Дженнифер Иган - Время смеется последним
Открыв глаза, она увидела на полу прямо у своих ног пояс со слесарными инструментами, и в этом поясе, в одном из его потертых кармашков, лежала прекрасная отвертка со сверкающим серебристым стержнем и леденцовой оранжевой ручкой. Сашу неудержимо потянуло к этой отвертке: она должна, должна хотя бы дотронуться до нее! И Саша присела и бесшумно вытянула ее из кармашка — даже браслеты на запястье не звякнули; особой ловкостью она, может, и не отличалась, но в этом деле руки никогда ее не подводили — будто для того и созданы, думала она иногда в первые эйфорические минуты. Едва отвертка оказалась у нее в руках, ей стало легко и не больно смотреть на старика в задравшейся рубашке, который кряхтит и сопит у нее под ванной; даже не просто легко: ей стало решительно, восхитительно все равно, она уже вообще не понимала, с чего вдруг ей только что было так больно.
— А после? — спросил Кос, когда Саша рассказала ему эту историю в первый раз. — Когда он ушел — что вы чувствовали, глядя на эту отвертку?
Саша долго молчала, потом ответила:
— Ничего.
— То есть отвертка уже не казалась вам такой особенной?
— Отвертка как отвертка.
Кресло Коса за Сашиным изголовьем скрипнуло, и в комнате вроде бы что-то изменилось. Тогда, после ухода водопроводчика, Саша положила отвертку на свой столик и больше на нее практически не смотрела. Все украденное хранилось у нее дома на специальном столике (правда, недавно к первому столику пришлось приставить второй). Но теперь вдруг отвертка как будто очутилась здесь, в кабинете, и повисла в воздухе между нею и Косом — как символ.
— И как вы себя чувствовали? — тихо спросил Кос. — Когда обокрали старика, к которому испытывали жалость?
Как она себя чувствовала. Как чувствовала. У этого вопроса тоже был правильный ответ, и Саша его, конечно, знала. Хотя иногда ей страшно хотелось соврать, просто чтобы лишить Коса удовольствия его услышать.
— Плохо, — сказала она. — Плохо я себя чувствовала, довольны? По-вашему, какого хрена я обращаюсь к психотерапевту, влезаю в долги, чтобы расплатиться за ваши сеансы? Уж наверное не от прекрасного самочувствия.
Кос несколько раз пытался проводить параллели между водопроводчиком и Сашиным отцом, который исчез, когда ей было шесть лет. Она упорно уходила от таких разговоров. «Не знаю. Не помню. Мне нечего сказать», — отвечала она Косу, потому что считала, что так будет лучше для них обоих. Ведь они с Косом пишут повесть о том, как она скинет с себя тяжесть и начнет новую жизнь. А с той стороны, где отец, — откуда ей взяться, новой жизни? Там одна печаль.
Направляясь с Алексом к выходу, Саша прижимала к себе сумочку, пухлый теплый бумажник уютно устроился у нее под мышкой. Они уже пересекли вестибюль, миновали дерево в кадке, растопырившее ветки с нераскрытыми почками, и подходили к большим стеклянным дверям, когда откуда-то сбоку наперерез им метнулась женщина.
— Постойте! — выдохнула она. — Вы не видели?.. Я… просто не знаю, что мне делать.
Внутри у Саши что-то оборвалось. Хозяйка бумажника, поняла она, — хотя в женщине не было ничего от той глуповатой брюнетки, какой Саша ее себе представляла. Ее карие глаза смотрели растерянно, остроносые туфли на низком каблуке оглушительно щелкали по мрамору. В каштановых волосах просвечивала седина.
Саша взяла Алекса под руку и попыталась вместе с ним обогнуть женщину. От неожиданного прикосновения Алекс заметно приободрился — но все же не дал себя увести, замедлил шаг.
— Что мы должны были видеть? — спросил он у женщины.
— У меня украли бумажник. Там паспорт, там билеты, там все. А самолет завтра утром… Я в отчаянии!.. — Она так умоляюще заглядывала им в глаза, так не по-нью-йоркски открыто взывала о помощи, что Саше стало не по себе. Почему-то ей не приходило в голову, что хозяйка бумажника может оказаться приезжей.
— Полицию вызвали? — спросил Алекс.
— Портье обещал вызвать… Но я пока надеюсь, вдруг я просто его обронила? И он где-нибудь лежит, а?.. — Она растерянно оглядела мраморный пол под ногами. Саша слегка расслабилась. Нет, все-таки в ней есть что-то неприятное. Вот хоть сейчас: зачем она семенит за Алексом к стойке портье с таким жалким извиняющимся видом? Саша двинулась следом, чуть приотстав.
От стойки донесся голос Алекса:
— Кто-нибудь занимается этой женщиной?
— Полиция уже в курсе, — поспешно ответил портье, молодой человек панковатого вида, волосы торчком.
— Где это случилось? — спросил Алекс у женщины.
— Кажется, в туалете.
— Кто еще там был?
— Никого.
— Вообще никого?
— Может, кто и заходил, но я не видела.
Алекс обернулся к Саше.
— Ты только что оттуда, — сказал он. — Никого там не заметила?
— Нет, — выдавила из себя Саша.
У нее в сумочке лежал ксанакс, но она не могла открыть сумочку. Даже сейчас, при застегнутой молнии, она замирала от страха: а вдруг они по каким-нибудь косвенным признакам догадаются, что бумажник у нее, — что тогда? Арест, позор, нищета, смерть.
— Мне интересно, — Алекс резко развернулся к портье, — почему все эти вопросы задаю я, а не вы? В вашей гостинице произошло ограбление. В конце концов, есть у вас служба охраны или нет?
Слова «ограбление» и «служба охраны» сделали свое дело: привычный для гостиничного персонала сонный ритм слегка сбился, в вестибюле началось какое-то движение.
— Я им уже звонил. — Портье беспокойно дернул шеей. — Могу еще раз позвонить.
Алекс горячился, и эта горячность говорила о нем больше, чем предыдущий час пустой болтовни (впрочем, болтала в основном Саша): он тоже не местный, приехал из какого-то маленького городка. И кажется, собрался объяснить всему Нью-Йорку, как люди должны относиться друг к другу.
В вестибюле появились два классических, как с телеэкрана, охранника: сплошные мускулы, безупречная вежливость и безупречная готовность (кому тут раскроить череп?). Охранники направились обыскивать бар, и Саша тут же пожалела, что не выкинула бумажник куда-нибудь под столик — ей уже почти казалось, что она так и собиралась сделать, просто не успела.
— Пойду посмотрю в туалете, — сказала она Алексу, замедленно-неторопливо обогнула лифт и скрылась за углом.
В туалете было пусто. Саша расстегнула сумочку, выхватила бумажник и нашарила на дне сумочки ксанакс. Вытряхнула из флакона таблетку, разжевала, чтобы подействовало сразу. Когда рот наполнился едким вкусом, она огляделась, держа бумажник в руке. Куда его, в кабинку? Под раковину? Надо было решать срочно, но Саша будто оцепенела. Теперь главное выпутаться, и если все получится, если не сорвется в последний момент — мысленно она уже давала Косу самые безумные клятвы.
Дверь туалета открылась, и вошла хозяйка бумажника, ее отчаянный взгляд встретился в зеркале с отчаянным Сашиным взглядом. Женщина молчала, но было ясно, что она все знает, знала с самого начала. Саша протянула ей бумажник и тут же — по изумлению в глазах женщины — поняла, что ошиблась.
— Простите, — быстро проговорила Саша. — Это у меня болезнь.
Женщина открыла бумажник. Ее физическое облегчение оттого, что бумажник нашелся, окатило Сашу такой горячей волной, как если бы они стояли, тесно прижавшись друг к другу.
— Все на месте, — сказала Саша. — Я даже не открывала, честное слово. Это болезнь, но я лечусь, я прохожу курс, просто… Пожалуйста, не говорите никому. Я и так вишу на волоске.
Женщина подняла глаза от бумажника и принялась разглядывать Сашино лицо. Что она в нем видит? Саше хотелось обернуться к зеркалу — вдруг вот сейчас в ее отражении отыщется наконец то, что потерялось когда-то давно. Но она не обернулась, а стояла и ждала, пока женщина ее разглядывала. Неожиданно Саша поняла, что они примерно ровесницы — если считать настоящий, а не онлайн-возраст. А дома ее, наверное, ждут дети.
— Хорошо. — Женщина опустила глаза. — Пусть все останется между нами.
— Спасибо, — сказала Саша. — Спасибо. Спасибо. — От первой мягко подхватившей ее волны ксанакса у Саши закружилась голова, и стало страшно легко. Она прислонилась спиной к стене и чуть не сползла на пол. Женщине, кажется, хотелось уже только одного — скорее уйти.
В дверь постучали, и мужской голос крикнул:
— Ну, что там у вас?
Когда Саша с Алексом вышли из гостиницы, на улице было ветрено и безлюдно. Саша предложила «Лассимо» просто по привычке, потому что это в Трайбеке, в двух шагах от «Свиного уха», где она двенадцать лет проработала ассистентом у Бенни Салазара. Но раньше тут стоял ВТЦ — по ночам он изливал на город потоки света, наполняя Сашино сердце надеждой, а теперь не было ни ВТЦ, ни света, ни надежды. И Алекс начал ее утомлять. Казалось бы, после совместно пережитого между ними должно было установиться взаимопонимание, но вместо этого за двадцать минут они поняли друг о друге не то что много — а как-то слишком много. Он шел щурясь от ветра (сбоку Саша видела его длинные темные ресницы), натянув вязаную шапку на лоб.
