбилась!
— Неправда! Просто…
— Что?
Лючия хотела ответить в тон, но поняла, что понятия не имеет, каким тоном следует отвечать. Поэтому она решила сменить тему:
— В следующий раз, когда будет «Критическая масса»,[2] я приеду на своем велосипеде. Так будет удобнее.
— Значит, ты хочешь с ним увидеться?
Попытка не удалась. Невозможно было сменить тему, если Эмма Килдэр этого не хотела. Лючия смиренно кивнула:
— Не знаю… было бы неплохо…
— А вы не должны были завтракать вместе на следующее утро?
— Я не пошла…
— Почему?
— Потому что воскресенье — единственный день, когда мы можем позавтракать всей семьей. Для папы это очень важно. Да еще мама испекла кростату[3] с малиной…
— И правильно сделала! — перебила ее Эмма. — Лучше поначалу заставить их немного понервничать.
— Кого? Родителей?
— Да нет! Мужчин!
Лючия смотрела на подругу удивленными глазами, и ее брови медленно превращались в вопросительные знаки.
— Надо, чтоб тебя добивались, — пояснила Эмма. — Мужчинам нравится, когда им бросают вызов. Ты должна стать самым желанным трофеем.
Трофеем.
Лючия вдруг подумала о кубке, который она вместе с дедом выиграла в турнире по пляжному волейболу в Остии. На кубке было написано: «Дедушке года». И год: «2008». О внучке ни слова. Как будто в заслуги деда включалась и внучка — чемпион по пляжному волейболу. Это был небольшой позолоченный кубок, установленный на пластиковом основании, имитирующем мрамор. Когда первый энтузиазм прошел, кубок остался пылиться на полке в комнате Лючии, а через несколько месяцев его сослали в ванную, в шкаф с моющими средствами, где он превратился в подставку для прищепок. Не самая заманчивая перспектива…
— В любом случае, — продолжала урок Эмма, — ты и потом не должна быть слишком…
Она зажала между пальцами локон своих рыжих волос и крутила его в поисках нужного слова.
— Слишком?
Эмма молчала, пытаясь найти самый простой способ объяснить столь деликатную вещь.
— …слишком Лючией!
— Не быть слишком Лючией, — повторила про себя Лючия.
Эта фраза показалось ей очень туманной и потому полной мудрости. Надо ее запомнить. Когда-нибудь она ей обязательно пригодится.
— Хорошо, я постараюсь.
— У тебя получится, — улыбнулась Эмма, довольная тем, что смогла дать мудрый совет неопытной подруге.
Девочки подошли к автобусной остановке. Обычно они возвращались домой пешком, но сегодня был не лучший день для прогулок. При каждом шаге Лючия чувствовала болезненную пульсацию в мышцах, а ее спина, казалось, окаменела.
Они остановились у столба с расписанием автобусов.
— Прежде всего мне надо обзавестись собственным велосипедом! — торжественно подытожила Лючия. — Тогда в следующий раз, вместо того чтобы сидеть на раме, я сделаю так… чтобы меня добивались.
— Правильно! — одобрила Эмма.
