Иди за рекой - Рид Шелли

В свете осенней луны мы лежали в объятьях друг друга, истерзанные и выбившиеся из сил, и я, конечно, не могла такого предположить, но ребенок наш в это время уже начал расти.

Глава девятая

На следующий день я пришла обратно домой – обессиленная бессонной ночью и долгой дорогой до лесной хижины и назад – за несколько минут до того, как папа с Сетом вернулись с перегона коров Оукли. Уил проводил меня через заднюю калитку до начала сада, поцеловал на прощанье и исчез среди деревьев. Я мечтательно зашагала по двору, едва ли отдавая себе отчет в том, что мои ноги оставляют следы на земле, пока резкий, как удар хлыста, звук папиного грузовика, приближающегося по подъездной дороге, не вернул меня к реальности. Я проскользнула через кухонную дверь, сбросила куртку и грязные ботинки, связала растрепанные волосы в хвостик и в спешке поставила кипятить кастрюлю воды, еще даже не понимая, что я в нее положу. Слава богу, папа с Сетом разгружались неторопливо и что‐то еще доделывали в сарае, что осталось несделанным со вчерашнего дня. Я понимала, что мне влетит по первое число за то, что не собрала яйца и не задала с утра корма скоту. Я вспомнила подробности лжи, которую наплела дяде Огу, о том, что мне нужно было помочь заболевшей Коре, и приготовилась рассказывать сейчас эту легенду заново.

Когда папа с Сетом вошли, судя по всему, уставшие не меньше моего, на столе уже были сырные сэндвичи и холодный сладкий чай, в сковородке потрескивали стручки фасоли с луком, а в кастрюле кипела картошка. Мужчины сняли куртки, Сет пулей пролетел через кухню, и я, чтобы создать видимость бурной деятельности, помешала в сковородке. Спросила у папы, как прошел перегон, стараясь, чтобы голос звучал небрежно и мило – как будто девушка, которая задает вопрос, еще не стала полностью преобразившейся женщиной. Он ворчливо буркнул, что “одну потеряли”, и вышел из кухни, предоставив мне гадать, корова просто потерялась или погибла, и из‐за чего. Я не помнила такого случая, чтобы папа не перегнал все стадо на зимнее пастбище целым и невредимым, неважно, для Оукли он перегонял или для Митчеллов, или его просто кто‐нибудь нанимал. Интуиция подсказала мне (и не обманула), что коровы недосчитались из‐за Сета.

Первым на кухню вернулся папа, за ним Сет, оба сели за стол. Время обеда давно прошло, да и перегон дался им непросто, поэтому они были страшно голодные и проглатывали буквально все, что бы я перед ними ни поставила.

Тут в кухню вкатился Ог и присвистнув воскликнул:

– Смотрите‐ка, кто вернулся!

Я в ужасе подняла глаза от мойки, где сливала картошку, и обнаружила, что Ог смотрит на меня. Внутри у меня все сжалось, но снова ожило, когда я увидела, что все внимание папы и Сета по‐прежнему сосредоточено на еде и оба явно приняли комментарий Ога на свой счет. Дрожащими руками я принялась давить недоваренную картошку с маслом и молоком.

– Не лучший наш перегон, – сказал папа, мельком глянув на Сета.

– Давай уж, говори! – подзадорил его Сет, но папа только положил себе в тарелку еще фасоли и молча продолжил есть.

Дядя Ог взял себе еды и переводил взгляд с папы на Сета и обратно на папу, с азартом наблюдая за их молчаливой ссорой. Я поставила на стол картошку, отчаянно надеясь найти предлог, чтобы не садиться. Но я была такая голодная, что тело будто само усадило меня за стол и стало накладывать еду на тарелку, не спросив разрешения у мозга. У Уила в хижине был запас свинины с фасолью, на завтрак мы с ним разделили, не разогревая, одну банку, но эти калории я уже давным-давно сожгла.

Я старалась есть изящно и пыталась придумать, что бы такое сказать, не выдав собственного волнения, чтобы отвлечь всех от противостояния папы и Сета, но ничего толкового в голову не приходило.

– Что, мадама, интереснее поймать индейца, чем заплутавшую корову, да? – поддел Сета Ог.

Сет ударил обеими ладонями по столу с такой силой, что посуда подскочила, и чай расплескался из стаканов. Он вскочил, с грохотом опрокинув стул, ринулся к двери и по дороге пнул инвалидное кресло. Ог дернулся и воспользовался удачной возможностью разразиться хриплым издевательским хохотом.

Папа проводил Сета взглядом, покачал головой и сердито ответил Огу:

– Именно. Тельца нам упустил.

Плакаты о розыске с описанием Уила и обещанием награды в двадцать долларов по‐прежнему были развешены по Айоле. Насколько я знала, они висели и в соседних Сапинеро и Себолле, а может, даже в Ганнисоне и еще дальше. Оставалось только гадать, сколько еще мужчин, которые ничего не знают об Уиле, повсюду его разыскивают. Я попыталась сменить тему, но истина и выбранный момент были не на моей стороне.

– Пап, извини, что пюре с комочками, – отважилась я.

Он всего лишь пожал плечами и поднес ко рту очередную ложку, как бы говоря – на своем особом безмолвном языке, – что с едой все нормально.

– Так бывает с картошкой, когда слишком торопишься, – сказал Ог.

У меня оборвалось сердце – он отчетливо намекнул на то, что я вернулась домой с опозданием. Я почувствовала, как с моего секрета отрывается первый тонкий слой.

– Кстати, как себя чувствует бедняжка Кора? – спросил Ог сладким голосом, поглядывая то на папу, то на меня. Притворная вежливость вопроса и то, как дядя склонил голову в напускном сочувствии, повергло меня в еще больший ужас. Он знал.

Папа удивленно посмотрел на меня, и я в ответ уставилась на него немигающими глазами. Собственная ложь накрыла меня, как накрывает енота свет фар несущегося грузовика. И в довершение всех бед – в губительное довершение, как потом обнаружится, – в этот самый момент в кухню вернулся Сет, который схватил свою куртку и направился было к задней двери, но тут заметил, как папа и Ог на меня смотрят, и остановился.

– Все хворает, – выдавила я из себя чуть слышно.

– Как это мило было с твоей стороны – целую ночь за ней ухаживать, – обрушил Ог последний, сокрушительный удар по моей легенде.

Я подняла со стола стакан с чаем, поровнее прижала его к губам и сделала глоток, глядя на папины сведенные к переносице брови.

– Кора не хворает, – сказал он, и у меня все внутренности разом перевернулись. – Она ждала нас внизу на пастбище – помогла собрать лошадей и собак. Выглядела здоровой.

Сет следил за разыгрывающейся сценой от задней двери, медленно просовывая в куртку сначала одну руку, потом другую и ни на секунду не отрывая от меня глаз.

Я предприняла последнюю попытку спасти свой план. Я говорила слишком много, нервно и глупо, рассказывала, как после завтрака Коре резко полегчало, но всю ночь она металась в жару, стенала и звала во сне Иисуса, но утром печенье и бекон поставили ее на ноги.

Ог крякнул, и тут случилось невероятное: будто бросая мне спасательный круг после того, как только что раскачал лодку моей лжи, он вдруг протянул скрипучим голосом:

– Бекон эта бабенка обожает, что правда, то правда.

Папа еще какое‐то время раздумывал над загадкой, а потом велел мне задать корм курам и снова принялся за еду. Сет по‐прежнему пристально смотрел на меня с дальнего конца кухни, и лицо его потихоньку расплывалось в улыбке. Он быстро дернул молнию на куртке и выскочил в заднюю дверь – она захлопнулась за ним со звуком ружейного выстрела.

Я чувствовала на себе взгляд Ога. Если бы я на него посмотрела, то, возможно, увидела бы в его глазах слабый отблеск раскаяния, но я не решилась поднять головы. Аппетит пропал. Я встала, водрузила наполовину полную тарелку на пирамиду грязной посуды со стола и пошла к раковине – приниматься за мытье.

Со стороны сарая раздалось яростное рычание родстера, который заводил Сет. Автомобиль тарахтел, а Сет снова и снова поддавал газу, будто нарочно испытывая мои нервы. Когда в окне над раковиной показался желтый капот, я не сразу сообразила, что к чему. В последнее время Сет просто помешался на своей машине, они с Холденом Оукли и Форрестом Дэвисом частенько ковырялись под крышкой капота, шумные и грязные, с “лаки страйками”, свисающими с губ. Годы напролет я наблюдала, как Сет возится со сломанным двигателем, и не представляла, что когда‐нибудь машина действительно сдвинется с места. И вот она медленно проехала мимо кухонного окна, Сет, сгорбившись за рулем и триумфально на меня посматривая, приложил руку ко лбу и с издевкой отдал мне честь. Потом притормозил и взревел двигателем с таким оглушительным крещендо, что папа бросился к двери, а Ог за столом завопил, – и наконец автомобиль пустился прочь по дороге, оставив за собой облако пыльного выхлопа и следы, похожие на две глубокие царапины от когтей.