Родриго Кортес - Кукольник
Не внесла ясности и последняя фаворитка покойного Джудит Вашингтон. Живущая в комнатушке под лестницей рыжеволосая и сероглазая мулатка четырнадцати лет от роду только и твердила, что масса Джереми вчера к ней в комнату не входил и к себе не вызывал, а потому она спала до тех пор, пока вышедшая по нужде Сесилия не споткнулась в темноте о тело и не подняла шум на весь дом.
Услыхав это, шериф поморщился. Он уже видел, что порочная склонность рабов сплетничать о своих господах все равно одержит верх над страхом наказания, а значит, не пройдет и полдня, как о валявшемся посреди двора обезглавленном трупе «масса Джереми» будут говорить по всему округу, причем в строгой связи с тем важным обстоятельством, что толстая Сесилия пошла по нужде.
И лишь тогда управляющий Томсон словно опомнился.
— Господи боже! У меня же три дня назад негр сбежал!
— Что за негр? — настороженно прищурился шериф. — Почему сразу не сказал? А ну, давай, рассказывай…
Но сразу стало ясно: не то. Просто четыре дня назад Томсон привез из Нового Орлеана свежую партию франкоговорящих негров — восьмерых, и один из них — самый старый, но и самый крепкий раб с необычным именем Аристотель — уже спустя сутки исчез.
Это была не бог весть какая зацепка. Перепроданные рабы частенько сбегали от новых господ, но вот чтобы напасть на хозяина…
— Пойдемте, — мрачно распорядился шериф. — Покажете всех, кого привезли.
Они сбежали по лестнице во двор, быстро миновали огромный сад, затем — небольшое кукурузное поле, поздоровались с караульными, вооруженными мушкетами и тесаками, и прошли в загон. И тут же оба зажали носы: лежащие вповалку негры ужасно смердели.
— Французишка чертов! Больных подсунул! — ругался управляющий. — Представьте себе, шериф: затычки им в задницы воткнул! Я только здесь понял, что у них понос!
Шериф презрительно усмехнулся. Разумеется, на аукционах жульничают… По меньшей мере, слишком старым ниггерам закрашивают, а то и начисто выдергивают седину. Но главное, такой опытный управляющий, как Томсон, просто обязан был знать, что в Новом Орлеане на негров напал мор, и должен был тщательно осмотреть рабов, и особенно задний проход!
— Кто-нибудь из них по-нашему понимает? — поинтересовался шериф и легонько пнул ближайшего негра в облепленную жирными слепнями спину.
Слепни раздраженно загудели и нехотя поднялись в воздух, негр издал невнятный звук, но подняться так и не смог.
— Нет, — сокрушенно покачал головой Томсон. — По-нашему не говорят. Они же все из Луизианы… Только на французском.
— А почем платили?
— По триста пятьдесят за штуку вышло.
Шериф сокрушенно покачал головой:
— Дорого. Я бы больше двух сотен не дал. Если отваром дубовой коры каждые два часа не поить, они и суток не протянут. Всех потеряете.
Управляющий всхлипнул:
— Как я могу об этом сейчас думать? Такое несчастье! Такое несчастье…
«А может, это Томсон? — озадаченно подумал шериф и направился к выходу из загона. — Проворовался да и нанял кого-нибудь… А на беглого негра свалил…»
— О несчастье думать буду я, — медленно проговорил он, откашлявшись.
«Но зачем отрезать голову? Непонятно…»
— И не вздумайте их свининой кормить. Кстати, где у вас тут мясо разделывают?
Вопрос был задан с подвохом, и по тому, как побледнел Томсон, шериф понял, что управляющий тоже это понял.
— Пойдемте, покажу… — облизнул губы подозреваемый номер один. — Это здесь, за деревней.
В то, что нож пропал именно отсюда, управляющий долго не мог поверить. Кухарка для черных — тощая долговязая негритянка с торчащими в разные стороны крупными белыми зубами — только разводила руками, хлопала себя по тощим бедрам и плакала.
— Я не знаю, масса Томсон! — причитала она. — Вчера здесь лежать. Сегодня смотрю — нет ножик! Не надо наказать! Я не брать!
Управляющий покосился на шерифа. Он понял, что кухарка только что перешла в ведение полиции, и теперь никак не мог решить, должен ли он что-то делать.
— Что вы на меня смотрите?! — не выдержав, заорал шериф. — Тридцать плетей — и под стражу! — и вышел на свежий воздух.
Солнце уже довольно высоко стояло над горизонтом. Еще часа два — и работать станет решительно невозможно. Тем не менее многое следовало сделать немедленно.
— Значит, так, Томсон, — даже не оборачиваясь, раздраженно проронил он. — Всю прислугу — на прочесывание усадьбы. Попробуйте найти нож. А если повезет… в общем, если и голову найдут, будет неплохо. Пусть проверят все: дом, сад, ближайшие посадки, задний двор, выгребные ямы — все! Тех, кто работает в поле, с работы снимите. Пусть обыщут плантации. Каждый акр!
— Но…
— Я сказал, снимите, — с угрозой в голосе повторил шериф. — А сами поедете со мной на поиски беглого.
— Может быть, до вечера подождать? — заискивающе предложил управляющий. — Я бы соседей созвал. У Бернсайдов собаки есть… Куда мы по такой жаре? А? Господин Айкен?…
Шериф секунду помедлил, взглянул в сторону набирающего высоту солнца и вздохнул. Он и сам теперь видел, что управляющий Томсон прав, а негр… да никуда он не денется: впереди несколько миль сплошных болот, а за ними еще и Миссисипи.
— Хорошо. Сбор во дворе дома Лоуренсов. На закате.
Управляющий радостно заулыбался, и шериф хмуро покачал головой. «Разбаловал тебя, да и вас всех, сэр Лоуренс, царство ему небесное! Вот и поплатился».
Он чувствовал, что может и не найти главного преступника. Дешевый ром, рассыпанный табак, пропавший с кухни мясной нож — все эти улики ни к черту не годились! Нож наверняка утоплен, а голова сэра Джереми — вообще бог знает где! И от этих мыслей шерифу стало совсем плохо.
Соседи начали собираться уже к обеду. Загорелые, крепкие мужчины в мундирах и сюртуках один за другим проходили в гостиную, смотрели на то, что осталось от Джереми Лоуренса, и снова возвращались во двор — курить и скорбно молчать.
Но вскоре жизнь взяла свое. Кто-то сказал, что негр, познавший кровь белого человека, хуже тигра или волка, а потому казнить его нужно страшно и прилюдно, с ним тут же согласились, и разговор потек плавно и предсказуемо.
Кто-то затеял дискуссию о том, являются ли негры людьми, и это вызвало потоки разногласий. Самые начитанные и прогрессивные полагали, что негры — наиболее близкие «родственники» человека, что-то вроде африканских горилл. Но умеренное большинство настаивало на том, что негры произошли от семени младшего сына Ноя — Хама, чье потомство Божьей волей и в наказание за грехи было отдано во власть потомков Сима и Иафета.
Затем все дружно согласились, что сэра Джереми необходимо как можно скорее, пусть и без головы, похоронить — в такую-то жару… Тут беседующие разделились: одним было интереснее знать, изменит ли затяжная жара цены на рис и сахарный тростник, а другим — предстанет ли сэр Джереми перед Господом как есть, без головы, или все-таки голова ко времени Страшного суда Божьим промыслом будет возвращена на место. И только когда приехал преподобный Джошуа Хейвард, мужчины почтительно смолкли.
— Где Джонатан? — сразу спросил преподобный.
— Где-то в доме, — хмуро ответили из толпы.
— А шериф здесь?
— Днем в деревне был, а теперь по второму разу прислугу допрашивает…
Преподобный понимающе кивнул, сделал знак следующему за ним гробовщику, прорезал толпу, стремительно вошел в дом и замер. Прикрытое одеялом тело лежало здесь, в гостиной, на огромном овальном столе красного дерева, но вот молодого сэра Джонатана Лоуренса возле покойного отца не оказалось.
«Господи, спаси и сохрани бедняжку — совсем ведь один остался!» — мысленно попросил преподобный Иисуса, оставил гробовщика возле тела, сунул шляпу Платону и, торопливо поднявшись на второй этаж, принялся заглядывать в огромные, почти пустые комнаты.
Ни в столовой, ни в библиотеке, ни в кабинете, ни в обеих спальнях он никого не обнаружил. Вздохнув, преподобный прошел в самый конец коридора и без стука вошел в приоткрытую дверь.
Это была нежилая, завешенная тяжелыми бархатными шторами, тщательно оберегаемая от посторонних глаз комната, и преподобный, как никто другой, знал подоплеку ее истории.
Шесть лет назад, в 1841 году, мать Джонатана Элоиза сумела второй раз забеременеть — как она верно предугадала, девочкой. Сэр Джереми был настолько потрясен этой новостью, что на целых полгода прекратил свои бесконечные визиты к молодым упругим мулаткам, и в семье Лоуренс воцарилось истинно христианское благочестие.
Тогда же в этой тщательно подготовленной для долгожданной дочери комнате и появились выписанные из Парижа и Берлина, изготовленные лучшими мастерами Европы куклы. Казалось, что здесь есть все: французский мушкетер в полном обмундировании, итальянский оперный певец в костюме трубадура XI века, английская герцогиня в роскошном платье лилового бархата, рыцари, шуты, разбойники — куклам просто не было числа!
