Франц Верфель - Сорок дней Муса-Дага
Стефан стоял в своей засаде окаменелый от мучительного сострадания. Он стыдился роли невольного соглядатая и все же не мог наглядеться. Когда же Гайк вдруг вскочил и. помог матери встать, его самого точно ножом полоснуло.
Сын вдовы Шушик произнес еще какие-то слова увещания, затем сказал: «А теперь иди!».
И дикарка Шушик мгновенно послушалась, избавив себя и мальчика от муки прощального объятия. Она неуклюже, торопливо пошла прочь.
Гайк, не двигаясь, смотрел ей вслед. А когда она оглянулась, лицо его исказила боль, но он не помахал ей рукою. И все же, едва большая тень матери исчезла, он вздохнул с облегчением и медленно двинулся в путь. Стефан выжидал в своем тайнике, хотел дать Гайку уйти немного вперед. Пусть будущий его спутник успеет позабыть о расставании, прежде чем Стефан его нагонит. Но юный Багратян не принял б расчет Акопа. Белокурый хромоножка, «книгоед», славный парнишка, целый день маялся, терзаемый угрызениями совести из-за Стефана. Ведь и он насмехался над другом. (Изгои, люди отверженные, а к ним принадлежат и калеки, редко способны отказать себе в удовольствии позлорадствовать над «благородным», – пусть даже он друг – если его принизили до их уровня). Правда, Акоп пытался искупить свое предательство во время травли Стефана, но теперь ему этого было мало. Сейчас больше, чем раскаяние, мучила его тревога. Он предвидел все. Со свойственной ему звериной увертливостью он облазил и исходил на своей деревяшке Котловину Города и все излюбленные места ватаги. Несколько часов подряд он разыскивал Стефана. Дерзнул даже подсматривать в щелку приоткрывшейся завесы в шатер Жюльетты-ханум. И теперь вот не выходила из головы та до странности волнующая картина: большая белая женщина, простертая на кровати, как мертвая, а подле стоит командующий, не сводит с нее застылых глаз, будто уснул. Когда же Акоп во время торжественных проводов гонцов приметил за кустом Багратянова сына с рюкзаком, предчувствие его превратилось в уверенность. Задыхаясь от напряжения, он вцепился в Стефана:
– Тебе нельзя! Ты должен оставаться здесь!
Стефан грубо отшвырнул его на землю.
– Ты – сволочь. Я не желаю иметь с тобой дело!
Сын Габриэла был не из отходчивых. Но Акоп обхватил руками его ноги:
– Ты не уйдешь! Я не допущу! Ты останешься здесь!
– Пусти меня, не то я пну тебя ногой в лицо!
Калека дотянулся до Стефана и в отчаянии зашептал:
– Ты обязан остаться! Твоя мать больна. Ты ведь еще не знаешь…
Однако и это не помогло. Стефан сперва опешил, потом скривил губы:
– Я ничем не могу ей помочь.
Акоп отпрянул.
– Знаешь ли ты, что никогда сюда не вернешься, никогда больше не увидишь ее…
С минуту Стефан стоял потупясь, потом повернулся и бросился вдогонку за Гайком. За его спиной Акоп, задыхаясь, твердил:
– Я закричу… Разбужу всех… Пускай запрут тебя… Ох, Господи, я закричу…
И он действительно закричал. Но голос у Акопа был слабый, хватило его только, чтобы настичь и остановить Гайка, который и ста метров не успел пробежать. Бегун обернулся и замер на месте. Стефан кинулся к нему, по пятам за Стефаном бежал Акоп. Опережая Акопа, •его голос, Стефан кричал на ходу:
– Гайк, я иду с тобой!
Посланец народа дал обоим подойти поближе. Затем сощурясь, смерил суровым взглядом Стефана.
– Зачем вы меня задерживаете? Каждая минута дорога.
Стефан решительно сжал кулаки.
– Я пойду с тобою в Алеппо!
Гайк вырезал себе палку. Сейчас он держал ее, вытянув перед собой, как оружие, чтобы помешать непрошеному попутчику подойти чересчур близко.
– Совет уполномоченных поручил это мне, и Тер-Айказун меня благословил на это дело, тебе ничего не поручали и никто тебя не благословлял.
Акоп – в присутствии Гайка он всегда робел и даже лебезил перед ним – угодливо подхватил:
– Тебе ничего не поручали и никто тебя не благословлял. Тебе это запрещено!
Стефан ухватился за конец палки и стиснул ее, – это было как рукопожатие.
– Хватит места и для тебя и для меня.
– Не о тебе и не обо мне речь, а о письме, я должен передать его консулу Джексону.
Стефан торжествующе похлопал себя по карману:
– Я списал письмо Джексону. Два лучше, чем одно.
Гайк ткнул палкой в землю, как бы давая понять, что разговор окончен:
– Опять хочешь быть умнее всех?
Акоп слово в слово продекламировал и это. Но Стефан не отступал.
– Делай что хочешь! Места хватит. Ты не можешь помешать мне пойти в Алеппо.
– Но ты можешь помешать письму дойти до Алеппо.
– Я ходок не хуже тебя!
В голосе Гайка зазвучала та высокомерная нота, что так часто выводила Стефана из себя:
– Опять пыль в глаза пускаешь?
После всех нанесенных ему сегодня ран это было Стефану уже не под силу. Он сел на землю и закрыл лицо руками. Но Гайк дал волю своему презрению:
– Хочет в Алеппо идти, а уже нюни распустил.
Стефан, рыдая, проговорил:
– Я не могу туда вернуться… Исусе Христе… Я… не могу… туда…
То ли Гайк понял, что происходит сейчас со Стефаном, то ли вспомнил о своей матери, а может, ему захотелось не быть совсем одному в пути. Кто знает? Так или иначе, он смягчился, даже повторил слова Стефана:
– Ты прав, места хватит. Никто не может тебе помешать…
Но Акоп, собравшись с духом; сделал отчаянную попытку:
– Я! Я помешаю! Да я, ей-богу, сам донесу на него!
Это глупое слово «донесу» все решило. Оно привело Гайка в ярость. При всей своей серьезности и ранней зрелости он еще хранил в памяти законы школьной мальчишеской чести, которые на всем свете одинаковы. «Ябеда», всякое доносительство, какой бы цели оно ни служило, согласно этим законам – непростительное преступление. С поистине поразительным бездушием Гайк обрушился на калеку:
– Донесешь? Попробуй только! Но прежде я так тебе разделаю другую ногу, что ты и домой не доползешь.
Акоп в ужасе отпрянул. Он знал, каков Гайк, имевший обыкновение подкреплять свои угрозы кулаками. Сопротивление «белобрысого» – Гайк терпеть не мог Акопа – дало повод проявиться его тиранической натуре и дело обернулось в пользу Стефана. И Гайк задал Стефану трезвый вопрос:
– Хватит у тебя еды на пять дней? Столько времени нужно на дорогу, если все обойдется.
Стефан гордо похлопал по своему рюкзаку, словно с избытком запасся для дальнего похода. Гайк не стал его проверять и коротко скомандовал:
– А теперь марш! Я и так из-за вас столько времени потерял.
Он широко шагнул вперед, не оглянувшись на Стефана, который следовал за ним по пятам. Гайк, выходит, Не взял с собою Багратянова сына, только терпел его присутствие, потому что в этих непроходимых ночью горах и правда «места хватало».
