Валерий Залотуха - Свечка. Том 1
Зато совсем рядом находился о. Мартирий…
Отгороженные, укрытые от всех, они были вдвоем, как казалось иногда Светлане Васильевне, не на земле – на небе: он крестил, она крестилась.
Когда надо было раздеться для погружения в купель, Светлана Васильевна спросила: «Всё снимать?» – о. Мартирий на удивление просто и естественно ответил: «Всё», и она сделала это так быстро и так охотно, что сама потом удивлялась. Женщина крупная, Светлана Васильевна всегда немного стеснялась своего тела, и вряд ли кто из мужчин, включая даже законного супруга, видел ее голой всю сразу, здесь же она стояла перед о. Мартирием, как Ева перед Адамом, с которой разом ссыпались зеленые листочки стыда, и, разведя в стороны руки, смотрела удивленно и вопросительно.
Ей было приятно так перед ним стоять – в этом и заключался первый грех первого дня новой жизни.
Второй грех был совершен в купели – когда она трижды опускалась в нее и, расплескивая на кафельный пол воду, поднималась во весь рост, радуясь тому, какая она красивая, большая и чистая, и что именно такой он сейчас ее видит!
Третий случился уже в конце, за ширмой, когда прошла первая и самая сильная волна поздравлений – с объятиями, поцелуями и даже слезами – и настала пора прощаться с о. Мартирием, прикладываясь к священнической длани, тем самым получая благословение на дальнейшую праведную жизнь. Грех заключался в том, что Светлана Васильевна не приложилась, а поцеловала, горячо и страстно – не ладонь иеромонаха, а руку мужчины – большую, сильную, всю в шрамах и рубцах ручищу, почувствовав при этом то, что никак не должна была чувствовать безгрешная девочка Фотинья.
Приходится с прискорбием признать – малышка умерла, едва явившись на свет, прежняя же Светлана Васильевна осталась, хотя монахи только Фотиньей ее теперь называли, да еще муж иногда, правда, с насмешкой и даже с издевкой.
То, что во время крещения был ею совершен не один грех, а целых три, Светлана Васильевна поняла очень скоро, буквально на следующий день – проснулась, открыла глаза и поняла. И тогда же поняла, что никогда не сможет в этих грехах покаяться – просто не поднимется рука их записать и не повернется язык произнести. А ведь это означало, что грехи останутся непрощенными и, если есть ад, она непременно будет там гореть, что вызывало в душе Светланы Васильевны смущение и протест, ведь не для ада она крестилась – для рая.
Если бы Светлана Васильевна была мужчиной и с ним что-то подобное произошло, положение показалось бы безвыходным – Светлан Васильевич наверняка наделал бы массу глупостей, пустился бы в такой загул, что, как говорится, святых выноси – погиб бы окончательно и бесповоротно, но, к счастью для всех, Светлана Васильевна была женщиной, а значит, умела терпеть и ждать. Да – согрешила, да – не покаялась, да – ад (если он, конечно, есть), но жизнь, эта новая старая жизнь продолжается, и неизвестно, как в ней все повернется. Так, втайне от всех и почти что от себя, рассуждала Светлана Васильевна, и ведь оказалась права – повернулось!
Однажды она пожаловалась о. Мартирию на то, что болеет ее горячо любимая собачка, хотя и знала уже от того же о. Мартирия, что собака животное неправославное, потому что, как опять же о. Мартирий сказал, первую собаку себе завел не кто-нибудь, а братоубийца Каин. А еще сказал, что у собак души нет.
«Это у моей Мартышки? Да у нее душа больше, чем у Челубеева!» – так хотелось сказать. Но не сказала, конечно.
– Прямо не знаю, что делать, – потерянно проговорила тогда Светлана Васильевна.
– Не знаешь? – спросил о. Мартирий. (Как отец со всеми своими детьми, он был с ней на ты.) – Не любить!
– Как? – Светлана Васильевна растерялась, не понимая. Пусть собака – животное неправославное, но как ее, любимую, не любить?
– А кошку? – тут же спросила Людмила Васильевна, которая при этом разговоре присутствовала, непонятно даже, зачем свой вопрос задала, так как знала со слов о. Мартирия, что кошка – животное как раз православное, хотя понятно почему: Людмила Васильевна была кошатница.
– И кошку! – неожиданно огорошил ее о. Мартирий.
Наталья Васильевна победно улыбнулась – у Нехорошева была аллергия на собачью шерсть и кошачью мочу, поэтому никаких домашних животных они дома не держали.
– Эта любит собаку! Эта – кошку! Эта – еще кого-нибудь, – громко, как на проповеди, заговорил о. Мартирий, раздувая уголья своих глаз, отчего все три женщины замерли и стали внутренне сжиматься, испытывая тайный гибельный восторг. – Мороженое, мужа, группу «Машина времени» любят, только на Бога времени не остается. Когда же мы Бога будем любить, сестры?!
При слове «сестры» женщины сжались еще больше, не решаясь смотреть не только на пастыря, но и друг на дружку.
– Кошке – плошку молока, собаке – косточку, мужу – рюмку в воскресный день, а любовь – Богу! Бога надо любить, сестры, Бога! – сказал, как отрезал, о. Мартирий и ушел, потому что куда-то торопился.
Сестры посидели вместе, помолчали и молча же разошлись, крайне озадаченные.
Светлана Васильевна не знала, не интересовалась даже, какие выводы и умозаключения сделали из той беседы для себя Людмила Васильевна и Наталья Васильевна, но сама свои выводы сделала – не зря же она часами простаивала в кухне у окна.
В те часы Светлана Васильевна думала…
И думала она даже тогда, когда муж, не спросив согласия, ночью внезапно ею овладел. Нет, Светлана Васильевна была не холодна и тем более не мертва, как Марат Марксэнович решил, просто была она тогда сосредоточена на другом. Не самое привычное для женщин занятие – думать – стало тогда для Светланы Васильевны главным и едва ли не единственным, что и повергло Марата Марксэновича в состояние, близкое к панике, заставило его делать неверные выводы, совершать скоропалительные поступки и в конце концов уйти в себя.
Ход размышлений на животрепещущую тему любви Светланы Васильевны был следующим: женщина может полюбить мужчину, что случалось за ее уже не короткую жизнь не раз, женщина может полюбить женщину, что натуре Светланы Васильевны было глубоко противно, но она знала некоторые такие истории и принимала их как неизбежный факт человеческого естества, женщина может полюбить своего ребенка еще до его рождения – с первым приступом тошноты, полюбить собачку, кошечку, группу «Машина времени», хотя к рок-группам Светлана Васильевна была равнодушна, предпочитая сольных исполнителей и преимущественно лирический репертуар, но трудно, труднее всего, да практически невозможно полюбить Бога.
Бог невидим, неслышен, неосязаем, необоняем – то есть лишен всего, без чего нормальная женщина просто не может любить.
