Александр Григоренко - Мэбэт
Люди, которые подобрее, говорили, что эта гордость — от молодости. Однако, многие не верили, что с молодостью уйдет и гордость.
И так вот, прохаживаясь, услышал божий любимец, как за спиной кто-то окликнул его.
— Эй, малый, поди ко мне.
Обернулся Мэбэт, видит: на шкуре, разосланной возле больших нарт, старик лежит на боку. Видно, хочет встать, да не может.
— Помоги-ка мне на нарты забраться — ноги не ходят…
Мэбэт взял старика на руки и бережно положил в нарты.
Старик долго смотрел на него, будто не мог налюбоваться красотой и здоровьем невиданного человека, и вдруг сказал, не отрывая взгляда:
— А ведь ты, малый, дурак.
— Отчего же, дедушка? — добродушно спросил Мэбэт.
— Ты не знаешь, что сердце твое сломается. Вякая вещь отыщется на земле и в небесах, нет только сердца, которое не сломалось бы.
Засмеялся любимец божий и пошел прочь.
Он прожил еще тридцать лет, но так ни разу и не сломалось его сердце. Хотя было в его жизни многое из того, что заставляет человека трепетать, падать и терять облик. Но Мэбэт не пал, не трепетал, и не раз вспоминал старика с его пустым пророчеством. С годами любимец божий не утратил силы — все так же ловил стрелы на лету и не нуждался в товарищах для охоты.
Человек Пурги
Через два месяца после того праздника Мэбэт женился. Невесту украл, поскольку считал, что краденые девушки — образ силы мужчины, и уже потому они лучше сосватанных по обычаю. Не раз помогал он в таких кражах некоторым из своих сверстников — не из дружбы, а ради забавы — и дошло до того, что каждое похищение невесты люди считали делом рук Мэбэта.
Девушка, которую он выбрал, была красива. Но непутевый отец дал ей мужское имя — Ядне, или Пешеход — чем отпугнул от дочери всех законных женихов. Юноши опасались, что с неженским именем приведут в дом неженскую, чужую силу. Мэбэт посмеялся над пустоверьем и предпочел именно Ядне.
Только с детьми ему не везло: жена ежегодно рожала девочек, умиравших одна за другой — младенцами, или по истечении немногих лет. Мэбэт хотел прогнать жену и взять другую, но прежде чем он решился на это, Ядне снова забеременела и принесла ему сына.
В месяц ветров, когда от всеохватного снега земля и небо теряют свои различия, Мэбэт вошел в нечистый чум роженицы, взял в руки мокрое кричащее тельце, подержал немного, вернул его жене и вышел, не сказав ни слова.
Хадко, или Человек Пурги — такое имя дал наследнику любимец божий.
Он рос хорошим сыном. В двенадцать лет принес домой волка, в семнадцать загнал сохатого. Правда, не смог как следует спрятать добычу и мясо досталось лесному зверью. Радовался Мэбэт, только одно смущало его душу — Хадко не унаследовал божественных черт своего отца. Он был статен и силен, но скуласт и черноглаз как его мать. А главное — почитал людской закон: бросал гнать зверя, если тот забегал в угодья других родов, не ловил рыбу в чужих реках, уважал шамана, и, когда случалось оказаться среди множества людей, низко кланялся старшим. Любимцу божьему не доставляло удовольствия видеть такое, но сына он не попрекал.
Была ли мать Мэбэта с кем-то из бесплотных, или не была — все это оставалось только слухом, хотя и близким к истине. Но то, что Хадко уродился человеком и только человеком не вызывало никаких сомнений. Вскоре Мэбэт убедился, что для его сына страх нарушить обычай сильнее, чем страх перед зверем — на зверя Хадко шел со спокойным сердцем, и удача чаще бывала рядом с ним, чем далеко от него.
На празднике увидел Человек Пурги красивую девушку из рода Пяк и стал просить отца, чтобы он шел к ее родителям говорить о сватовстве и калыме.
— Тебе и вправду нравится эта девушка? — спросил Мэбэт.
— Правда, отец, очень нравится.
— И ты ее любишь?
— Да, люблю.
— Ты готов сделать ее своей женой, чтобы она рожала тебе детей, ты готов ее кормить и охранять?
— Я все сделаю для нее, ни один дух, ни один зверь не приблизятся к ней.
Небесные очи любимца божьего остановились на чернявых блестящих глазах сына. Он смотрел пристально, будто пытался найти в них близкие черты. Сын же искал в глазах отца только ответ и умолял небеса, чтобы этот ответ был «да».
После молчания Мэбэт сказал:
— Если ты любишь эту девушку и готов охранять ее всю жизнь от духов и зверей — разве это не калым? Разве твое желание быть с ней не больше двух или трех десятков оленей, которые расселены по тайге и тундре на пользу каждого, кто может их добыть? Звери носят свои шкуры для того, чтобы ты взял их, когда тебе захочется — зачем тебе калым? Чтобы доставить удовольствие старому Пяку, который жаден, как все люди?
Взгляд Хадко померк и стал тусклым, как талая вода.
— Отец, дай мне немного от твоего стада, — попросил он глухо, почти шепотом.
Мэбэт отказал.
— Ты не хочешь, чтобы я взял в жены ту девушку?
Хадко думал, что угадал волю отца, но ошибся.
— Нет, — сказал Мэбэт, — я не против, чтобы ты на ней женился. Она и в самом деле красива, я видел. Иди, бери ее, веди в наше становище. Я приму ее как свою невестку и буду с ней ласков. Только не проси у меня оленей, а тем более бисера, шкур и медных котлов. Ты знаешь, что я легко плачу и согласен платить за что угодно, но только не за слабость собственного сына.
— Что мне делать?
— Делай, что хочешь. Свое слово я сказал, но мешать тебе не стану. Ты давно сделал семь шагов своего отца — зачем тебе советчики?
Так они расстались. Несколько дней Хадко не открывал рта, остервенело делал работу, которая была на нем. Мать спрашивала сына о том, что случилось между ним и отцом, но так и не дождалась ответа. Сама же Ядне боялась первой заговорить с мужем: любимец божий никогда не повышал голоса на жену, но и не разговаривал с ней без надобности.
Однако, в эти дни, глядя на мрачного сына Мэбэт светлел сердцем — сердце видело, как зреет в Хадко молодая, упругая злость.
И однажды наследник любимца божьего ушел в тайгу, никому ничего не сказав. Вместе с ним исчезла новая пальма, три десятка стрел, олень, нарты и лучшая собака Мэбэта. Он ушел на большую ходьбу и не появлялся несколько дней, до самого новолуния, отчего мать начала мучиться страхом, что сын уже не придет. По ночам Ядне плакала. Мэбэт молчал, но когда причитания жены окончательно надоедали ему, он брал ее за подбородок и говорил негромко:
— Ты думаешь своим воем выманить его из тайги, как дудкой выманивают птиц из болотных зарослей?
Потом, помолчав, добавлял со снисходительной мягкостью:
— В нем есть немного моей крови — ее хватит, чтобы выбраться и вернуться домой. Не плачь, не делай ему плохо.
Хадко вернулся, когда холода начали уступать тайгу ветрам и снегу. Почерневший от ледяного воздуха и усталости, он шел за нартами доверху набитыми добычей — мясом сохатого, песцами, лисами и куницей. Мать кинулась к Хадко, но сын слепо прошел мимо раскрытых рук и упал в чуме. Двое суток он спал. Проснувшись, много и жадно ел, принимая пищу из рук матери. Ядне сидела напротив и беззвучно плакала.
Мэбэт не приветствовал Хадко и не заходил в чум, где он отдыхал после столь великой охоты. Сын догадывался, что ждет его гнев отца, однако та молодая игристая злость еще не погасла в нем. Он вышел из чума навстречу отцу с сердцем легким и бестрепетным.
Мэбэт стоял посреди становища, сложив руки на груди. Когда сын приблизился к нему на расстояние вытянутой руки и остановился в ожидании слова или удара, любимец божий вынул из-за пазухи какую-то вещь и протянул ее Хадко.
Та вещь оказалась ножом невиданной работы — большим, с изогнутым, как молодой месяц лезвием голубого металла, в ножнах из кожи и белой кости.
Руки Хадко задрожали и злость погасла. Он хотел опуститься на колени, но Мэбэт взял его за рукав малицы:
— Бери, он твой. Ты теперь большой охотник. Можешь взять мою новую пальму. И лук мой тоже бери, раз он принес тебе удачу.
Хадко не удержался и все-таки рухнул к ногам отца.
Мэбэт улыбнулся и пошел к чуму. Откидывая полог, он обернулся к сыну:
— Хорошо ли слушался тебя Войпель? Ведь он слушает только меня…
— Он был моими глазами, моим носом, моими руками, моей волей, — ответил Хадко: потоки из глаз разливались по его скулам, но он не чувствовал их и не поднял руки, чтобы утереться.
— Войпель — твой, — сказал Мэбэт и скрылся за пологом чума.
Северный ветер, свирепый, страшный, всемогущий и проникающий всюду — вот, что означало имя Войпеля, лучшего пса Мэбэта, признанного царя собак тайги и тундры. Собаки знали: спор с этим широкогрудым лохматым чудовищем с глазами из голубого небесного льда может закончиться только смертью и, учуяв страшный запах, удирали от своих хозяев. Угроза быть повешенными на ремне, пугала их меньше, чем клыки Войпеля.
