Комната по имени Земля - Райан Маделин
— Эй, хочешь копченого лосося?
— Ой… А-а-а… Нет, спасибо.
— Интересно, что в холодильнике?
— Э-э-э…
— Голодная?
— Не очень.
— Да ладно, ладно. Просто я всем говорю про лосося, потому что я сам его коптил, понимаешь? Еще я принес каперсы, нарезанный красный лук, сливочный сыр и поджаренные кусочки хлеба, выпеченного на хрен знает какой закваске, и тарелка со всем этим хавчиком вон там. Ага, там. Ждет тебя. Хочешь немножко?
— Я не ем животных.
— По философским соображениям или здоровье не позволяет?
— А в чем разница?
— Уела. Так ты тут знакома с кем-то?
— Тут, в смысле — на вечеринке?
— Ну да.
— М-м-м… С кем-то, кто тут жил раньше.
— Правда? Ну ладно. Я не знаю никого, кто тут живет. Я пришел с друзьями. Кстати, смотри, какая миленькая подушечка. Чертовски люблю высокие потолки. А ты сама где живешь?
— На другом конце города.
— О, как загадочно. Ладно, ладно. Понимаю. Мне нравится твое кимоно.
— Спасибо.
— И твоя челка. Есть что-то такое в чиках с челочкой…
— Точно есть?
— Есть-есть!
— Хм.
— А ты что тут пьешь? Мартини?
— Угу.
— Сама сделала?
— Сама.
— Не хочешь поделиться по-братски?
— Окей.
— Может, в банку? Эй, чувак, поделись своими банками-стаканками. Ну что ты будешь делать!
— Один экстрасенс мне сказал, чтобы я не доверяла людям, которые улыбаются только зубами.
— Серьезно? Почему? Чем же тогда надо улыбаться?
— Глазами.
— А что, я не улыбаюсь глазами?
— Нет.
— Но ты же не видишь моих глаз оттуда.
— Вижу.
— Не видишь.
— Вижу.
— Черт тебя дери, как крепко!
— Крепко?
— Да нет, нормально. Нормально. А парень у тебя есть? Небось, прячется где-то тут?
— Не так чтобы…
— Не так чтобы что?
— Кажется… мне надо идти.
— Погоди, погоди. Ты ничего не чувствуешь?
— Что именно?
— Задержись чуток, и почувствуешь.
— Я чувствую, что остаюсь.
— Хочешь колы?
— Нет.
— Коки?
— Нет.
— Тогда пепси?
— Нет, спасибо.
— Они освежают.
— Сомневаюсь.
Как же трудно заставить людей остановиться и подумать хоть немного, когда они предпочитают ни о чем никогда не задумываться. Такие парни сосредоточены только на том, чтобы проникнуть поглубже туда, куда уже завалились, потому что знают — успех обязательно будет на их стороне.
Когда я входила в кухню, он там стоял возле двери с компанией каких-то людей, и ему явно было все равно, что я думала, чувствовала или на чем было сосредоточено мое внимание. Ему было что-то нужно, поэтому он был готов сделать все, чтобы это получить.
Хотя в разговоре он показался довольно милым, безобидным, скромным и гостеприимным, но наверняка это была попытка доминировать надо мной в нашем общении. Готова поспорить, что он всегда, в любом социальном взаимодействии хочет, чтобы его считали самым смешным, самым сексуальным, самым внимательным, самым умным, самым харизматичным, самым творческим, самым компетентным, самым оригинальным, и каждый раз он добивается этого за счет всего остального.
Он пуп земли, и всякий раз, когда входит куда-то, все должно вращаться вокруг него. Прежние разговоры стихают, но тишина быстро заполняется другими. Его любопытство не искреннее — у него всегда есть своя цель. А каждый жест и каждый взгляд — часть обширной системы.
Его тщательно продуманный выбор одежды на самом деле не отличается выразительностью — очень уж он символичен, предопределен и скучен. Ковбойская шляпа, ковбойские сапоги с каблуками, коронки на зубах, татуха, скейтборд, какой-то дурацкий халат, темные очки, яркая шелковая рубашка, кожаные брюки, винтажная бейсболка, кристалл кварца, прядь обесцвеченных волос — все это, чтобы добиться определенного результата, но этот высокомерный тип не понимает, что не может контролировать то, как его воспринимают другие.
Черт. Должно быть, действительно какие-то огромные звезды столкнулись лбами в этот момент, когда поддержка другого стала так необходима и важна. Почему это превратилось в то, ради чего люди готовы бросить даже своих друзей и отправиться в погоню? Получается, что потребность в оценке и признании для нас так же естественна, как дыхание.
Не пожалеть ли мне его? В смысле, о, бедный мальчик, ты просто не знал, как со мной нужно обращаться? Ну, наверное. Но я не могу всегда брать на себя ответственность за ограниченность других людей только потому, что они слишком ленивы или напуганы. Важно же, чтобы они сами себе дарили любовь, в которой нуждаются. В том плане, что у меня есть эта гребаная любовь, на какую мне стоит перенаправить внимание.
Во всяком случае, я хотя бы перестала так часто улыбаться, как раньше. А то лыбилась, точно идиотка, если ввязывалась в какое-то социальное взаимодействие, и ощущала себя неловко. Но потом я прочитала, что улыбка, когда мы боимся, или нам неудобно, или мы чего-то не хотим, является основным признаком подчинения. На каком-то первобытном уровне люди считывают по ней нашу уязвимость и могут легко манипулировать нами — просто потому, что мы слишком много улыбаемся.
Так что, если я вдруг улыбнулась бы ему от страха, он бы посчитал, что «выигрывает» и получает от меня все, что хочет. Но тогда я бы ввела его в заблуждение.
Я чувствую себя так, будто попала в ловушку своего лица.
34
Мое тело вознесло меня вверх по лестнице, я едва заметила, как это произошло. И вот я на балконе, где толпятся хмурые люди, сжимая в руках кто пиво, кто сигареты. Вечеринка немного утомила меня. Я вспоминаю о Свинтусе и о сэндвиче, который собираюсь приготовить и съесть, когда вернусь, и задаюсь вопросом: что вообще я тут делаю. Наверняка мне хотелось почувствовать себя частью чего-то большого и пообщаться с другими людьми — собственно, технически я этим сейчас и занимаюсь. Уверена, опыт одиночества в толпе есть у каждого, он общий для всех. Этот парень на кухне напомнил мне одного придурка, с которым я встречалась и который заласкивал меня до крови. Я то и дело просила его быть помягче, помягче, помягче, но он отвечал, что и так все делает мягко. На что я только смеялась и говорила: «Ой, прости, это же твоя вагина?» Конечно, он не отвечал. Хотя, если бы и отвечал, уверена, реакция была бы одна.
Моя.
Потому что, несмотря на мой более чем двадцатилетний интимный, телесный, вагинальный опыт, процесс приобретения которого, кстати, мне всегда очень нравился, и я всегда с радостью делилась его подробностями, большинство мужчин, которые взаимодействовали с моим телом и / или моей вагиной, ничего не хотели знать о нем. Особенно когда премудрость, которой я делилась в какой-то конкретный момент, сводилась к слову «нет» на то, что и как они со мной делали.
Мужчины, с которыми я встречалась, похоже, мечтают знать все о женщинах и их вагинах. Но при этом совершенно не желают узнавать, как и что именно нравится конкретной женщине и ее вагине. Более того, они совершенно не могут смириться с тем, что каждой вагине и каждой женщине нравится что-то свое. Нет двух одинаковых людей, одинаковых тел и одинаковых вагин.
В нашем мире существует великое множество гор и рек, цветов и вулканов, океанов и трав, снегов и ветров, молний и дождей, громов и солнц, облаков и закатов с восходами, и ничто не повторяется. Ничто.
Главное — пресечь желание поместить то, что невозможно понять, в клетку и заставить танцевать на потребу публики.
Я так устала быть женщиной, что мне кажется, будто никогда не смогу кончить так, как от меня требуют. Мне просто хочется снять свое тело, повесить его на крючок и глотнуть побольше воздуха, потому что каждое поглаживание, шепот, просьба, тычок, похлопывание, улыбка, сжатие, работа языком, поцелуи и вздохи ощущаются как борьба за территорию.