Стивен Кинг - Билли «Блокада»
Первую игру того сезона мы проводили против «Красных Носков». Стояла середина апреля. Сезон тогда начинался позднее, и игровой календарь был не таким плотным. Я приехал на стадион рано — сам Господь ещё спал в своей кровати — и на стоянке для игроков увидел паренька, сидевшего на капоте старенького грузовичка «Форд» с номерными знаками штата Айова, прицепленными к заднему бамперу вязальной проволокой. Охранник Ник пропустил его, когда тот показал ему письмо из головного офиса и свои водительские права.
— Ты, должно быть, Билли Блейкли, — сказал я, пожимая ему руку, — Рад познакомиться.
— Рад познакомиться тоже — ответил он, — Я привёз свою амуницию, но она довольно потрёпанная.
— Ну, я думаю, мы что-нибудь тебе подберём, приятель — сказал я, отпуская его руку. Третья фаланга его указательного пальца была обмотана пластырем.
— Порезался, когда брился? — спросил я, указывая на пластырь.
— Ага, порезался, когда брился, — отвечает он, и я не мог понять, то ли он таким образом показывает, что оценил мою остроту, то ли так боялся облажаться, что соглашался со всем, что ему говорили. Позднее я узнал, что обе версии неверны: у него просто была привычка эхом повторять сказанное ему. Я попривык к этому и вроде даже полюбил.
— Вы менеджер? — спросил он, — Мистер ДиПунно?
— Нет, — сказал я, — Я тренер третьей базы Джордж Грантем, для тебя Грэнни. Кроме того, я ведаю униформой и оборудованием. Это было правдой — я совмещал две эти должности. Говорю же, масштабы тогда были куда меньше, — Не волнуйся, я тебя экипирую во всё новое.
— Во всё новое, — говорит он, — Кроме перчатки. Я должен оставить старую перчатку Билли. Малыш Билли и я — мы через многое прошли.
— Ну будь по-твоему.
И мы вошли на стадион, которые спортивные журналисты тех дней называли Старое Болото.
Я сомневался, стоит ли давать ему номер 19, номер бедняги Фарадея, но форма подошла ему идеально, так что я сделал это. Пока он переодевался, я спросил:
— Ты не устал? Ты, должно быть, гнал сюда без остановок. Тебе не прислали денег на авиабилет?
— Я не устал, — ответил он, — Они, может быть, прислали мне денег на авиабилет, но я их не видел. Мы могли бы пойти посмотреть на поле?
Я ответил, что да, могли, и мы пошли через коридорчик, ведущий к даг-ауту. Он пошёл к «дому» по внешней стороне линии фаул, на его спине в свете утреннего солнца красовался синий номер 19 (не было ещё и восьми утра, и обслуживающий персонал стадиона только начинал свой долгий рабочий день).
Хотел бы я поведать вам, что я чувствовал, глядя на него, идущего по полю, но слова — это ваша стихия, мистер Кинг, а не моя. Скажу лишь, что со спины его было не отличить от Фарадея, правда, он был на десять лет моложе. Трудно определить возраст мужчины со спины, но вот по походке иногда можно. Вдобавок, он был худощав, а это хорошо лишь для шорт-стопа или второго бейсмена, но не для кэтчера. Кэтчер должен быть вроде Джонни Гудкайнда, крепко сбитый, как пожарный гидрант, а этот, казалось, сломает все свои рёбра в первом же столкновении.
Впрочем, он был покрепче Френка Фарадея: зад шире, бёдра массивнее. Выше пояса он был худой, но глядя на нижнюю половину его торса, можно было догадаться, кто он такой: крестьянский сын из Айовы, приехавший взглянуть на красоты Ньюарка. Он подошёл к «дому» и взглянул на центр поля. У него были тёмные волосы, и одна прядь упала ему на лоб. Он откинул её и продолжал стоять, впитывая в себя всё, что видел — молчащие пустые трибуны, где днём будет сидеть более пятидесяти тысяч человек, развевающиеся на лёгком утреннем ветру флаги, стойки по краям линии фаул, свежевыкрашенные в яркий синий цвет, рабочие, начинающие поливку поля. Знатное было зрелище, и я мог вообразить, что творилось в голове у этого мальчишки, который всего неделю назад доил коров и ждал середины мая, когда «Коматозники» начнут свой сезон.
Я решил, что в его голове, наконец, сложилась цельная картина того, что его ждёт, и, когда он повернётся ко мне, я увижу в его глазах панику. Того и гляди, придётся связать его в раздевалке, чтобы он не прыгнул в свой старый грузовик и не дал газу домой, в землю обетованную.
Но когда он посмотрел на меня, паники в его глазах не было. И страха не было, не было даже нервозности, свойственной, на мой взгляд всем игрокам в День Открытия. Нет, он выглядел абсолютно спокойным, стоя за «домом» в своих «ливайсах» и лёгкой поплиновой куртке.
— Да, — говорит он головом человека, подтверждающего то, в чём был уверен с самого начала, — Билли сможет отбивать здесь.
— Тем лучше для него, — отвечаю я. Ничего другого в голову не пришло.
— Лучше, — повторяет он. А затем — клянусь — он сказал, — Как по-вашему, тем парням требуется помощь с поливкой?
Я рассмеялся. В нём было нечто странное, непонятное, заставляющее людей нервничать, но в то же время, притягивающее к нему. Что-то хорошее, что вызывало симпатию, несмотря на чувство, что у этого парня не всё в порядке с головой. Джо это почувствовал сразу, а следом за ним и другие игроки и это не помешало им полюбить его. Не знаю, как описать… словно в его ответе вы слышали эхо собственных мыслей.
— Билли, — сказал я, — Уход за стадионом — не твоя работа. Работа Билли на сегодня — надеть форму и ловить мячи Дэнни Дузена.
— Дэнни Ду.
— Точно так. Двадцать побед и шесть поражений в прошлом сезоне, должен был получить приз Сая Янга, но не получил. До сих пор бесится по этому поводу. Если он мотнёт головой, не вздумай давать тот же сигнал второй раз, если не хочешь, чтобы он тебе глаз на жопу натянул после игры. Дэнни Ду не хватает четырёх побед до двухсот, и он будет чертовски придирчивым до тех пор, пока не достигнет двух сотен.
— Двух сотен.
Кивок.
— Точняк.
— Если он мотнёт головой — подать другой сигнал.
— Ага.
— Он умеет подавать чейнж-ап?
— А у тебя две ноги? Ду выиграл сто девяносто шесть игр, без чейндж-апа этого не сделать.
— Не сделать, — повторил он, — О’кей.
— И береги себя там. Пока начальство не найдёт кого-нибудь, ты — это всё, что у нас есть.
— Хорошо. Понял.
— Надеюсь.
К этому времени стали подъезжать другие игроки, и у меня появилась тысяча дел. Позже я увидел парнишку в офисе Джерсийца Джо, он подписывал необходимые бумаги. Кервин МакКаслин навис над ним, как стервятник над падалью, указывая на места для подписи. Бедняга — за последние шестьдесят часов он, вероятно, спал не более шести, и вот он здесь, ставит подпись под пятью годами своей жизни. Ещё позднее я увидел его в компании Дузена, разбирающих линейку нападения Бостона. Дузен говорил без остановки, а парень весь обратился в слух. Не прерывал вопросами, что было правильно с его стороны. Дэнни бы ему башку открутил, посмей он открыть рот.
Примерно за час до игры я зашёл в офис Джо посмотреть список отбивающих. Паренька он поставил восьмым, что было неудивительно. Над нашими головами стали раздаваться гул голосов и топот ног. В День Открытия зрители всегда собираются рано. От этих звуков у меня, как обычно побежали мурашки по коже, и я видел, что Джерсиец Джо чувствует то же самое. Его пепельница уже была переполнена.
— Я думал, он будет покрупнее, — сказал он, постукивая по имени Блейкли в заявочном списке, — Боже, помоги нам, если его сегодня вынесут.
— МакКаслин ещё не нашёл никого?
— Не знаю. Он говорил с женой Хьюби Раттнера, но сам Хьюби рыбачит где-то в городке Жопа Мира, штат Мичиган. Будет на связи только к следующей неделе.
— Кэп, Хьюби Раттнеру все сорок три.
— У нищих нет выбора. И, говоря начистоту, сколько, по-твоему, парень продержится в Высшей Лиге?
— Скорее всего, очень недолго, — сказал я, — но в нём есть что-то, чего нет в Фарадее.
— И что же это?
— Не знаю, но если бы ты видел, как он сегодня стоял в «доме» и смотрел на центр поля, ты бы почувствовал себя увереннее. Он как будто думал: и только-то? Я полагал, всё будет серьёзнее.
— Он поймёт, что всё серьёзно после первого же броска Айка Делока", — сказал Джо, зажигая сигарету. Он глубоко втянул дым и закашлялся, — Пора завязывать курить "Лаки Страйк". Такой кашель — это не шутки. Ставлю двадцать чёртовых баксов, что малыш пропустит первый же кручённый мяч Дэнни между ног, Дэнни расстроится — он всегда так делает, когда кто-то лажает на его подаче — и Бостон будет на коне.
— Да ты просто излучаешь оптимизм, — сказал я.
Он протянул руку:
— Пари?
Я принял пари, понимая, что таким образом он пытается отогнать дурное. Ту двадцатку я выиграл, потому что именно с того дня берёт начало легенда Билли Блокады.
Не скажу, что он провёл великолепную игру, вовсе нет. А вот Ду отыграл хорошо. Но его первая подача — Френку Мальцоне — действительно была кручённой, и парень поймал её просто блестяще. И, кроме того, подача прошла чуть-чуть вне зоны, и я никогда не видел, чтобы кэтчер так быстро отдёргивал руку с мячом. Даже Йоги. Судья дал страйк, и уже мы были на коне, по крайней мере, до тех пор, пока Вильямс не выбил сольную пробежку в пятом иннинге. Мы сравняли счёт в шестом. В седьмом у нас был раннер на второй базе — кажется, это был Барбарино — и Билли вышел на биту при двух аутах. Это был его третий выход на биту. В первый раз он вылетел, даже не попытавшись ударить по мячу, во второй — замахнулся, но не попал. Делок обхитрил его, оставил в дураках, и единственный раз за всё время, что он носил форму "Титанов", стадион освистал его.
