Лори Андерсон - Говори
Парни за моей спиной громко гогочут, и я знаю, что смеются они надо мной. Ничего не могу с собой поделать. Я поворачиваюсь. И вижу Рейчел в окружении ребят, одетых явно не из магазина ширпотреба. Рейчел Бруин, моя бывшая лучшая подруга. Она смотрит куда-то вдаль поверх моего левого уха. Слова застревают у меня в горле. Девочка, которая мучилась вместе со мной в младшей группе скаутов, которая научила меня плавать, которая все понимала про моих родителей, которая никогда не высмеивала мою спальню. Если в целом мире и есть кто-то, кому я до смерти хочу рассказать, что на самом деле произошло, так это Рейчел. У меня сжимает горло.
На секунду наши глаза встречаются. «Ненавижу тебя», — беззвучно произносит она. Поворачивается ко мне спиной и присоединяется к дружному ржанию. Я закусываю губу. Я не собираюсь об этом думать. Гнусная история, но она в прошлом, и я не собираюсь об этом думать. Губа начинает слегка кровоточить. Во рту появляется металлический привкус. Мне необходимо срочно сесть.
В классе я стою в середине прохода — раненая зебра из специального выпуска «Нэшнл джиографик», — выискивая взглядом хоть кого-то, хоть кого-нибудь, кто согласился бы сесть со мной рядом. Приближается хищник: спортивный седой «ежик», свисток на толстой по сравнению с головой шее. Возможно, это учитель обществознания, приглашенный на должность тренера в кровавом спорте.
Мистер Шея: Садись.
И я быстро сажусь на место. Еще одна раненая зебра с улыбкой поворачивается ко мне. У нее брекетов не меньше чем на пять штук баксов, но классные туфли. «Я Хизер из Огайо, — говорит она. — Я новенькая. А ты?» Но времени, чтобы ответить, уже нет. Свет тускнеет, и начинается промывка мозгов.
ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЖИВЫХ ИСТИН, КОТОРЫЕ ВАМ ВНУШАЮТ В СТАРШИХ КЛАССАХ1. Мы здесь, чтобы помочь вам.
2. У вас будет достаточно времени, чтобы успеть в класс до звонка.
3. Соблюдение дресс-кода обязательно.
4. Курить на территории школы строго запрещено.
5. В этом году наша футбольная команда станет победителем чемпионата.
6. Мы ожидаем от вас высоких показателей.
7. Школьные психологи всегда готовы выслушать вас.
8. Расписание занятий составлено с учетом ваших потребностей.
9. Код замка вашего шкафчика известен только вам.
10. Эти годы вы будете вспоминать со слезами умиления на глазах.
Мой первый урок — биология. Я не могу с ходу найти кабинет и получаю первое замечание за то, что брожу по коридору. Сейчас 8.50. Всего-навсего 699 дней и 7 академических часов до окончания школы.
Наши учителя — лучшие из лучшихМоя учительница английского ужасно безликая. Нечесаные патлы до плеч. И вообще, волосы до мочки ушей черные, а вьющиеся кончики — ядовито-рыжие. Непонятно, то ли она расплевалась со своей парикмахершей, то ли постепенно превращается в бабочку-монарха. Я зову ее Лахудрой.
Лахудра битых двадцать минут пытается привлечь к себе внимание, и все впустую, потому что она решительно не хочет на нас смотреть. Она склоняется над столом, волосы падают ей на лицо. Остаток урока она что-то пишет на доске и до опупения твердит насчет обязательного чтения. Она хочет, чтобы мы вели на ее уроках дневник и каждый день делали записи, но обещала их не читать. Я пишу о том, какая она странная.
На занятиях по обществознанию мы тоже ведем дневник. Наша школа, похоже, сумела закупить дневники по дешевке. И вот уже в девятый раз за девять лет мы изучаем историю Америки. Еще одна проверка умения работать с картой; неделя отведена на коренных жителей Америки, занятия, посвященные Христофору Колумбу, приурочены ко Дню Колумба, а рассказ о первых переселенцах — ко Дню благодарения. Каждый год нас заверяют, что мы вот-вот начнем изучать современную историю, но мы всегда застреваем на промышленной революции. Вторую мировую войну мы проходили в седьмом классе — кто бы мог подумать, что весь мир воевал?! Нам нужно больше каникул, чтобы учителя обществознания не теряли нюх.
Мой учитель обществознания — мистер Шея, тот самый парень, что нарычал на меня и велел сесть на место. Похоже, он положил на меня глаз: «Я буду наблюдать за тобой. Передний ряд».
Что ж, я тоже рада вас снова видеть. Спорим, он страдает посттравматическим синдромом. Наверное, Вьетнам или Ирак — одна из этих телевизионных войн.
В центре вниманияПосле урока обществознания я нахожу свой шкафчик. Замок слегка заедает, но мне удается его открыть. Потом я ныряю в толпу учеников, отправляющихся после третьего урока на ланч, и общий поток несет меня в сторону школьной столовой.
Я уже достаточно подкована, чтобы не брать с собой завтрак в первый день занятий. Ведь невозможно предсказать, какая упаковка будет считаться уместной. Коричневый бумажный пакет — это что, скромное свидетельство принадлежности к обитателям пригорода или же завершающий штрих экипировки лохов? Специальные сумки для завтраков — это что, идеальный способ защитить планету или же свидетельство наличия у тебя сверхзаботливой мамаши? Единственное верное решение — купить что-нибудь готовое. Итак, у меня достаточно времени, чтобы поискать в школьной столовой хоть одно дружелюбное лицо или укромный уголок.
На горячий завтрак сегодня дают индейку и порошковое картофельное пюре с подливкой, мокрый зеленый овощ и булочку. Я толком не знаю, как заказать что-то другое, поэтому просто тупо передвигаю поднос, позволяя кухонным дармоедам заполнять его. Стоящий передо мной старшеклассник ростом под восемь футов умудряется получить чизбургеры, картофель фри и два шоколадных кекса, и это притом, что он не произносит ни слова. Возможно, что-то по типу азбуки Морзе, только глазами. Вслед за Жердяем я прохожу в обеденный зал.
Я вижу парочку друзей — ребят, которых некогда считала друзьями, — но все они отводят взгляд. Соображай быстрее, соображай быстрее. Вон у окна сидит с книжкой та новенькая, Хизер. Я могла бы сесть напротив. Или незаметно проползти по-пластунски мимо мусорного бачка. Или, быть может, отправить свой ланч прямиком в этот самый бачок и двинуться к выходу.
Жердяй машет сидящим за столом друзьям. Естественно. Баскетбольная команда. Они осыпают его проклятиями — эдакое затейливое приветствие, распространенное в среде прыщавых спортсменов-молокососов. Он улыбается и пуляет в них кексом. Я пытаюсь поспешно пробежать мимо.
Плюх! Ком картофельного пюре с подливкой шмякается мне на грудь. Шум в обеденном зале разом стихает, все пялятся на меня, а я стою красная как рак. Теперь меня навсегда запомнят, как «ту девчонку, которую припечатали картофельным пюре». Жердяй дико извиняется и еще что-то там говорит, но четыреста человек в зале гогочут во все горло, а я не умею читать по губам.
Я так быстро выкатываюсь в коридор, что, окажись поблизости тренер по легкой атлетике, он непременно принял бы меня в свою команду. Но нет, сегодня дежурный по столовой — мистер Шея. А мистеру Шее абсолютно без надобности девочки, способные пробежать стометровку за десять секунд, если только они не пытаются поймать футбольный мяч.
Мистер Шея: Вот мы снова и встретились.
Я:
Стал бы он слушать мои: «Мне срочно надо домой, чтобы переодеться» или «Вы видели, что сделал этот придурок?». Никогда. Я плотно сжимаю губы.
Мистер Шея: И куда это ты так торопишься?
Я:
Проще вообще ничего не говорить. Закрыть варежку, держать язык за зубами, вот так-то. Все то дерьмо, что вы слышите по телику насчет необходимости общаться и выражать свои чувства, — беспардонное вранье. На самом деле никто не хочет вас слушать.
Мистер Шея что-то записывает в записной книжке: «Я с первого взгляда понял, что с тобой будут проблемы. Я преподаю в этой школе двадцать четыре года и по вашим глазам вижу, что там у вас на уме. Больше никаких предупреждений. Ты и так заработала замечание за то, что без разрешения шлялась по коридорам».
УбежищеПерерыв на ланч заканчивается, начинаются занятия в художественном классе. Дивный сон приходит на смену кошмару. Классная комната, с выходящими на юг широкими окнами, расположена в дальнем конце здания. В Сиракьюсе солнце — редкий гость, поэтому комната спроектирована так, чтобы воспользоваться скупыми солнечными лучами по максимуму. И здесь вечно царит творческий беспорядок. Пол усеян пятнами засохшей краски, стены украшены рисунками с изображением страдающих подростков и упитанных щенков, полки заставлены глиняными горшками. Радио настроено на мою любимую станцию.
Мистер Фримен на редкость уродлив. Со своим туловищем как у гигантского кузнечика он точь-в-точь циркач на ходулях. Похожий на кредитку нос вдавлен между щеками. Но когда мы толпой вваливаемся в комнату, мистер Фримен всегда нам улыбается.
