Марк Леви - Уйти, чтобы вернуться
За следующие три месяца раздел «Хроника дня» в воскресных номерах газеты раздался до четырех полос, отчего зарплата Эндрю Стилмена претерпела существенные изменения.
Он решил сократить употребление спиртного, но не из заботы о своей печени, а потому что купил автомобиль «Датсун 240Z» — модель, о которой мечтал с детства. Полиция теперь проявляла нетерпимость к пьяным за рулем: либо пить, либо кататься! Эндрю, всей душой прикипевший к этой почтенной машине, безукоризненно восстановленной в мастерской его лучшего друга, специалиста по коллекционным автомобилям, сделал выбор в ее пользу. Отныне, заглядывая в бар «Мариотта», он употреблял не больше двух коктейлей за вечер — всегда, кроме четверга.
Спустя несколько лет именно в четверг Эндрю, выходя из бара, столкнулся нос к носу с Вэлери Рэмси. Она набралась не меньше его и тоже не смогла побороть приступ неконтролируемого смеха, когда, зацепившись за газетный автомат, шлепнулась на спину посреди тротуара.
Эндрю тут же узнал Вэлери — не по внешности, которая за двадцать лет после их знакомства кардинально изменилась, а по смеху. От этого незабываемого смеха, как и прежде, колыхалась ее грудь, — а мысль о груди Вэлери Рэмси неотступно преследовала Эндрю всю юность.
Они познакомились в школе. Вэлери, выгнанная из группы «чирлидерш» — девушек в сексуальных костюмчиках цветов местной футбольной команды — за дурацкую ссору в раздевалке с девчонкой-задавакой, очутилась на фанатской трибуне. Эндрю спортом не занимался — он страдал атрофией коленных хрящей, которую прооперировал только через несколько лет, чтобы понравиться одной любительнице потанцевать, — однако с удовольствием упражнял голос на той же трибуне.
Их флирт продолжался до конца учебы. Настоящим сексом это не назовешь, но рукам и языкам они многое позволяли, в своих развлечениях отдавая должное пышным формам Вэлери.
Именно ей он был обязан своим первым несамостоятельным оргазмом, пусть и достигнутым вручную. Как-то раз после очередного матча наши два голубка проворковали в раздевалке дольше обычного, что привело к согласию Вэлери запустить руку в джинсы к Эндрю. Пятнадцать секунд головокружения и смех Вэлери, чья волнующаяся грудь усилила его мимолетное удовольствие. А первый раз не забывается.
— Вэлери?.. — пролепетал Стилмен.
— Бен?.. — удивилась не меньше, чем он, Вэлери.
В старших классах у него почему-то было такое прозвище — Бен. Вот уже двадцать лет его так не называли.
В оправдание своего жалкого состояния Вэлери что-то наплела про встречу с подружками, такую бурную, каких у нее не бывало с университета. Эндрю выглядел ничуть не лучше: он получил повышение, объяснил он, не уточнив, что случилось это два года назад, — какая разница, когда праздновать приятные события?
— Какими судьбами в Нью-Йорке? — спросил Эндрю у Вэлери.
— Я здесь живу, — услышал он в ответ, помогая ей подняться.
— Давно?
— С некоторых пор. Не спрашивай с каких, мне сейчас не до арифметики. Ты-то как?
— Я стал тем, кем всегда хотел стать. А ты?
— Двадцать лет жизни — долгая история, знаешь ли, — ответила ему Вэлери, отряхивая юбку.
— Девять строк, — сказал Эндрю со вздохом.
— Какие девять строк?
— Можешь мне поверить, я умещу двадцать лет любой жизни в девять строк.
— Не верю.
— Спорим?
— На что?
— На ужин.
— У меня есть мужчина, Эндрю, — предостерегла его Вэлери.
— Я же не предлагаю тебе ночь в отеле. Просто суп с клецками в «Шанхайском Джо». Ты не разлюбила клецки?
— Обожаю!
— А другу скажешь, что я — бывшая одноклассница.
— Сначала попробуй засунуть в девять строчек мои последние двадцать лет.
Вэлери смотрела на Эндрю, улыбаясь одним уголком губ, как в те времена, когда она манила его, тогда еще Бена, в кусты за школьным корпусом. У нее была все та же неотразимая улыбка.
— Идет, — сказала она, — давай еще по рюмочке. Сейчас я обрушу на тебя свою жизнь!
— Только не в этом баре, здесь слишком шумно.
— Слушай, Бен, если ты надеешься затащить меня сегодня к себе, то не на ту напал.
— У меня этого и в мыслях не было, Вэлери, просто мы с тобой так набрались, что недурно бы закусить. А иначе напрасно мы заключали пари.
Эндрю был прав. Хотя туфли Вэлери, которую он поднял и поставил на тротуар, впивались острыми каблучками в грязный асфальт, ее качало, как на палубе корабля. Предложение закусить пришлось ей по вкусу. Эндрю свистнул, подзывая такси, и назвал водителю адрес ночного ресторанчика в Сохо, куда он часто наведывался. Через пятнадцать минут они с Вэлери уже сидели за столиком друг против друга.
Сначала она стала стипендиаткой университета в Индианаполисе: из тех, в которые она разослала свои результаты, он первым сообщил, что она принята. Она не мечтала о Среднем Западе в юности, но ждать предложений от более престижных учебных заведений не стала: без стипендии ей была бы прямая дорога в официантки в Покипси — дыре на севере штата Нью-Йорк, где они оба выросли.
Прошло восемь лет, и Вэлери с дипломом ветеринара в кармане покинула Индиану, чтобы, подобно многим целеустремленным девушкам, поселиться на Манхэттене.
— Ты все эти годы проучилась на факультете ветеринарии в Индиане, чтобы осесть в Нью-Йорке?
— Почему бы и нет? — удивилась Вэлери.
— Это была твоя мечта — лазить в задницы к пуделям?
— Ты болван, Эндрю!
— Не хотел тебя обидеть, но, согласись, на Манхэттене зверья не так-то много. За вычетом бабушек с собачками из Верхнего Вест-Сайда, что за клиентура у тебя остается?
— В городе, где два миллиона холостяков и незамужних, многие держат животных-компаньонов.
— Понятно. Значит, ты еще лечишь хомячков, котиков и золотых рыбок.
— Я — штатный ветеринар конной полиции. Мои пациенты — лошади, а также собаки бригады кинологов, где пуделей в помине нет. Только лабрадоры для поиска трупов, несколько немецких овчарок в предпенсионном возрасте, ретриверы, натасканные на наркотики, и бигли — эти специализируются на взрывчатке.
Эндрю удивленно смотрел на нее, поднимая попеременно то одну, то другую бровь. Этому фокусу он научился, осваивая журналистское ремесло. Верный способ смутить собеседника! Когда Эндрю сомневался в искренности интервьюируемого, то устраивал это представление и по реакции «клиента» определял, врет тот или нет. Но лицо Вэлери осталось непроницаемым.
— Если честно, — протянул он, — такого я не ожидал. Ты сотрудница полиции или просто ветеринар? Может, у тебя за пазухой удостоверение копа и «пушка»?
Вэлери внимательно на него посмотрела и расхохоталась.
— Как я погляжу, после нашей последней встречи ты здорово возмужал! Хотя, если приглядеться, так и остался прежним Беном.
— В общем, ничего удивительного, что ты стала ветеринаром, — произнес Эндрю ей в тон. — Ты всегда была без ума от зверушек. Помню, звонишь мне однажды и просишь прийти как можно скорее. Я вообразил, что тебя охватило острое желание, но где там: ты заставила меня тащить в клинику старого зловонного кобеля со сломанной лапой, которого подобрала на улице по дороге из школы. Пришлось будить среди ночи ветеринара.
— Ты это помнишь, Эндрю Стилмен?
— Я помню все, что у нас с тобой было, Вэлери Рэмси. Ну-ка, выкладывай, что произошло между тем полуднем, когда я не дождался тебя у кинотеатра у нас в Покипси, и тем вечером, когда ты объявилась опять?
— С утренней почтой пришло письмо о том, что меня приняли в университет в Индианаполисе, и я не могла ждать ни одного дня. Я собрала чемодан, взяла деньги, которые скопила, работая летом и сидя с чужими детьми, и в тот же вечер удрала из Покипси. Как же я радовалась, что мне не придется больше слушать, как ссорятся родители! Представляешь, им даже в голову не пришло проводить меня на автовокзал… Ты пообещал бывшей однокласснице всего девять строчек, поэтому избавлю тебя от подробностей моей университетской жизни. В Нью-Йорке я подрабатывала в разных ветеринарных клиниках. Потом ответила на объявление полиции. Сначала довольствовалась должностью ассистентки, но вот уже два года числюсь в штате.
Эндрю попросил проходившую мимо официантку принести два кофе.
— Как же здорово, что ты служишь ветеринаром в полиции! Я накропал кучу некрологов и свадебных объявлений — тебе столько и не вообразить, но с людьми твоей профессии еще не сталкивался. Для меня новость, что она вообще существует!
— Существует, не сомневайся.
— Между прочим, я был на тебя страшно зол.
— За что?
— За то, что сбежала, даже не попрощавшись.
— Ты был единственным, кого я предупредила, как сумела, что уезжаю.
— Я не понял, что это было предупреждение. Только теперь, когда ты все рассказала, до меня дошло.
